Пожалуй, помимо указанных выше теорий, можно упомянуть еще одну, правда, относящуюся не столько к демографии, сколько к развитию и угасанию наций и народов — теорию этногенеза Л.Гумилева. Если попытаться ее пересказать в двух словах, то она уподобляет развитие и, соответственно, демографические тенденции жизни любого народа или нации рождению и жизни человека или звезды. Сначала, после зарождения народа или нации, идет период детства, затем — молодость, зрелость и старость. Развитие нации сопровождается вспышками — выбросами энергии. Затем эта активность постепенно угасает, хотя демографические вспышки могут время от времени еще происходить. И, наконец, начинается период постепенного старения и смерти нации, при среднем сроке ее жизни — около 1500 лет ([15] с.259, 407–110). Теория, конечно, красивая. Но она, к сожалению, никак не объясняет, почему демографические вспышки происходят именно в те, а не в другие периоды, поэтому мало что дает в плане их объяснения. Не говоря уже о том, что «продолжительность жизни» отдельных наций уж очень сильно отличается от того среднего уровня, который был принят Л.Гумилевым (1500 лет). Например, евреи, армяне, китайцы, баски существуют как нации или народы уже порядка 3–4 тысяч лет, то есть, переводя на человеческий возраст, являются столетними или даже 200-летними стариками. Но, несмотря на это, никто из них пока и не думает стареть или умирать. С другой стороны, можно привести много примеров, когда народы исчезали, не успев прожить и нескольких столетий. У исландской нации сразу после «детства», продолжавшегося порядка 2 столетий, наступил длительный 700-летний период «старости», а уже затем наступило что-то вроде «зрелости». Конечно, могут возразить: Исландию колонизировали норвежцы, а у норвежской нации к XIII–XV вв. уже могли закончиться и «детство», и «молодость»; а, например, китайская нация в ходе своей эволюции в течение трех тысячелетий могла как бы получить второе рождение. Но в таком случае четко сказать, в какой фазе или в каком возрасте — детском, юношеском, зрелом или старческом — находится та или иная нация, невозможно. Поэтому, хотя в самой теории Л.Гумилева как теории образования наций, возможно, и содержится большой смысл, тем не менее, следует признать, что она, к сожалению, не может нам сколько-нибудь серьезно помочь в понимании тех явлений демографической истории, о которых идет речь. Демография — точная наука, как и экономика, и она требует точного подхода.
Итак, мы убедились в том, что ни одна из существующих на сегодняшний момент теорий не может объяснить те резкие и длительные снижения рождаемости, которые происходили в истории античности и позднего средневековья и фактически имели всеобщий характер, охватывая большинство стран, наций и народов, проживавших в Средиземноморье или в Европе. Не могут они быть объяснены и какими-то простыми причинами, типа резких изменений климата. Как, например, указывал Ж.Дюби, демографический кризис в Европе начался в XIII в. в самый благоприятный в климатическом отношении период и задолго до ухудшения климата, произошедшего лишь спустя несколько столетий ([210] р.34). Кроме того, как видно на примере Финляндии, Канады и России, высокая рождаемость и быстрый рост населения могут иметь место и в условиях сурового климата.
Для того чтобы понять действительную причину указанных явлений, нужно вернуться к тем вопросам, которые были освещены в предыдущей главе. Мы видим, что в античности демографический кризис (Греция IV–III вв. до н. э.) начался тогда, когда началось формирование глобальной рыночной экономики, то есть общего рынка государств Средиземноморья. И он продолжился в других странах (в Италии начиная приблизительно с I в. до н. э., в Испании, Галлии и римской Африке — примерно начиная со II в. н. э., в Британии — примерно с IV в. н. э.), по мере того как соответствующие страны или территории оказывались втянутыми в этот общий рынок. То же самое происходило в Европе, начиная с XIII в. Демографический кризис, охвативший почти все европейские страны с конца XIII в. до конца XV в., совпал с формированием общего рынка в Европе. Затем этот кризис прекратился — население везде стало опять быстро расти — и это совпало с 60-летним военным противостоянием Испании и Франции, нарушившим в этот период формирование общего рынка (см. предыдущую главу и комментарии к ней). Военный конфликт закончился в 1557 г., и начиная с 1560-х годов до середины или конца XVII века почти во всех странах Европы опять начался затяжной демографический кризис, совпавший с ростом и укреплением глобальной рыночной экономики.
Читатель может спросить: каким образом участие или неучастие страны в общем рынке может влиять на сознательное ограничение рождаемости (а речь идет именно об этом), то есть на решения, принимаемые индивидуально миллионами людей. Я постараюсь подробно осветить этот вопрос в главе XI. Что касается в целом вопроса о возможности экономики влиять на действия миллионов людей, то в этом нет никаких сомнений. В современном мире очень многие решения каждого человека, будь то выбор специальности или работы, вступление в брак, смена места жительства и т. д., принимаются прежде всего с учетом экономических реалий или являются непосредственным следствием этих реалий. Но было бы иллюзией полагать, что 500 или 2000 лет назад было как-то по-другому. Наоборот, тогда от экономических реалий зависел не просто уровень благосостояния людей, как в наши дни, а сама возможность их существования и выживания — например, в случае взлета цен на хлеб и массового голода. Поэтому если разобраться, то для большинства людей, как сегодня, так и во все времена, абстрактными как раз были войны, пока они, разумеется, не коснулись каждого конкретно. А вот цены товаров в магазине или на рынке, возможность получить работу, повышение или снижение зарплаты и другие экономические вопросы для всех людей всегда были очень даже конкретными.
Это, доказать очень легко: например, США за последние несколько десятилетий много раз вели войны с применением и ядерного, и химического оружия массового уничтожения; разрушались города и уничтожалось десятками и сотнями тысяч мирное население в Японии, Корее, Вьетнаме, Югославии, Ираке. Между тем, популярность американских президентов в самих США от этого всегда очень слабо зависела, определяясь в основном тем, насколько успешной была их экономическая политика внутри страны. За все время участия США в войнах в последние десятилетия там не было ни одной по-настоящему массовой кампании протеста против этих войн, зато там было много массовых движений по экономическим вопросам: взять хотя бы массовые демонстрации нелегальных иммигрантов из Латинской Америки, в которых в начале XXI в. участвовали в общей сложности миллионы нелегальных иммигрантов. Американское население вряд ли является исключением, то же самое можно было бы сказать и о любой другой нации. В Венгрии достаточно было одной неосторожной фразы премьер-министра об истинном экономическом положении страны, как это вызвало осенью 2006 г. многотысячные демонстрации и митинги протеста, не утихавшие несколько месяцев — при том, что, например, массированные бомбежки НАТО соседней Югославии в 1999 г., в Венгрии (которая расположена в 200 км от Белграда) не вызывали никаких эмоций населения. Точно так же, можно без тени сомнения утверждать, что большинство жителей Римской империи были абсолютно безразличны к внешним войнам, пока они шли на чужой территории, зато их по-настоящему волновали текущие экономические проблемы, с которыми они ежедневно сталкивались.
То же самое касается деяний правителей, императоров и «сильных мира сего». Население в Римской империи, конечно, могло с интересом слушать и пересказывать сплетни про императоров, а современные американцы с таким же интересом могли следить в новостях за сексуальными похождениями президента Билла Клинтона или за скандальными разоблачениями внешней политики президента Джорджа Буша-младшего. Но все эти сплетни и разоблачения не оказывали ни малейшего влияния на конкретные поступки сотен миллионов жителей этих государств в их собственной жизни и принимаемые ими решения, включая решение о том, заводить ли им семью и детей. Поэтому, хотя 80–90 % исторической литературы посвящено именно описанию войн, действий и поступков «сильных мира сего», а также чистоты постельного белья, на котором они спали, и интригам, которые плело их окружение, но это были как раз те проблемы, которые менее всего волновали подавляющую часть их подданных. Намного больше и в современном мире, и в Римской империи, и в XVII в. в Западной Европе большинство людей волновали проблемы о хлебе насущном. А они напрямую зависели от тех процессов глобализации в экономике, которые были описаны в предыдущей главе и которые происходят и в настоящее время. Именно они определяли, засыпали ли люди каждый день с чувством уверенности в завтрашнем дне, или же они жили в постоянном напряжении, ожидая то голода, то резкого взлета цен, то массовой безработицы, то экономического кризиса, готовые при необходимости сняться с насиженного места и отправиться туда, где жизнь лучше, и солнце ярче светит.
