Я смотрела на следы молока на ее чашке с холодным чаем. Если не считать чашки, ее стол был совершенно пуст.

– Что, например, – продолжила она, поворачиваясь ко мне и быстро взглянув на часы над дверью, – твои родители думают об этой идее? Готовы ли они поддержать тебя в этом решении?

Я не говорила об этом маме и папе. Они с трудом могли поверить, что я вообще начала учиться в школе; отец жаловался на стоимость униформы, а мать села на диван, обхватила голову руками и заплакала. Поначалу я обрадовалась, предполагая, что она была горда моими достижениями, но она все продолжала рыдать, и я спросила ее, что не так, тогда она сказала: «Теперь все будет по-другому. Это отнимет тебя у нас». А потом по большей части они жаловались, что я слишком долго занимаюсь в своей спальне, вместо того чтобы разговаривать с ними.

Я посмотрела на мисс Монктон.

– Они прямо позади меня, – объявила я.

В эти осенние дни, когда трава колышется на ветру, а волны звучат словно взволнованное дыхание, я смотрю через поля на море и вспоминаю, что однажды чувствовала сильные и потаенные вещи, прямо как ты, Патрик. Надеюсь, что ты это поймешь и сможешь простить.

Весна 1957 года. Том закончил национальную службу, но все еще был в отъезде. Он готовился стать полицейским. Я часто с волнением думала о его службе в армии. Это казалось таким смелым, взрослым поступком. Я не знала никого, кто бы мог такое сделать. Дома полиция была, скорее, подозрительной – не врагом, а неизвестной переменной. Я понимала, что как полицейский Том будет жить другой жизнью, отличающейся от жизни наших родителей, более смелой и могущественной.

Я училась в педагогическом колледже в Чичестере, но все же довольно часто виделась с Сильви, хотя она больше увлекалась Роем. Однажды подруга попросила меня пойти с ней на каток, но, когда я добралась туда, увидела, что она пришла с Роем и другим мальчиком, по имени Тони, который работал с Роем в гараже. Тони, похоже, не мог много говорить. Во всяком случае, не со мной. Иногда он выкрикивал комментарий Рою, пока мы катались, но Рой не всегда обращал на него внимание. Это было потому, что его глаза смотрели лишь в глаза Сильвии. Казалось, он не мог смотреть больше никуда, даже вперед. Тони не держал меня за руку, когда мы катались по кругу, и мне удалось несколько раз опередить его. Катаясь на коньках, я подумала об улыбке, которую подарил мне Том в тот день, когда объявил, что уходит служить в армию; как его верхняя губа приподнялась и обнажила зубы, а глаза сузились. Когда мы остановились, чтобы выпить кока-колы, Тони мне не улыбнулся. Он спросил, когда я окончу школу, и я сказала: «Никогда – я буду учителем», – а он посмотрел на дверь, как будто хотел пройти сквозь нее.

Однажды солнечным днем, вскоре после этого, мы с Сильви пошли в Престон-парк, сели на скамейку под вязами, красивыми и ржавыми, и она объявила о своей помолвке с Роем.

– Мы очень счастливы, – заявила она, почти незаметно улыбнувшись.

Я спросила ее, были ли они близки с Роем, но она покачала головой и снова улыбнулась.

Долгое время мы просто наблюдали за людьми, гулявшими на солнышке со своими собаками и детьми. Некоторые несли в руках рожки с мороженым из кафе «Ротонда». Ни у Сильви, ни у меня не было на него денег, а Сильви все еще молчала, поэтому я спросила ее:

– Как далеко вы зашли?

Сильви оглядела парк, нетерпеливо покачивая правой ногой вперед-назад.

– Я же говорила тебе, – сказала она.

– Нет, не говорила.

– Я влюблена в него, – заявила она, протягивая руки и закрывая глаза. – Действительно влюблена.

Мне было трудно в это поверить. Рой выглядел неплохо, но он так много говорил ни о чем. К тому же он был очень худым. Его плечи не выглядели так, как будто они вообще могли выдержать какой-либо вес.

– Ты не знаешь, на что это похоже, – сказала Сильви, моргая, глядя на меня. – Я люблю Роя, и мы собираемся пожениться.

Я смотрела на траву под ногами. Конечно, я не могла сказать Сильви: «Я точно знаю, на что это похоже, я влюблена в твоего брата». Знаю, что я высмеяла бы любого, кто был бы влюблен в одного из моих братьев, так почему Сильви должна была поступить по-другому?

– Я имею в виду, – сказала она, глядя прямо на меня, – я знаю, что ты влюблена в Тома. Но это не одно и то же.

Кровь прилила к шее и ушам.

– Том не такой, Марион, – сказала Сильви.

На мгновение я подумала о том, чтобы встать и уйти. Но ноги дрожали, а рот застыл в улыбке.

Сильви кивнула проходившему мимо подростку с большим рожком в руке.

– Жаль, что у меня нет такого, – громко сказала она. Мальчик повернул голову и бросил на нее быстрый взгляд, но она отвернулась ко мне и нежно ущипнула за предплечье.

– Ты не против, что я это сказала, не так ли? – спросила она.

Я не могла ответить. Думаю, мне удалось кивнуть. Униженная и сбитая с толку, все, чего я хотела, – это вернуться домой и хорошенько подумать о том, что сказала Сильви. Мои эмоции, должно быть, отразились на лице, потому что через некоторое время Сильви прошептала мне на ухо:

– Я расскажу тебе о Рое.

Я все еще не могла ответить, но она продолжала:

– Я позволила ему прикоснуться ко мне.

Мой взгляд переместился на нее. Она облизнула губы и посмотрела в небо.

– Это было странно, – сказала она. – Я не чувствовала ничего особенного, только страх.

Я пристально посмотрела на нее.

– Где? – спросила я.

– Позади отеля «Регент»…

– Нет, – сказала я. – Где он прикоснулся к тебе?

Некоторое время она изучала мое лицо и, видя, что я не шучу, ответила.

– Знаешь, он положил руку туда, – бросила она быстрый взгляд на мои колени. – Но я сказала ему, что с остальным придется подождать, пока мы не поженимся.

Она растянулась на сиденье.

– Я бы не прочь пройти весь путь, но тогда он не женится на мне, не так ли?

В ту ночь, перед сном, я долго думала о том, что сказала Сильви. Снова и снова переосмысливала эту сцену: мы вдвоем сидим на скамейке, Сильви вытягивает свои тощие ноги и вздыхает, когда говорит: «Я позволила ему прикоснуться ко мне». Я снова пыталась вспомнить ее слова, чтобы слышать ясно, отчетливо. Я пыталась найти правильный смысл в том, что она сказала о Томе. Но как бы я ни меняла формулировку, все это не имело для меня особого смысла. Когда я лежала на кровати в темноте, слушая кашель матери и молчание отца, вдыхая запах простыни, натянутой до носа, я подумала, что она не знает его так, как я. Я знаю, какой он на самом деле.

Моя учительская жизнь началась в церкви Святого Луки. Я изо всех сил старалась выбросить из головы комментарий Сильви и окончила колледж, представляя, как Том будет гордиться мной, узнав, что я стала учительницей. У меня не было оснований думать, что он будет мной гордиться, но это не мешало представлять, как он возвращается домой с полицейской подготовки и идет по тропинке семьи Берджесс: его куртка небрежно перекинута через плечо, а он что-то тихонько насвистывает. Он берет Сильви на руки и крутит ее (в моих фантазиях брат и сестра были лучшими друзьями), затем заходит в дом, чмокает миссис Берджесс в щеку и вручает ей подарок, который тщательно подобрал (Attar of Roses «Коти» или что-то более пикантное, «Шалимар»), а мистер Берджесс стоит в гостиной и пожимает сыну руку, заставляя его краснеть от удовольствия. Только тогда он садится за стол, на котором чайник и торт «Мадейра», поставленные перед ним, и спрашивает, знает ли кто-нибудь, как я поживаю. Сильви отвечает: «Она теперь школьная учительница. Честно говоря, Том, ты вряд ли ее узнаешь». И Том улыбается тайной улыбкой и кивает; он глотает чай, качая головой, и говорит: «Я всегда знал, что она способна на что-то хорошее».

Эта фантазия была у меня в голове, когда я шла по Квинс-Парк-роуд в утро первого дня моей новой работы. Хотя кровь бурлила в моих конечностях, а ноги готовы были подвернуться в любой момент, я шла как можно медленнее, чтобы не вспотеть. Я убедила себя, что, как только начнется семестр, станет холодно и, возможно, влажно, поэтому надела шерстяную жилетку и несла в руке толстый кардиган Fair Isle[11]. На самом деле утро было пугающе ярким. Солнце освещало высокую школьную колокольню и ярко подсвечивало красные кирпичи, и все оконные стекла смотрели на меня, когда я проходила через ворота.