И Хоо, и путники поведали друг другу свои истории урывками, за работой – спасение корабля было куда важнее. Прежде всего предстояло остановить неуправляемый дрейф «Хернинга», слишком уж близко оказался берег. Хлопал оборванный штаг, а треснувшую мачту нужно было срочно укрепить. Из трюма достали два бруса и примотали их к мачте канатами – в таком виде она продержится дольше.
Всех поражала сила Хоо. Подняв на плечи Тауно и Нильса, он держал их, пока они работали на мачте, и без его помощи измученным мужчинам вряд ли оказалось бы по силам вновь поднять тяжелую рею с намокшим парусом и заново натянуть шкоты. А если бы могучий Хоо не сменил их потом у помпы, трюм наверняка заполнился бы водой.
Но куда более поразительным оказалась его опытность в морском деле. Сперва он объяснил новым товарищам смысл каждой команды, потом заставил потренироваться в их выполнении и лишь потом, заметив яростный прибой на рифах, встал к штурвалу. И свершилось чудо – истерзанный бурей, протекающий и неповоротливый шлюп ожил в его руках. Рифы были уже совсем близко, но ему удалось миновать эту западню, потом другую, третью. Судно осталось на плаву и даже сумело отойти от берега подальше в море.
И шторм, словно догадавшись, что суденышко ему уже не достанется, унесся прочь.
3
– Да, дело пошло на лад, – пробасил Хоо. – Вы хорошо поработали, но теперь надо залатать это старое корыто, или оно на полпути потонет.
В трюме отыскался запас пакли. Вообще-то, корабли для такой операции кренгуют – кладут на мелководье на борт, – но уж больно малочисленный был у Тауно экипаж, к тому же они не осмеливались подходить к берегу. Там их могли попытаться убить – и не столько из-за чужой внешности морских людей, сколько из-за золота. Брат с сестрой спрыгнули вместе с селкаем в море и принялись забивать паклей многочисленные трещины ниже ватерлинии. Конечно, их следовало бы потом просмолить снаружи, но, поскольку в море это было сделать невозможно, Ингеборг затопила печь и стала подносить Нильсу котелки с горячей смолой, которой тот смолил щели изнутри. На этот труд ушло два дня, зато теперь, хотя корпус «Хернинга» все еще протекал, ослабев после бури, требовалось лишь время от времени откачивать из трюма немного воды, и Хоо решил, что корабль выдержит оставшийся путь.
Когда его спутники впервые за несколько дней насладились долгим сном и отдохнули, он собрал их на палубе. Занимался тихий день, вода стояла неподвижная как зеркало. По голубому небу плыло несколько белоснежных, словно крылья кружащихся в нем чаек, облачков. Воздух быстро теплел. Справа по борту, у самого горизонта, полоской суши виднелась Ирландия.
Тауно и Эйян растянулись на теплых досках палубы, подставив солнцу свои прекрасные обнаженные тела. Ингеборг тоже сбросила с себя всю грязную одежду, повесив ее сушиться. Нильс тоже сушил одежду, но, в отличие от Ингеборг, кутался в плащ и не садился. Когда его взгляд касался женских тел, на щеках парня вспыхивал румянец.
Хоо расположился перед ними. При дневном свете его неуклюжее тело казалось гротескно громоздким.
– По-моему, – начал он хриплым кашляющим голосом, – не стоит возвращаться, огибая Шотландию, а потом через Северное море. Корабль приходится непрерывно латать. Лучше, если мы спустимся в Ирландское море, проплывем через Английский пролив, а потом направимся мимо Фризских островов к Дании. Путь удлинится ненамного, но станет безопаснее. Берег все время будет неподалеку, и коли случится худшее, мы сумеем помочь людям добраться живыми до суши.
– Сможешь ли ты отыскать дорогу? – спросил Тауно. – Никто из нас эти воды не знает.
– Да, смогу. И еще подскажу, от каких кораблей следует удирать во весь дух, едва завидев верхушки их мачт. У короля Англии есть капитаны похуже пиратов.
Эйян подняла голову и пристально посмотрела на Хоо.
– Ты спас наш корабль от крушения, – негромко произнесла она, – и согласился доставить нас домой. Какую награду за это ты просишь?
Хоо набрал воздуха в огромную грудь, замер, словно был не в силах произнести ни слова, потом проревел:
– Ингеборг!
– Что? – воскликнула женщина. Согнув ноги, она прикрыла коленями грудь, крепко обхватила их левой рукой, а дрожащей правой сотворила в воздухе крест.
Селкай протянул к ней руки. Все его тело вздрагивало.
– Только пока мы плывем… – пробормотал он, запинаясь. – Только пока мы в море. Я буду нежен с тобой, обещаю. О, как долго я был одинок…
Ингеборг перевела взгляд на Тауно. Тот стоял, нахмурившись.
– Ты очень много сделала для нас, Ингеборг, – сказал он. – Мы не можем тебя принуждать.
Женщина не отрывала глаз от Тауно. Все молчали. Наконец Хоо стряхнул с себя оцепенение, его плечи поникли.
– Да, конечно же, я урод, – пробормотал он. – Я остался бы с вами, но видеть ее каждый день и… Прощайте. Думаю, вы доберетесь до дома и без меня. Удачи вам.
Он шагнул к борту. Ингеборг вскочила.
– Нет, подожди, – воскликнула она, подбегая к Хоо. Тот остановился и ахнул, когда женщина взяла его огромную когтистую лапу. – Прости, – сказала Ингеборг. Голос ее дрогнул, в глазах выступили слезы. – Я просто испугалась, понимаешь? Конечно же, я…
Селкай расхохотался лающим смехом и стиснул ее в медвежьих объятиях. Женщина взвыла от боли, он тут же выпустил ее.
– Прости меня, – взмолился Хоо. – Я забыл. Я буду нежен, обещаю.
Побледневший Нильс шагнул вперед.
– Нет, Ингеборг, не надо. Наши души и так отягощены грехом, а ты…
Ингеборг громко рассмеялась.
– Ты же знаешь, кто я такая, – резко возразила она. – Для меня такое не в новинку… верно?
Эйян поднялась и, положив ладонь на плечо Нильса, что-то прошептала в светлые локоны над ухом парня. Тот ахнул.
Тауно тоже встал и пристально вгляделся в глаза Хоо.
– Ты будешь с ней нежен, – произнес он, поглаживая рукоятку ножа.
* * *
Лето перевалило за половину, ночи становились все длиннее и темнее, но эта ночь оказалась ясной, а бесчисленные звезды давали достаточно света для глаз Тауно и Эйян. Шлюп плыл, подгоняемый бризом, который морщил воды пролива мелкими волнами, с шорохом ложившимися под нос корабля. Время от времени похлопывал край паруса, поскрипывал блок или доска – негромкие звуки, почти не нарушавшие тишины… пока ее не разорвал восторженный рев Хоо.
Позднее он вышел и встал на носу рядом с Ингеборг. Тауно правил у штурвала, Эйян дежурила в «вороньем гнезде», но никто из них не проявлял к парочке на носу открытого интереса.
– Спасибо тебе, милая, – застенчиво произнес селкай.
– Ты свое уже получил, – ответила женщина, кивнув на темноту под носовой надстройкой.
– Могу я пойти с тобой снова?
– Незачем. Уговор есть уговор.
Взгляд Хоо не отрывался от воды, пальцы стиснули доски борта.
– Я тебе совсем не нравлюсь?
– Я вовсе не это хотела сказать, – возразила она. Ее пальцы медленно скользнули вдоль борта и легли на руку Хоо. – Ты наш спаситель, и… обращался со мной куда лучше многих из тех, кого я помню. Но мы из племени смертных и живем недолго. Какая между нами может быть близость?
– Но я видел, как ты увивалась вокруг Тауно.
– А почему бы тебе не попытать счастья с Эйян? – торопливо отозвалась Ингеборг. – Она прекрасна по сравнению с моей невзрачностью, к тому же близка к вашему миру и, по-моему, насладится гораздо больше, чем… но не думай, что я сожалею, Хоо.
– Ты привыкнешь к моему запаху, – с горечью пообещал он.
– Но почему ты выбрал именно меня?
Хоо долго молчал, потом повернулся к ней, сжав кулаки, и ответил:
– Потому что ты настоящая женщина, а не наполовину дочь моря.
Она подняла на него глаза, ее напрягшееся было тело начало расслабляться.
– Мой народ убивал твой народ.
– То было сотни лет назад. На земле о нас давным-давно позабыли. Я живу мирно возле Сула-Сгейра, и говорят со мной только ветер, волны и чайки, а соседи мои – медузы да ракушки. Мой покой нарушают только бури да акулы, а зима сменяет зиму, и иногда становится так тоскливо, понимаешь?