– Вот и молчи про домик, наши это деньги.
– Что думаешь дальше делать? – спросил Семен, когда гость сел за стол. – Здесь останешься или дальше подашься?
– Хватит, наскитался, здесь хочу окопаться. В район поеду, там и работы больше, устроюсь какой-нибудь склад сторожить или на лесопилку пойду. Пожить хочется по-человечески, – Николай вспомнил Лиду, которая, как ему показалось, не изменилась, только строже стала. Хотелось ему ради нее преобразиться, приехать к ней уже в другом виде.
– Ну и правильно, здесь-то тебе негде жить, домик продан…
– Я знаю, не бойся, денег не требую, свои есть, заработанные, было бы на кого тратить, а мне-то много не надо.
– Ну, ты сам виноват, не приехал тогда…
Николай промолчал, и не стал говорить, что был он тогда тяжело болен и лежал в больнице, кое-как оклемался.
– Тебе, Коля, зубы вставить бы, – осторожно намекнул хозяин, – а то вид не ахти какой. Дорого это, денег надо заработать.
– Зубы подождут, ты мне лучше могилку матери покажи.
_______________________
Через неделю Николай вошел в небольшой стоматологический центр, растерянно оглядываясь и не зная, к кому подойти.
– Кира Сергеевна, что это у вас тут посторонние? – полноватый мужчина в белом халате брезгливо посмотрел на Николая. – Кто впустил?
– Так пациент это, записывается зубы вставлять, к вам, между прочим.
Полноватый доктор усмехнулся: – А деньги у него есть хотя бы на один зуб? – он еще раз взглянул на Николая и проворчал: – Ходят тут всякие.
– Погоди, доктор, – Николай окликнул врача, который задел обидными словами и пошел за ним. А когда тот обернулся, сказал тихо: – За зубы я заплачу, а вот тебе, грубиян, денег я не дам!
У окошечка регистратуры Николай попросил записать его к другому врачу.
– А у нас только два доктора, второй молодой специалист Дмитрий Романович.
– Вот и давай к нему.
Через две недели Кира Сергеевна показала тому полноватому доктору сумму, которую оплатил Николай: – Гляньте, Юрий Львович, какую сумму оставил тот пациент, и еще благодарность написал Дмитрию Романовичу. – Юрий Львович моргнул, словно хотел убедиться в весомости цифр. Ничего не сказав, пошел в кабинет.
________________________
Парикмахерская, на входе которой ляписто написано «салон красоты», встретила Николая стойким запахом лаков, шампуней, музыкой, доносившейся из радиоприемника и разговорами мастеров и клиентов.
– Тебе чего? – женщина лет пятидесяти, с выкрашенными в рыжий цвет волосами, в очках, властно обратилась к нему. Ее статная фигура выделялась на фоне других мастеров.
– Мне бы подстричься.
– Ну, жди тогда, и плащ скинь, вон вешалка.
Женщина была громкоголосой, казалась на вид суровой, но надменности в ней не было.
Молоденькая парикмахерша, освободившись, увидела очередного клиента и нашла причину отказаться: – Марья Петровна, у меня перерыв, пусть другой кто-нибудь возьмет, – она указала на Николая.
– Ладно, симулянтка, иди, отдыхай. – Разрешила она и снова обратилась к Николаю: – Я бы тебя подстригла, но позже, клиентка у меня.
– Марья Петровна, я возьму, – Николай увидел девушку, как ему показалось, лет тридцати.
– Хорошо, Вера.
– Пойдемте, – она позвала мужчину в самый дальний закуток салона. – Как будем стричься? – спросила девушка.
Николай даже улыбнулся от этого вопроса. – Убери вот это все, – он показал на лохматую шевелюру, пестрившую сединой. – Придумай, как подстричь.
– Хорошо, – мастер усердно взялась за дело. Волосы падали на пол, появилась аккуратная стрижка, изменившая мужчину почти до неузнаваемости.
Он показал на бороду: – Это тоже надо убрать, совсем убрать. Можно я сам сбрею? Прямо здесь.
– Можно, я сейчас принесу все, что нужно.
Через несколько минут мастер смотрела на Николая, как на другого человека. – Вам очень идет, вы изменились, намного моложе выглядите.
Мужчина коснулся щеки, погладил лицо: – Шрам не уберешь…
– Да что вы, он вам даже идет, шрамы украшают мужчин.
– Как тебя зовут?
– Вера.
– Спасибо, Вера. И за то, что стричь меня взялась, тоже спасибо.
Первой обратила внимание ярко-рыжая, громкоголосая Марья Петровна: – Вот это оперный театр! Вера, ты чего с ним сделала, как будто дет пятнадцать сбросил. – Она смотрела на Николая, который, даже в поношенном свитере, выглядел теперь гораздо моложе, взгляд стал теплее и смущеннее от нового образа.
Женщины тоже с интересом разглядывали клиента, а он натягивал на себя потертый плащ. – Приодеть так и ничего мужик. – Не унималась Марья Петровна. – А жена имеется? Если нет, то лучше меня невесты не найти. – Все в парикмахерской рассмеялись. – Нет, ну правда, на человека стал похож, – продолжила она, – вот еще бы кожу свою лягушачью сбросил, – она указала на его брезентовый плащ, – и вообще не узнать.
Николай расплатился с Верой и тихо спросил: – Может, еще поможете? – он вопросительно смотрел на нее: – Мне бы одежду выбрать. И чтобы со стороны кто-то глянул, а то я не умею выбирать. Совсем не умею.
– Помогу. Завтра у меня выходной, можно сходить в торговый центр.
– Понимаешь, я хочу к одному человеку съездить, в прошлый раз напугал своим видом. Надо как-то приличнее одеться что ли.
– Не переживайте, сходим, купим все, что нужно.
Продавец указала на ряды костюмов. – Нет, мне бы чего попроще, не ходил я в галстуках, – смутился Николай.
Вера смотрела на мужчину, который, явно чувствовал себя не в своей тарелке, и подбадривала. – Здесь все так делают, примеряют, а потом выбирают, что подошло.
Остановились на джинсах, нескольких рубашках, футболках, пуловере и куртке стального цвета. Николай смотрел на себя в зеркало, привыкая к своему новому образу. – На, Верочка, расплатись на кассе, – он подал ей несколько купюр.
– Сдачу, сдачу возьмите, – Вера пыталась всунуть ему в руки деньги.
– Это тебе на конфеты, – крикнул он и побежал к подошедшему автобусу. В голове крутилась только одна мысль: «Лида, Лида, Лида». Хотелось приехать к ней не таким жалким, как он заявился тогда, хотелось поговорить с ней дольше. Он не надеялся на ее внезапную взаимность, но хотя бы предложить ей помощь, сколь позволяет здоровье. Почему-то за все эти годы не выветрились из его памяти их встречи. Он и сам не ожидал, что так сильно будет тосковать.
___________________________
– Прости меня, Лида, накуролесил я по жизни. И прости, что уехал тогда, считай, что бросил. – Николай снова сидел в той же времянке на том же месте, а Лида слушала его тягостный рассказ, все больше сочувствуя ему.
– Коля, жаль мне тебя, но из жалости я тебя не приму. Даже если каждый день будешь ездить ко мне, все равно не приму. Было время, любила тебя, выглядывала каждый день, писем ждала. Но это прошло. Новая любовь у меня была, с Михаилом мы хорошо жили, только ушел он рано.
Она посмотрела на него: – А ты изменился, не такой как в тот раз, и без бороды тебе лучше.
– Понятно, нечего мне тут делать, видно судьба такая: скитаться. – он тяжело поднялся, – прости, Лида, за все прости.
– Куда ты опять?
– Уеду я, неделю-другую и уеду. – плечи его снова опустились, он взял куртку и побрел к калитке.
– Стой, бродяга! – Лида побежала за ним, у самой калитки вцепилась в его куртку. – Что ты делаешь со своей жизнью? Вот куда ты поедешь? На работу ведь устроился, так живи в родных краях.
– А для чего жить? Ни детей, ни жены, ничего нет…
– Есть! – Лида со злостью вытерла набежавшие слезы, не хотелось ей плакать, а слезы все равно выступали. – Есть, ради чего жить! Аня – твоя дочь! Слышишь, ты, бродяга, твоя она дочка! Как ты мог подумать, что я могла сразу тебя забыть и с другим остаться?! Миша меня беременной взял, знал, что не его ребенок, а считал родным.
Николай прислонился к забору, словно обессиленный.
– И многие в деревне знали, что от тебя. Говорю это тебе не потому, что передумала, а потому что есть у тебя шанс внуков дождаться, Анюта замуж выходит. Вот и решай, бежать тебе от всего и от самого себя, или иной раз дочку навестить.