Когда мимо неё проходил Алёша, он даже не удивился. Обычная история в его подростковом мире. Он бы, наверное, так и прошёл мимо, если бы Олеся внезапно не заплакала.

– Ты чего? – он так удивился, что решил остановиться.

– Отстань, – Олеся вытирала ладонью щёку, ещё сильнее размазывая растёкшуюся тушь.

– Я-то отстану, а ревёшь-то чего?

– А то так не видно. Чего тут объяснять?! У меня на физиономии всё написано, – она гаркнула на него, как будто ворона, которую стая голубей прогнала от хлеба.

– Ну, и что?

– Ничего. Как я домой пойду!

Алёша заметил одежду девочки. Она была дорогая, и сумка модная. И кеды крутые. У них в районе таких магазинов не было.

– Ты чего тут забыла? – Алёша понял, что она приехала сюда из «другой жизни».

– Хотела приключений, – честно призналась Олеся и снова пустилась рыдать, – и скучно было.

– Капец, теперь весело стало.

Ответить на это у Олеси не было сил. Она опять убежала в кабинку, а когда вернулась, Алёши уже не было. «Блин, никогда больше пить не буду. Только бы домой прийти тихо. Отец меня прикончит на месте». Она моталась у гардероба и медленно натягивала шарф, пыталась засунуть рукава куртки в руки (именно рукава в руки, а не наоборот, наоборот было очень сложно), наконец застегнула замок и выползла на улицу. «Куда делись девчонки? Надо их найти». Но сама стояла и не двигалась с места. Сил не осталось, она пыталась вызвать такси, но не получилось. Пальцы не слушались, голова ничего не соображала. Жутко хотелось спать, можно даже в соседнем сугробе. Внутри всё трещало и гудело. Наконец она уселась на какую-то скамейку, и положила голову на перила. Она пыталась закрыть глаза, но тут же мимо побежали карусельки, и опять затошнило. Олеся открыла глаза. В этот момент она согласилась бы сдохнуть на лавке, чем продолжать терпеть этот кошмар. Она ничего не соображала, когда подъехала машина с шашечками, оттуда вылез парень, взял её за шиворот, впихнул в такси и с силой и злостью хлопнул дверцей.

Алёша привез её к себе домой. Мамы тогда не было. И он раздел Олесю догола и засунул под ледяной душ. Она быстро очнулась. Пыталась орать, вылезти, но сил не хватало, и она так и уснула под ледяной струёй. Алёша вынул её из ванной, завернул в одеяло, и уложил на диван.

Утром Олесе было ещё хуже, чем ночью. Звонил отец, орал, а она через каждые 10 минут истерично бросалась к раковине, мысленно радуясь, что всего этого не видят родные. К вечеру она оклималась.

Так они подружились. Уже скоро начали вместе гулять и целоваться. Алёша был невероятно горд и счастлив. Он обожал Олесю. Он говорил, что никогда не встречал таких красивых и умных. Он даже всерьёз думал, что она и вправду должна жить на другой планете, потому что совсем не такая, как все девчонки. Олеся только хохотала и просила новых впечатлений. Она говорила, что ей постоянно скучно в её мире. Скучно ходить в школу, скучно дома, скучно на секции рисования, куда её записал папа. И совсем уж скучно в школе балета, куда она должна была ходить, потому что это было новое и самое модное учреждение в городе. А с Алёшей скучно не было. Он показывал ей места, где совершались преступления. Всё в подробностях рассказывал о них. Олеся говорила, что для неё это тоже «другая планета», и что на ней ей всегда интересно. Она познакомилась с друзьями Алёши, и уже знала, кто из них вор, а кого уже даже забирали в полицию. Она «читала» его мир, как самую захватывающую книжку. Ей казалось, в нём даже воздуха больше, чем у неё, там, в бесконечных акварельных картинках и хореографических станках. Она ныряла в эту жизнь и смеялась. Она чувствовала, что здесь свободна от предрассудков, что здесь, с Алёшей, она может попробовать всё.

Алёша Попов вспомнил эту её идею – попробовать всё, и снова вернулся к своим виноватым мыслям. Он смотрел на старенький шкаф, который был куплен, когда его нынешняя страна была другой и называлась иначе, и снова задавал себе вопрос, на который у него было ответа. Кто виноват? Нет, скорее – виноват ли он? И что теперь конкретно ему со всем этим делать?

Ответов по-прежнему не было. Ни в его голове, ни в стареньком советском шкафу.

+++

Алисе надоело лежать. Тело ныло, бока болели. Казалось, её кости затвердели и совсем не хотят слушаться. Егор Казарин – она дёргалась каждый раз, когда вспоминала это имя, – сказал, что если она будет соблюдать режим, лучше станет намного быстрее. Она послушалась. Она теперь привыкла слушаться. Один раз вон показала характер и свалилась у столба. Так что, всё правильно, надо кивать головой и соглашаться. Так и проблем меньше и сомнительных мыслей тоже. Хотя… Мысли как раз теперь стали приходить чаще. Особенно, сомнительные. Времени было много. Читать и смотреть в экран было нельзя, и Алиса снова начала думать. Мысли как будто ждали именно этого события, чтобы её вот так свалило одну в кровать, чтобы грохнуться огромным пыльным мешком на её разбитую голову.

Алиса лежала и смотрела на стену. Там висела картина, сделанная из её фотографии. Она щёлкнула её в горах, когда они с Артуром поехали туда вместе, в отпуск. Там, на высоте в три с половиной тысячи метров, он сделал ей предложение. Встал на колено, подарил дорогое кольцо и улыбнулся. Всё по плану. По кем-то написанному сценарию, от которого нельзя отступить. Конечно, он знал, что она согласится! Он бы никогда не стал звать в ЗАГС, если бы были сомнения в результате. Результат превыше всего! Всё должно быть продумано и проверено. Всё должно быть идеально. Так и было. Алиса согласилась, надела кольцо и посмотрела вдаль, на белоснежную горную вату. Тогда она подумала, что вот эта картинка действительно идеальна. В ней нет ничего лишнего – она безупречна. И гладкий блеск чистого снега, и ассиметричные скальные зубцы, и солнечные брызги на её щеках, и какой-то особенный холодный воздух, в котором мало кислорода, но которым очень приятно дышать. Она знала, что Артур сделает ей предложение именно здесь. Это было очевидно. Так бывает, когда смотришь мелодраму и уже к середине фильма начинаешь понимать, чем всё закончится. В этом «сюжете» Алиса не ошиблась. В тот день она была счастлива. Ей казалось, что именно так чувствуют счастье. Наконец у неё всё было, как надо, как хотели родители, как клянчили родственники и бабульки на лавочке. Она тогда начала сомневаться, правильно ли она живёт, правильно ли чувствует. Может быть, все эти люди действительно знают, как надо. Ведь их так много, а она – со своими не трясущимися коленками – одна. Может быть, она и правда чего-то не понимает, а они все хотят ей добра. Она согласилась попробовать. Жизнь стала лёгкой и покладистой. Только эти горы почему-то её смущали, и тогда, когда она смотрела им в заснеженные глаза, и теперь, когда она рассматривала их на большой картине.

– А если я всё-таки ошиблась? Что если счастье – не в этом? – спрашивала она у сфотографированных вершин.

– А в чём тогда? Ведь сейчас всё очень хорошо, так? – гора улыбнулась, разгадав мысль Алисы, – Ну, конечно, если не считать разбитой головы. Что тебя ещё не устраивает, дорогая? В твоей жизни всё стало идеально. Всё правильно. Без нервов. С завтрашним днём. Ты стала спокойная. Тебя теперь все любят и гладят по головке. Твоя мама разговаривает с тобой мягко и ровно, на отвлечённые темы. Она не тыкает в тебя пальцем и не обвиняет в безрассудстве. Ты сейчас дёргаешься, потому что до свадьбы остался всего месяц, а ты не суетишься. Правильно, для тебя суетятся другие, потому что твоё время суетиться закончилось, когда ты кивнула на предложение Артура. Для этого всё и затевается – чтобы больше не суетиться. В принципе, и свадьбу можно было провести без тебя, но так не положено. Надо же, чтобы все видели, какая невеста красивая и счастливая. Иначе неидеально как-то, неправильно. Так что, придётся всё-таки присутствовать. Но в целом, это уже не будет иметь большого значения. Потому что дело будет сделано, и ты в ясном уме и твёрдой памяти на это согласилась.