Пьер уже было хотел вмешаться в происходящее, как увидел, что его пасынок, опираясь спиной на державшего его сзади мальца, двумя ногами резко ударяет второго обидчика в ответ. Далее, пользуясь эффектом неожиданности, он выворачивается из захвата и наотмашь бьёт того, кто ранее осуществлял удушающий приём.
Волк Пьера в этот момент послал волну гордости за смелого мальчика, а сам Пьер с огромным сожалением для себя отметил, что совершенно не занимался с мальчиком, не показывал ему приёмы самообороны. По-детски игнорировал ни в чём не повинного ребенка вместо того, чтобы быть ему отцом. Кроме него Артёму не у кого учиться драться. Странным образом именно сейчас Пьер почувствовал вину перед пасынком.
Однако размышления беты прервал гневный крик воспитательницы детского сада, которая, наконец, обратила внимание на драку. Только, к сожалению Артёма, обзору воспитателя представилось лишь её окончание. Женщина поздно обратила внимание на заварушку, и то, как два её воспитанника изначально задирали и пытались вдвоём бить третьего, осталось за кадром.
Мальчишки оказались смекалистые и поняв, что воспитатель на их стороне, в красках рассказали про издевательства над ними Артёма, и даже пустили трагичную слезу, чтобы ещё больше разжалобить тронутую их историей женщину.
Артём тоже попытался рассказать воспитателю свою версию происходящего. Однако его слова неожиданно вывели женщину из себя, и она решила наказать провинившегося по её мнению воспитанника своими методами:
— Это тебе, чтобы в следующий раз не обижал детей! — сказала она, зло ударяя Артёма по попе. — А это тебе, чтобы больше мне не врал!
Не учла воспитатель одного, что всё происходящее с детьми, а затем и её действия, прекрасно видел и слышал Пьер, стоящий немного в стороне. Его слуха и зрения было достаточно.
И вот если драку мальчиков сам Пьер и его волк единодушно приняли позитивно, гордясь тем, что Артём смелый и умеет дать отпор сверстникам, то рукоприкладство воспитателя непредсказуемо взбесило волка.
«Мой щенок!» — кричал внутри Пьера волк, пытаясь вырваться на свободу и порвать обидчицу сына. — «Никто не имеет права наказывать его!»
«Ей нужно оторвать руки!..
Пьер неимоверным усилием воли еле сдерживал обращение в волка, с огромным удивлением осознавая, что именно сейчас его волк принял Артёма, как своего щенка. Эта ситуация послужила своеобразным катализатором, способствующим принятию ребёнка!
Пару минут Пьер, закрыв глаза, пытался унять бушевавшие чувства волка, и свои собственные эмоции. Затем, поняв, что трансформацию удалось предотвратить, направился к воспитателю.
— А, прекрасно, вот и твой папа, Артём. Сейчас-то он и займётся твоим воспитанием! Здравствуйте…
Пьер увидел полные страха глаза мальчика. Это он так испугался его «воспитания», которым пугает человеческая женщина?
Отважно сражаясь со сверстниками, и даже получая наказание от воспитателя, Артем не боялся. Пьер чувствовал его эмоции. Это были скорее злость, негодование, обида, но никак не страх…
Теперь же, при подходе Пьера, мальчик буквально фонил адреналином, который непроизвольно выбрасывается в кровь от страха. От него стал ощущаться резкий запах липкого пота испугавшегося человека.
Конечно, вид у разъярённого Пьера был ещё тот. Но его выбил из колеи тот факт, что его мальчик, его сын, его щенок, по каким-то причинам чувствует страх по отношению к нему. Когда он успел допустить хотя бы намек, позволяющий мальчишке чувствовать подобное? Артём ни за что не должен его бояться!
Остановившись прямо перед воспитательницей, и не позволяя ей договорить, Пьер взглянул на женщину сверху вниз. Смотрел на неё, как на ничтожество, жалкую букашку. И еле сдерживаемым от злости голосом он выплюнул ей в лицо:
— Кто вам дал право поднимать руку на МОЕГО ребёнка?!
— Я… Вы всё не так поняли. Просто вы не вовремя подошли и увидели, только то, как я наказываю Артёма. Но при этом не знаете, что он сам виноват, потому…
— Наказываете? Кто позволил вам его трогать?!
Воспитательница стояла в растерянности. А мальчик, понимая, что его не собираются наказывать, как грозила воспитатель, а наоборот, за него заступаются, подбежал и обнял за ноги Пьера. Пьер впервые за долгое время поднял Артёма на руки, заботливо и успокаивающе гладя его по спине.
— Это, очевидно, вы не видели главного. А я прибыл раньше и видел всё. Как эти двое сорванцов зажали сына у забора, как вдвоём напали на него, избивая. И как он после этого дал им отпор. За что ещё и получил от Вас по попе.
Женщина стояла, раскрыв рот, а Пьер продолжил:
— Я думаю, тем, кто бьёт детей, не позволено работать воспитателем, и я сделаю всё, чтобы вы здесь больше не работали.
— Это несправедливо!
— Да?! Это самое мягкое наказание, которое я могу придумать для вас. Не будь вы женщиной, и не умей я так хорошо держать себя в руках, гарантирую, что с огромным удовольствием оторвал бы вам конечности, которыми вы прикасались к МОЕМУ сыну.
И оборотень сдержал свое слово. Естественно, в элитном частном детском саду прислушались к мнению родителя, особенно такого влиятельного и состоятельного как Пьер. Воспитателя уволили. Но вскоре бета убедил Катю, что теперь он принял Артёма, и будет воспитывать его как своего. Поэтому Пьер посчитал, что впредь Артему будет лучше в стае, где с детей пылинки сдувают. Бете тяжело давалась даже мысль о том, чтобы отвести вновь своего ребёнка в человеческий детский сад, где воспитателями работают люди, то есть те, кто не ценит свое достояние — детей, и кто способен морально или физически обидеть его щенка.
Через несколько месяцев после этой истории Катя забеременела. У них с нашим бетой родился второй сын. Но, как бы это было не парадоксально, после той самой истории в детском саду стал Пьер совершенно другим по отношению к сыну. Он словно пытался загладить перед Артемом вину, постоянно уделяя ему внимание, и балуя его различными игрушками. Их отношения стали настолько близкими и родными, что иногда даже Катя ревновала сына к Пьеру, ведь по любому вопросу теперь Тёма предпочитал обращаться к отцу.
Что же касается меня, за последние годы мой организм приспособился к моему дару. И теперь я уже не испытываю практически никакой боли в моменты, когда у меня появляются видения.
Но, как я ни старалась договориться со своим даром, и «увидеть» информацию о будущей беременности, у меня ничего не выходило. Это пугало. Я безумно боялась, что беременность может никогда не наступить, и что именно поэтому мой дар молчит. В такие периоды на меня накатывал страх, тревога, печаль, а иногда и паника. Мишель всегда ощущал всплеск моих эмоций.
Так и в этот раз он ощутил мои переживания, даже находясь в другой комнате от меня. Он был у себя в кабинете за работой, но почувствовав моё состояние, бросил все дела, и пришел в нашу комнату. Он резко открыл дверь комнаты, а я, столкнувшись с ним взглядом, опустила голову, пытаясь спрятаться и скрыть от него свои чувства. Но чем больше я себя накручивала и переживала, тем сложнее мне удавалось закрывать себя и не транслировать эмоции через нашу связь.
Мишель поднял пальцем мой подбородок и, глядя мне прямо в глаза, твердо, но в то же время ласково и участливо, произнёс:
— Что случилось?
И от его сопереживающего голоса, того, что он пришёл успокаивать именно сейчас, меня прорвало. Сквозь поток слёз я объяснила, что мой дар не показывает мне ни беременность, ни нашего будущего малыша. И я боюсь, что это может значить, что у нас этого никогда не будет.
— Не смей даже думать о таком. Поняла?
— Но тогда почему мой дар, показывая счастье других, молчит о нашем?
— А разве он не молчал, когда я почувствовал, что ты моя истинная? Если бы твой дар тебе тогда это подтвердил, быть может, ты меня так долго не отвергала, правда? Ты не заметила, что твой дар не работает в отношении тебя самой?
— Ты прав, — тихо согласилась я с супругом, отмечая рациональное зерно в его рассуждениях…
