Если бы не это, я бы повторял и повторял ту минуту. Снова и снова! Пока не встретил бы влюбленность столь величественную и необъятную, что она смогла бы затмить собой все.

Я идеалист: мои взгляды на любовь утопические (вернее, их считают утопическими те, кто привык соглашаться на меньшее, как они себя называют – «знатоки жизни»), мои идеалы недостижимы и неразумны для тех, кто узнает о них, и в каждый промежуток жизни – они всегда разные.

Я всю жизнь ищу то, чего пока не встречал.

Я сам дам определение любви, когда познаю бездну, намного масштабнее, глубже и безграничнее, чем я сам. Эти выводы я сделал после того, как однажды встретил человека столь неординарного и оригинального в своих рассуждениях, что если бы я писал книгу или историю о нем, то дал бы ей название «Забудь, какой я была вчера».

Признаюсь, она сама его придумала, но я поддержал.

И да, у этого человека тоже был свой Идеал.

С этой личностью, с этой женщиной, явившейся из ниоткуда так спонтанно – настоящий кирпич с красивым бантом, падавший с небес на голову, но на самой макушке решивший застыть на месте, – было о чем говорить, было о чем спать. Всегда. С ней можно было просто разговаривать и получать настолько яркий умственный оргазм, что сексуальность ума больше никогда не подвергалась никаким сомнениям.

Ум сексуален. Это правда.

Мы познакомились с ней случайно, когда я заказывал кружку хорошего немецкого пива в одном удивительном кафе возле озера. Это была Москва… Большая и шумная, но в этом месте – маленькая и тихая.

Она сидела за столиком, пила лимонад и смотрела на озеро, а когда заметила меня и взглянула мне в глаза, вдруг спросила: «Вы наблюдатель?»

В тот миг мне подумалось, что все наше знакомство сведется к тому, что мы выпьем, улыбнемся друг другу, расскажем какие-то «интересные» истории из жизни, быть может, увидим обнаженные тела друг друга, насладимся ими и забудем обо всем так же спонтанно, как произошла эта встреча.

Но я еще никогда так по-крупному не ошибался! И кирпичу, застывшему на макушке моей головы, не суждено было вернуться обратно на небеса.

Мы разговаривали с ней о многих вещах. Если не обо всем. Я беседовал с ней на такие темы, которые не обсуждал ни с кем и никогда. Да, я наблюдатель. Не мужчина мечты, не писатель, не человек, занимающийся высоким искусством, хотя определение Ренуара подходило мне в наибольшей степени. Но если смотреть истинно, в самую глубь: я – наблюдатель. Я тот, кто наблюдает и познает. Анализирует и чувствует. Всё так.

На вопрос: «С чего вы вообще это взяли?» – она ответила: «Это очевидно для наблюдателя».

Я даже представить себе не мог, в какой океан вынесло мой плот.

Мы заговорили о красоте – мне показалось, что женщина, которая разглядела во мне наблюдателя, в ней разбирается.

Я спросил:

– Как вы считаете, внешняя красота человека может быть отражением красоты его души, и напротив: уродство – отражением внутреннего уродства?

– А что вы полагаете красивым? – ответила она вопросом на вопрос.

– В самом обыденном и доступном понимании – красивое лицо.

Она пожала плечами:

– Понятие идеала красоты возникло в Древней Греции и менялось неоднократно на протяжении истории человечества. В средние века женщины выбривали себе высокий лоб, сейчас делают пухлые губы, в индейских племенах для красоты увеличивают кольцами шею и вставляют предметы в губы и уши… Знаете, я считаю, что внешность человека с возрастом все больше становится отражением его образа мышления, чувств. Выражение лица, взгляд – да, являются зеркалом души. Но красивым люди считают разное. Кто-то видит красоту в Ренуаре, а кто-то предпочитает современное арт-искусство. О вкусах не спорят.

Ее было необычайно интересно слушать… В тот момент, когда я впервые увидел ее, мне показалось, что она похожа на Деву – своей стройностью, своими пухлыми губами, своим образом. Но это было лишь первое впечатление, обманчивое; и после того, как я услышал ее голос, увидел ее манеру поведения, то, как она пила лимонад, я понял, что ошибся.

Мне не хотелось больше ни в ком находить Деву, потому что насколько знакомство с ней получилось роковым и незабываемым, настолько же – губительным и болезненным. Если убрать из меня всего одно качество, вынуть его из меня и уничтожить – а именно влюбленность, неконтролируемую влюбленность в человека, – я мог бы быть прекрасным любовником и прожигать свою жизнь, наслаждаясь прелестью женских тел и порочной чистотой их душ. Но если вынуть влюбленность, то, полагаю, страстности такой бы я лишился – это уже был бы не я.

– Забавно, что вы заговорили о Ренуаре. Я вижу красоту в личности Ренуара, в его биографии, она для меня интересна, познавательна и даже местами поучительна, я нахожу красоту в том, кем он был, но не в его работах. И другие художники меня интересуют по схожему принципу. Я изучаю их биографии, истории их жизни, их путь. Но их произведения мне совершенно не интересны. Пусть даже меня считают безнравственным.

– Я так не считаю.

– А в чем находите красоту вы? – обратился я к ней.

Что-то в ней было такое, чего не выразить словами – такое чувство, словно видишь человека, смотришь в него, но в то же время не видишь ничего. Очень трудно оказалось заглянуть в нее, и этому было только одно объяснение: она не хотела, чтобы я в нее заглядывал. Почему?

– Нужно подумать… Если мы говорим о людях, то, несомненно, – в чертах характера, таких как уверенность в себе, в своем выборе, в своих целях. Мне нравится, когда человек умеет принимать решения, в нем чувствуется спокойствие и верность своему выбору. Внешне это может проявляться во взгляде, в походке, в жестах, отчасти – в фигуре. Я считаю, что заплывшее жиром тело – это неуважение к себе. А если брать внешность, то кривой у человека нос или ровный – не имеет для меня никакого значения. Красота внутри человека. Я, как и вы, изучала биографии, но люди столько раз переосмысливают свой жизненный опыт… Если бы я писала книгу, в ней было бы несколько непохожих друг на друга линий жизни и только в конце стало бы ясно, что все эти линии принадлежат одному человеку, а не разным людям.

– Да, вы правы. Особенно в том, что касается переосмысления. Я раньше даже боялся менять свою систему ценностей, мне казалось, что я всегда должен хранить ей верность. Но со временем понял, что именно таким образом происходит человеческий рост. В случае со мной это выражается в том, что в моих книгах появляются мысли, противоречащие друг другу, я будто спорю с самим собой и своими прежними взглядами. Кстати, я в каком-то роде писатель-порнограф. Не думаю, что вы читали мои книги, хотя их можно найти в каждом книжном Москвы.

Я ненадолго замолк, а затем понял, что хочу задать этой таинственной женщине, явившейся из ниоткуда, один давно волнующий меня вопрос:

– Как вы считаете, когда человек свободен, не в отношениях, но в нем очень много сексуальной энергии, стоит ли ему постоянно выплескивать эту энергию на других людей, чтобы получать удовлетворение, или нужно направлять ее в творчество, работу, не давая ей касаться тех, кто оказался рядом?

Она мазнула по мне взглядом.

– Забавно, я сама сейчас изучаю эту тему. Секс – это все-таки про совместимость личностей, а иначе «о чем мне с тобой трахаться?».

Я улыбнулся:

– Тоже смотрел этот фильм.

– Я считаю, что секс в мозгу. Чем глубже и многограннее человек, тем ярче и эмоциональнее секс.

В этот момент с моим телом начали происходить странные вещи. Внутри появился трепет, некое… наполнение. Член затвердел. Я сам и не понял, с каких это пор секс появился в моем мозгу. Мысленно я сказал себе что-то вроде: «Ну почему этот человек – женщина? Почему не мужчина, с которым можно холодно и отстраненно порассуждать о вещах? Без эрекции, без желания владеть чужим телом».