прочим мой свет дарит только погибель.

Ранит мне душу разлука с тобою,

но должен я мир твой немедля покинуть.

Я ухожу, но в подарок оставлю

из ярких топазов мое ожерелье.

Пусть голубыми своими лучами,

греет оно твое доброе сердце».

Так говорил Вен, а после умчался,

тучи пронзая своей колесницей.

Эрик представил повозку, запряженную двумя лошадьми. Та быстро неслась по небу, оставляя ярко-голубой след. Постепенно она удалялась и наконец превратилась в маленькую, едва заметную точку.

Два года прошло, и природа воспряла:

зрела пшеница, и реки шумели,

благость наполнила мир, как и прежде, 

Сола одна лишь в тоске пребывала.

Помнила Вена, у сердца держала

из ярких топазов его ожерелье.

Плакала дева и в небо смотрела,

Как синегривая там колесница

мимо неслась, но не было счастья:

вдали от любви кому будет мило?

Мать вновь замолчала, чтобы перевести дух. Дети переглянулись, ожидая продолжения. История так захватила Эрика, что он в нетерпении заерзал под одеялом. На улице раздался лай собаки, но вскоре стих. В наступившей тишине мать продолжила:

«Любишь его?» – сын старший воскликнул.

«Да», – отвечала она без запинки.

«Так позови, раз иначе не можешь,

видеть страданья твои нестерпимо».

И снова синеглазый Вен спустился на своей пылающей синегривой колеснице с неба. И снова не было предела счастью Солы. Но все живое на земле стало угасать от его близости: степи обращались в пустыни; русла рек пересыхали, и никакие дожди не могли их наполнить; горели леса, а животные бежали в страхе от дыма и пламени. И снова Вен вынужден был покинуть возлюбленную, а та – плакать в саду, проклиная его испепеляющую красоту.

Еще год прошел, и природа воспряла.

Лишь Сола одна тосковала как прежде.

С печалью в глазах ходила по саду

в ярком топазовом ожерелье.

Когда ей становилось совсем плохо, она тихонько пела, вкладывая в пение все свои чувства. Тогда к ней слетались стаи птиц и на сотни голосов вторили ее грусти. Печальные мелодии разносились окрест, и вот, подхваченные все дальше и дальше, слышались на другом конце земли в вое волков, писке мышей или звуках старой лютни менестреля.

Один за другим к тоскующей Соле

поочередно сыны приходили.

Читал сын второй ей длинные сказы,

силясь отвлечь от душевных страданий.

Невиданный праздник третий устроил,

дабы весельем наполнилось сердце.

О жизни народов молвил четвертый,

мать чтоб заставить делами заняться.

Пятый ей крикнул: «Выбрось подарок,

из ярких топазов его ожерелье.

Сердце твое оно держит в оковах,

камни не дарят тебе утешенья,

смотришь на них и печалишься больше,

свет их не греет. Выбрось подарок!»

Каждый хотел помочь матери, но та лишь сильнее запиралась в своем горе. Охваченная переживаниями, она забросила дела, а в жизни простых смертных становилось все меньше достатка, мира и гармонии. Сыновья начали ссориться, поскольку некому было направить их своей мудростью. Вслед за сыновьями ссорились и их верные последователи. Пролилась первая кровь.

Камни топазового ожерелья наполняли душу Солы мимолетной радостью, но не могли заменить любимого. Бывало, перед сном она подолгу вглядывалась в отблеск свечи на гладкой поверхности камней, и тогда на украшенье капали слезы. Как-то, проходя мимо реки и вспомнив призыв одного из сыновей, она сорвала ожерелье и выбросила в воду, а поняв что сотворила, разрыдалась прямо на берегу. Плакала несколько дней и ночей.

Без мудрости Солы распри случались все чаще, стычки перерастали в кровавые расправы. Горе пришло в каждую семью. Раз за разом сыновья, видя это, просили мать вновь позвать Вена. Он возвращался, но неизменно вынужден был спешно уезжать, чтобы не стать причиной гибели всего, что любила Сола. Периоды расставания становились короче: полгода, двенадцать декад, затем шесть. Мир опаляло присутствие бога. Природа не успевала восстановиться. Жажда и голод, засуха и пожары несли смерть. Трупный запах стоял над цветущими когда-то долинами. Никто не знал, что делать.

Тогда младший сын наведался к Соле,

и так говорил он: «Забудь свои беды,

больше слезам твоим незачем литься,

сердцу не нужно болеть от печали.

Выход я знаю, как горе исправить,

знаю, как слезы унять, ты послушай.

Глаз мой острее орлиного ока,

вижу я многое и замечаю.

Приметил я вот что: когда в небе тучи,

скачет меж них Вен в своей колеснице,

но тучи его закрывают сиянье,

свет его глаз не сжигает природу.

Лишь только уходит облако с неба,

и снова жара опаляет посевы.

Чтобы защиту нашли мы от света,

тучи создать постоянные должно,

спрясть их из пыли и черного дыма,

пеплом связать и наполнить туманом».

Соле понравилась идея младшего сына, и она пошла с ней к своему возлюбленному. «Что ж, – сказал ей Вен, – твой сын умен, это может сработать!» И тогда оживил Синеглазый семь цвергов, чтобы они помогли людям воздвигнуть семь невиданных доселе Башен и прорыть под ними колодцы неслыханной глубины. А сам собрался и быстро уехал. «Жди меня, скоро мы сможем быть вместе!» – крикнул он на прощание деве.

Прошло три декады, и мудрые цверги

построили Башни, под ними – колодцы,

чтоб копоть и гарь из глубин поднималась,

Завесой закрыв многозвездное небо.

Когда Синеглазый к Соле вернулся,

жара не губила уже все живое.

План удался ее младшего сына,

и ныне влюбленные кружатся вместе.

Их танец прекрасен, три Оборота

За день совершают, прячутся ночью.

И лишь Наблюдатель тоскует о звездах,

Что больше не видно на небосводе.

***

Мать замолчала. История закончилась, но повисла в воздухе тысячей вопросов. Осталось что-то недосказанное, однако очень важное и жутко интересное.

– Топазовое ожерелье Вена… Как представлю себе, должно быть, красота невероятная, – Мия мечтательно закатила глаза. – Что с ним стало?

– Никто не знает, – мать улыбнулась. – Во всяком случае об этом не помнит ни одна из гуддарских сказок. Быть может, так и лежит где-нибудь на дне реки, ждет своего часа. Его искал сын Гудда, Акке Длинноволосый, обошел полмира, но ничего не добился. Об Акке ходит множество легенд, но их я расскажу вам в другой раз.

– Сын того самого Гудда?

– Да, того самого, родоначальника всех гуддаров, младшего сына Солы. Я рассказывала вам про него.

Эрик заерзал. Почему девчонкам всегда интересны только украшения? В маминой сказке было кое-что действительно таинственное. Не какое-то там ожерелье, пускай и топазовое. Пускай и подаренное самим богом.

– Что стало с цвергами? – задал мальчик крутившийся на языке вопрос.

– Говорят, они до сих пор живут где-то в глубинах Башен и следят за тем, чтобы те исправно работали, – ответила мать.

– Ух ты! – глаза Эрика загорелись. – Вот бы увидеть такого!

– А еще говорят, что они, мол, выдумка. Но мало ли, что говорят. Башни надежно хранят секреты. В мире множество разных сил, недоступных нашему пониманию. Ежедневно наблюдая действие одних, невозможно отрицать другие. Вы ведь помните, какие чудеса творят целлиты?