– Неа, – Эрик покачал головой. – А он давно жил?

– Около ста двадцати лет назад.

Эрик начал загибать пальцы. Старик усмехнулся.

– Получается, что давно, – бросил Эрик, дойдя до десяти.

– Получается, что давно, – согласился лавочник, не отрываясь от письма.

– А вы знали его, мастер Фроуд?

– Я родился уже после того, как Люсиана казнили.

– Казнили? Но за что? За эту книгу?

– Если бы за нее, то она бы здесь не стояла.

Мальчик почесал затылок, ожидая разъяснений, но лавочник вместо этого протянул сложенный вчетверо листок бумаги.

– Беги, Эрик, – сказал он и похлопал ребенка по плечу.

***

Недалеко от дома Эрик остановился, чтобы перевести дух. Сел на корточки и стал подбрасывать камушки, которые держал в руке. Те раз за разом взлетали и с глухим шлепком возвращались на ладонь. Мальчик залюбовался, как они крутятся в воздухе, как на мгновение зависают в верхней точке и устремляются вниз. Иногда то один, то другой подмигивал ему ярким бликом – то голубоватым, как Вен, то желтым, словно Сола. От этой непредсказуемой игры света Эрик жмурился и улыбался. Он еще долго мог бы просидеть так, но Светила опускались все ниже, и очень скоро Сола должна была спрятаться за Вена, а потом оба они – исчезнуть за горизонтом.

Придя домой, мальчик передал отцу записку, и тот ненадолго удалился с матерью в дальнюю комнату, поскольку, как и сын, не умел читать и писать. За него это делала мама. Вскоре родители вернулись, и семья заняла свои места вокруг стола. На ужин были рагу из овощей и ржаные лепешки. Бархатистый запах наполнил кухню, в животе заурчало, и Эрик понял, что проголодался. Новости, однако, рвались наружу.

– Сегодня видел конных воинов, мне сказали, что это де… деканы. Что они делают в городе?

– Хотел бы я знать, – задумался отец, покрутив в руках деревянную ложку. – Кушай, Эрик, не отвлекайся. Стол сегодня полон, порадуемся этому.

Какое-то время ели в тишине. Наконец, мальчик опять не выдержал:

– Эти… как их… деканы, они такие… страшные и… красивые.

Мия, сестра Эрика, хмыкнула.

– Деканы очень опасны, – сказал отец. – Это посвященные воинских Орденов, ударной силы Культов. В мирное время их обычно не встретишь на улицах городов. Они несут с собой смерть, помни об этом и не вставай на пути. И ты, красавица, тоже, – он указал ложкой на Мию.

– А чего я? – возмутилась сестра и удивленно распахнула глаза, точно так же, как иногда делала мать.

Отец улыбнулся, но спорить не стал. Когда закончили ужинать, поцеловал жену и детей, собрался и вышел. Никто не задавал вопросов, все знали: папа иногда уходит вечером и возвращается только под утро. У папы – дела.

– Мам, а расскажи что-нибудь? – попросил Эрик, когда они ложились спать.

Дети любили, когда мать рассказывала сказки: о древних героях, о победах и поражениях, о страшных чарах и катаклизмах. Казалось, она знала их тысячи, и Эрик с Мией давно это усвоили.

– Сказку? – мать задумалась. – Хорошо. Но вы пообещаете никому и никогда ее не повторять.

– Обещаем! – хором ответили дети.

Этот ритуал предшествовал каждой маминой истории, а рассказчицей она была восхитительной. Ее голос звучал то тихо и приглушенно, то с таким напряжением, что, казалось вот-вот зазвенят стекла в оконных проемах. Она говорила певучим, рифмованным слогом. В нем были радость и печаль, древнее величие и искреннее чувство. Сами боги оживали и разыгрывали настоящее представление, полное загадок и удивительных тайн, которых не встретишь в повседневной жизни.

Прозвучали первые слова истории, и Эрик поплотнее закутался в теплое одеяло.

***

Когда мир был молод, землей управляла 

прекрасная Сола, владычица-дева. 

Добра была к злакам, цветам и животным, 

к рыбам и птицам – всему, что дышало. 

В те времена на небе ночами 

звезды сверкали, бусины света. 

Завесой не скрытые, мир освещали, 

странникам ночью в пути помогая. 

Сам Наблюдатель прокалывал небо 

в дни сотворения бренного мира, 

чтобы светили и мир вдохновляли 

искорки света в ночном небосводе. 

Люди счастливые жили в достатке, 

без войн и страданий, как малые дети.

Слова матери разносились в полумраке комнаты, и вот Эрик уже видел на темных досках потолка яркие белые точки. Они подмигивали ему и шептали на разные голоса. По груди побежали мурашки, спустились до пяток, пощекотали кончики пальцев. Как всегда в предвкушении чего-то нового, мальчик заулыбался.

Память людская короткой бывает, 

но сохранились о Соле преданья. 

От разных мужей, славных героев,

шесть сыновей принесла она миру.

Каждый был лидером, славным поэтом, 

мудрым мыслителем, вестником света. 

Каждый был статью могуч и прекрасен,

быстрый умом и душой справедливый.

Шесть сыновей, порожденные Солой,

власти достойные более прочих,

стали князьями для разных народов,

дабы их всех на путь света наставить.

Правили мирно и милосердно, 

как Сола учила, и все были рады.

На этих словах мать замолчала. Эрик забеспокоился, что история прервется так и не начавшись. Мия открыла было рот и хотела что-то сказать, но мать продолжила:

В давнюю пору Вен синеглазый 

в облике мужа на землю спустился. 

Был он глашатаем, странником-богом, 

волю он нес Наблюдателя миру. 

Славы не ждал, не искал восхваленья, 

был беспристрастным, невозмутимым.

Сердце его, словно звездный осколок,

тайной лучилось и дивной красою,

но незнакома ему была радость,

грусть незнакома и страсти томленье.

Так по земле путешествовал странник

и повстречал благородную деву,

ликом нежнее рассветного неба,

мудростью речи ни с кем не сравнимой.

Солой представилась Вену та дева,

Имя ее он навеки запомнил.

Сердце, что раньше не ведало счастья,

вспыхнуло ярко в то же мгновенье

и засияло невиданным светом,

пламенем страсти забушевало.

Не было силы большей на свете,

чем тяготение душ между ними.

Воображение Эрика разыгралось. А как еще, если речь заходит о богах? О богах, тела которых подобны звездам. Он представил себе, как бьется и переливается всеми оттенками синего и голубого пламенное сердце Вена. Как оно пульсирует в груди, как сжимается от чувств и снова расширяется, испуская потоки тепла, словно костер, в который подкинули дров. А синие глаза? Должно быть, те были похожи на два бездонных колодца, и упав в них вряд ли кто-то смог бы выбраться наружу. Как же на него могла смотреть Сола? Наверно, и она обладала столь же пронзительным взглядом. Эрик представил ее желтые глаза, и они показались ему очень добрыми.

Мать продолжала рассказывать. Вен захотел забрать с собой Солу, но та отказалась. Она не могла бросить детей, и хотя ей больше всего на свете хотелось быть рядом с прекрасным богом, видела, что от испепеляющей красоты Вена ее мир увядал: цветущие долины обращались в степи; полноводные реки – в маленькие ручьи; сухая и бедная почва не приносила ни хлеба, ни сладких плодов.

Видел всё Вен и, печалью объятый,

так говорил он возлюбленной Соле:

«Ты лишь одна не боишься сиянья,