Преувеличенно серьезно
Пройдут. Но только лишь пройдут, Вмиг о серьезности забудут.
И засмеются. И не раз
Потом оглядываться будут,
Пока не скроешься из глаз...
1954
СЕРДЦЕ МАТЕРИ
Поэма
1
Пурга мела старательно и долго.
Была равнина снежная бела.
В притихший дом рабочего поселка
Бумага похоронная пришла.
И комната всплыла легко и зыбко, И лампа черным вспыхнула огнем.
И мать хотела крикнуть: — Здесь ошибка!
Не может быть! Ведь это не о нем!..
21
Хотела крикнуть, но не закричала.
Взяв осторожно лампу со стола, Средь комнаты в раздумье постояла
И тихо к фотографиям прошла.
Одна к одной — их целая витрина, Полжизни на бревенчатой стене.
И мать глядела пристально на сына...
Все это было смутно, как во сне.
Потом сидела, не меняя позы,
Рукою по клеенке проводя,
Как в этот миг нужны ей были слезы!
Но тем и страшен зной, что нет дождя.
Она сидела, странно цепенея,
Еще не понимая ничего.
А сын стоял веселый перед нею, И мать всю ночь глядела на него.
Она его на бой благословляла...
А нынче, сидя около стола,
То маленьким, то взрослым представляла
И лишь представить мертвым не могла...
2
Кто жил в глуши, где тишина лесная, Где дали неоглядно широки,
Где шум ветров, — тот, несомненно, знает, Что значат здесь фабричные гудки.
В Москве они заслонены обычно
Домами небывалой высоты,
В Москве их слышать людям непривычно
Средь деловой веселой суеты.
А здесь они гуляют на свободе.
В домах встают по первому гудку, Второй заслышав, — из дому выходят, По третьему — становятся к станку.
22
И в это утро чисто и знакомо
Летел, звучал над крышами гудок.
Он звал ее. И вышла мать из дома, Уже не спал рабочий городок.
Как девочка, что осенью голодной
Пришла сюда из дальнего села.
Вот так же в цех вошла она сегодня
И мастеру бумагу подала.
И он, друг мужа, глянул
и, бледнея,
Вернув бумагу, замер у окна.
Беспомощный стоял он перед нею...
Но снова не заплакала она.
Слова обыкновенные ничтожны —
Мы это научились понимать.
В молчании, сурово и тревожно, Стояли все, боясь взглянуть на мать.
Но кто-то вдруг, шагнув из полумрака, Стал говорить о том, что вот к одним
Пришла сперва такая же бумага, А сын был жив и даже невредим.
Он был в тылу врага, и партизанил, И получил награду не одну...
Таких историй, песен и сказаний
Мы слышали немало за войну.
А в этот миг под сводом застекленным, Взломав молчанья тяжкого ледок, Как звук трубы над спящим батальоном, Взлетел протяжный, рвущийся гудок.
Он хрипло звал в далекий край победы, Напоминал — дорога нелегка...
Усталые склонялись военпреды 1, Почти не покидая ОТК 2.
1 Военные представители на заводе.
2 Отдел технического контроля.
23
...Был перерыв. Безмолвно, как немая, Стояла мать в пролете у окна.
Смотрела, ничего не понимая...
И Нюру вдруг увидела она.
Она давно слыхала это имя:
Его упоминали всякий раз,
Когда, с друзьями встретившись своими, Сын умолкал, на стол облокотясь.
Тут начиналось: — Есть такая — Нюра...
— Ты что, не объяснился до сих пор?..—
А сын краснел, отмахиваясь хмуро:
— Давайте кончим этот разговор!..
Но в серый день минувшею зимою, Когда шумел запруженный вокзал, Сперва простившись с матерью родною, Он девушку при всех поцеловал.
И хоть была суровою разлука
И предстоял солдатам дальний путь, Она и мать успели друг на друга
Тайком, как могут женщины, взглянуть.
И мать тогда взглянула суховато, Как будто чем обидели ее,
А девушка — немного виновато, Но сохранив достоинство свое...
...А поезд шел размашисто и круто, Белесый дым исчез уже вдали.
Они еще стояли... Почему-то
Друг к другу там они не подошли.
А нынче словно кто-то взял за плечи, И подтолкнул, и вымолвил: — Иди!
Мать поспешила девушке навстречу, Удары сердца чувствуя в груди.
И та навстречу двинулась неловко, Пошла быстрей, стараясь не бежать, Застегивая синюю спецовку
И глядя умоляюще на мать.
24
Мать замерла, не в силах сделать шага.
Сказать хотела что-то — не смогла, Хотела вынуть страшную бумагу —
Не вынула, а Нюру обняла.
И, не пытаясь отойти в сторонку, А тут же, на проходе, у окна, Увидев, как заплакала девчонка, Впервые зарыдала и она.
3
Как все сложилось горестно и странно!
Входить бы ей впервые в этот дом
Под перебор веселого баяна,
Шутя, смеясь... Но тихо все кругом.
И, встреченная чуткой тишиною, Она вошла с поникшей головой, В свой век еще не ставшая женою, Она отныне сделалась вдовой.
Она стояла — бывшая невеста:
«Что это я? Не плачу ли опять?
Для слез найти другое можно место, Другое время можно подыскать».
И вот уже, серьезно сдвинув брови, Как будто мужа добрая жена,
Хотевшая понравиться свекрови, Все прибирала в комнате она.
А через час они уже глядели,
Как за окном кружится синий снег, И пили чай. Посмотришь, в самом деле, Как будто вместе жили целый век.
Их горе небывалое сплотило,
Оно объединило их в пути.
...И каждый день к ней Нюра приходила.
А разве можно было не прийти?
25
Вприкуску выпив жиденького чаю, Они садились вместе на кровать.
Мела метель, дубы в саду качая.
И Нюра оставалась ночевать.
А как-то раз сказала мать со вздохом, Рукою проводя по седине:
— Слыхала я, что в общежитье плохо.
Перебиралась, право бы, ко мне...
Иль правда в общежитье было худо, Иль что другое этому виной,
Но только Нюра впрямь ушла оттуда, Перебралась в ближайший выходной.
Гудел, и пел, и бился возле входа
Буран. И не хотелось говорить.
Мать думала: вернется сын с похода,—
Как станет он ее благодарить...
Для них теперь все общим в жизни было —
Одна и та же радость и тоска.
Ведь каждая из них его любила
И тем уже другой была близка.
4
Зима кончалась. Вешний тонкий запах
Струился вслед ликующим лучам.
А фронт все дальше двигался на запад, Уже светились окна по ночам.
Уже затихли зимние метели,
И под наплывом вешнего тепла
Снега сошли, сосульки облетели, Земля чего-то нового ждала.
И льдины вниз прошли поодиночке, Бурля, текли ручьи во все концы, И крохотные дерзкие листочки
Наружу пробивались, как птенцы.
26
И день настал... До памятного года
Он был обычным, незаметным днем, А стал великим праздником народа, Веками будет память жить о нем.
И день настал. Вослед за Первым маем
Весеннее девятое число
Под гром стволов, что длился нескончаем, Знаменами победы расцвело.
...А мать ждала и слушала в волненье: Приехал тот, вернулся тот и тот...
И вдруг явилось страшное сомненье: Что, если вправду мальчик не придет?