ему руки назад, связал их бечевкой. Потом
Долина оставили в покое.
Солдаты толпи
лись Позади, о чем-то тихонько разговарива
ли. «Здорово затуманило», —подумал Долин, осматривая реку. К нему подошла черная
лохматая собака. Она осторожно понюхала
сапоги, подняла острую морду. Долину захо
телось ее погладить. И в этот момент он
116
вспомнил случай из своего детства. Однажды
он пошел на реку, — дело было в конце мар
та, — и видит: около проруби ползает и по
визгивает маленький черный щенок. Должно
быть, кто-то утопил щенят в проруби, а этот
случайно спасся. Степан схватил щенка, по
ложил себе за пазуху, принес домой, отогрел, стал поить молоком. «Себе нет молока, а он
щенят собирает да поит!» — ворчала мать.
Она пинала щенка, а Степан утешал его и
сам плакал... Долину захотелось вспомнить
еще что-нибудь, более важное, но подошел
другой солдат, ощупал веревки на руках, под
нес к лицу фонарь. Увидев солдата, Долин
изумленно прошептал:
— A-а... это ты, Серьга?
— Обожди-ка... стой... — смутился
Серьга
Мята.
— Служишь? Своих убиваешь?
Торопливо подошел поручик.
— Замолчать! Без разговоров!
Долина подвели к борту.
— Большевик? — спросил Бологов.
— Конечно...
— Хм, конечно, — усмехнулся Бологов. —
Пристрелить!
Путаясь в полах шинели, подбежал Серьга
Мята.
— Господин поручик, обождите...
— В чем дело?
— Господин поручик, ошибка зд есь...—
заторопился Серьга Мята. — Это не Чугунов.
117
— Как не Чугунов?
— Нет, нет... Я его знаю. Это — Долин, из
Еловки.
Бологое подошел ближе к Долину.
— Долин? Д а? За друга вышел?
— Бей, тебе все равно.
— Ух, сволочи!
Бологое размахнулся и ударил Долина по
уху. Тот откинулся, поскользнулся, сорвался
за борт.
— Сволочи!.. — поручик задыхался. — Уто
нет?
— Так точно. Руки связаны.
Через минуту Захар Ягуков зашел к пору
чику в каюту. Ошеломленный происшествием, Болотов сидел и, стиснув зубы, перочинным
ножом ковырял стол.
— Господин поручик, вызывать?..
— Стой,
Захар. — Болотов приподнялся, спросил: — За кого он вышел?
— За Чугунова, ваше...
— Стой. Это тот, которого не было в спис- •
ках?
— Так точно.
— Который — лишний?
Опять сел, сказал устало:
— Ишь ты, за него... Хлопнуть его. Сейчас
же.
Козырнув, Ягуков вышел из каюты.
...Иван Бельский не ушел с лестницы. И
здесь — совершенно
неожиданно — у
него
родился новый план. Правда, выполнив его, 118
нельзя было рассчитывать на освобождение.
Но все ж е можно было надеяться, что смерт-иики проживут еще несколько дней. А там—
что будет... И Бельский,
поднявшись, крик
нул:
— Товарищи, сюда!
И попросил:
— Тише, тише.
Только успел Бельский рассказать смерт
никам свой план, — к люку подошли солда
ты. Бельский еще раз предупредил:
— Тише! Все делаю я.
Люк открыли.
— Чугунов а!
Из трюма кто-то ответил:
— Он хворый, не может итти.
— Пусть на карачках ползет, сволочь! Ну?!
В трюме — тишина.
— Я сейчас, — слабым голосом отозвался
Бельский.
Он стал медленно карабкаться по лестни
це. Р аза три он
останавливался,
отдыхал,
охал. На него кричали. Один солдат, не вы
терпев, спустился в лЮк, перекинул в левую
руку винтовку, а правой начал
нащупывать
Вельского, чтобы поднять его за ворот. Но
в тот ж е момент Бельский схватил солдата
за ноги, дернул, и они вместе покатились
вниз по лестнице. Со всех сторон к ним бро
сились с криками смертники. Они потащили
солдата в глубину трюма, а Бельский, щелк115
нув затвором винтовки, закричал тем, что ме
тались у люка:
— Ага-а!.. Ну, что?! Что?!
В азарте он кинулся на лестницу. Но люк
быстро захлопнули и звонко тренькнула пру
жина замка. Бельский злобно тряхнул вин
товкой.
— Попробуйте теперь!
Суньтесь
сюда,
твари!
А через минуту обо всем узнал поручик Бо
лотов. Побледнев, он вскочил, выхватил на
ган, но не смог даж е закричать на солдат.
Д ерж а в руке наган, прошелся
по каюте,
остановился у стола, заговорил тихонько:
— Так. Нализались. Залили глаза.
Голова его вздрагивала.
— Под суд. Всех.
Захар Ягуков поднял глаза, думая загово
рить, — Бологов вдруг крикнул, как хлестнул
бичом:
— Молчать!
И стал прятать наган.
— Что ж, пусть подыхают с голоду...
X X I
Солдаты, помрачнев, разбрелись
по каю
там.
Серьга Мята, как совершенно трезвый, был
назначен часовым. Он вышел на палубу, не
торопливо обошел каюты, стараясь не смот
реть на виселицу. Сел на груду березовых
120
дров, сложенных на корме, поднял воротник
шинели, прижал к плечу винтовку. Туман ка
чался над рекой, заливал мелькавшие непода
леку огни бакенов, поднимался все выше и
выше. На реке становилось непривычно глу*
х о и душно. Серьга Мята вытащил кисет, на
чал было свертывать цыгарку, но вдруг услы
шал знакомый хрипловатый голос:
— Служишь? Своих убиваешь?
Испуганно оглянулся. На барже — никого.
«Почудилось» — подумал Серьга Мята, встал, опять пошел вокруг кают. Туман поднялся
такой, что все, окружавшее баржу, потеря
лось из виду. Д аж е буксира, стоявшего сов
сем близко, не видно было, — чуть пробива
лись во мгле его сигнальные огни. По сырой
палубе баржи опасно было ходить: того и
гляди, сорвешься за борт. И дышать трудно.
Казалось, чго все, что было твердым и проч
ным, по чьей-то злой воле потеряло свои фор
мы, растворилось в этой душной мгле, — весь
мир стал зыбким, текучим...
— Ну, затуманило!
Серьга Мята опять сел на дрова. Закурил.
И снова над ухом — хриплый шопот:
— Своих убиваешь?
Серьга вскочил, пошел к борту.
X X I I
Лодка отошла от берега. Небольшая из
бушка бакенщика, полосатый столб со сви
сающими квадратами и кружками, озябший
121
куст белотала быстро померкли в тумане.
Смолов и Воронцов усердно налегали на вес
ла, за кормой хлюпала потревоженная вода.
Мишка Мамай сидел в носу лодки, посмат
ривал вперед.
— Не уйдет?
— Куда
уйдет? — ответил Камышлов. —
Глаз коли.
От каравана барж партизаны отстали близ
Гремячки. Отдохнуть остановились у бакен
щика, в крутой излучине. Вечером мимо про
шла баржа с виселицей, и стал подниматься
туман. Было ясно: баржа где-нибудь побли
зости встанет на якорь. За дорогу партизаны
вдоволь наговорились о плане налета, все
обдумали до мелочей. Теперь плыли молча, осторожно. Сырой туман, сливаясь с водой, поглощал в себя все, что было вокруг.
Так плыли долго.
Все продрогли. Вдруг
лодка ударилась правым бортом об уступи
стый берег, забороздила, сшибая комья зем
ли, накренилась, зачерпнула воды.
— Ну, ночь! — проворчал
Василий Тихо
ныч.
— Тихо! Огни! — приглушенно крикнул М а
май.
