веля длинными усами. Среди взгорий я по
темневших зарослей белотала река лежала, как шкура серебристой лисы.
Ночью двадцать смертников были расстре
ляны.
X V I
Василий Тихоныч спустился на берег, к
роднику. В камнях, под косматой ветлой, бы
ла сделана запруда и поставлен маленький
сруб с крышкой, как у колодцев. Василий
Тихоныч поставил котелок на камень, отки-93
пул крышку садка, сунул руку в холодную
проточную воду,— в садке заметались, заби
лись большие рыбы.
— Ну, ну, не шуметь!
Вытащив туго извивающуюся стерлядь, В а
силий Тихоныч взялся за нож. С вечерней
реки донесло шум моторной лодки. Василий
Тихоныч обернулся, увидел: лодка на полном
ходу подворачивала к берегу, отваливая тол
стый пласт тяжелой, холодно-серебристой во
ды. На моторке — цветистый, порывисто на
тянутый флажок.
— Тьфу! Житья нет на реке!
Моторка ткнулась в берег. Первым с нее
соскочил небольшой кругленький офицер в
пенсне, за ним — трое солдат. Василий Ти
хоныч выронил из рук стерлядь, — почуяв
свободу, она наделала такого шума в садке, что старик прослушал, что крикнул ему офи
цер. В растерянности Василий Тихоныч не
знал, куда спрятать нож. Офицер, видно, по
вторил свой вопрос:
— Рыбачишь, дружище?
Голос был приятный, мягкий. И смотрел
офицер добродушно, улыбаясь. Василий Ти
хоныч только теперь увидел, что все военные
без оружия. От сердца отлегло: видно, со
шли они на берег просто покушать свежей
рыбы, — всем известно гостеприимство рыба
ков на Каме.
— Ну, как ловля?
— Идет малость, — заговорил облегченно
94
Василий Тихоныч. — Только ветра нынче, бу
ри. Маята!
— Угостишь? — спросил Ней. — Заплатим.
— Милости просим...
— Не обидим. Поужинать хочется, а не
где.
— Милости, говорю, 'просим.
— А хлеб есть?
— Найдется, ваше благородие.
Добром
люди просят — все найдется, У нас так.
Открыв крышку садка, Василий Тихоныч
щедро предложил:
— Выбирайте сами!
— О! Одну минуту!
Капитан Ней и солдаты с радостью стали
вылавливать стерлядей, а они вырывались, били хвостами, обдавали брызгами.
— Покрупнее можно?
— Лови, лови!
— Еще?
— Лови еще!
Принимая стерлядей, Василий Тихоныч бы
стро разрезал им брюшки, обмакивал в воду
и бросал в котел. Когда котел был доста
точно наполнен, сказал:
— Ну, хватит, господа. Пошли.
— А чистить их? — спросил Ней.
— Я вычистил!
— Позвольте, но ведь вы только разрезали
их, а не чистили. Кишки надо...
— Чистить нельзя.
— То есть как?
95
Василию Тихонычу понравилось, что офи
цер не знает, как рыбаки варят стерляжью
уху, и развеселился:
— Нельзя, нельзя, ваше благородие. Весь
жир уйдет. А как мы варим, — вот уха! Уж
бы послушайте меня, я ее, слава богу, вари
вал...
Начали подниматься к землянке.
— Уха ухе рознь. Свари ее на в о л е ,—
объяденье! — разговорился
Василий
Тихо
ныч. — У нас дед был... Бывало, достанет
рыбы, так нет чтобы дома сварить, нет! Сло
жит в котелок, пойдет на речку, разведет ко
стер. Сварит, стало быть, уху по всем прави
лам и несет домой! Вот как!
...Уха удалась чудесная — жирная, чуть при
пахивающая дымком и луком. Капитан Ней и
солдаты были в восторге. А Василий Тихоныч
то и дело прижимал к груди каравай, отре
зал гостям ломти хлеба, перед каждым по
ложил листья лопуха для рыбы, настойчиво
упрашивал дочиста опорожнить котел. Он
всячески старался угодить гостям.
— Вот незадача! — все вздыхал он. — Пер
цу нет, лаврового листу нет. А надо бы.
— С перцем еще бы лучше.
— Не говори!
Совсем свечерело. В лесу было тихо, сон
но. Около землянки в посохшей траве пры
гали лягушки. Над головешками обессиленно
вздыхал огонек. И з-за поворота показался
пароход, он прошел вниз, отчетливо шлепая
96
н л и ц й м и и бороздя реку острыми клинками
разноцветных огней. Было слышно, как к бе
регу,
подталкивая друг друга, покатились
волны.
Василий Тихоныч встревожился:
— Лодку не сорвет?
Ней махнул рукой, — дескать, не должно
сорвать.
— Я взгляну, — засуетился старик. — Не
долго до греха. Доедайте тут все, а я схожу.
Чайник возьму, по пути воды зачерпну. Чайку-то попьете? После ухи на чай позывает, знаю...
Он скрылся под обрывом.
— Чудесный старик! — сказал Ней.
— Накормил так накормил! — несмело ото
звался один из солдат.
На берегу Василий Тихоныч задержался.
Поднимаясь к землянке, сообщил:
— Закинуло на берег немного.
— Столкнули?
— Столкнул... Фу, совсем, видно, сердце
попортил. Как на гору, — перехватывает ду
шу поперек, и только...
Через полчаса, напившись чаю и дружески
простившись с гостеприимным рыбаком, к а
питан Ней и солдаты сели в моторку. Васи
лий Тихоныч на прощанье помахал им рукой.
А потом кинулся к прибрежным кустам, взволнованно шепча:
— Господи! Удача-то какая!
В кустах тальника было спрятано украден-7 Б есекерти е
97
ное с моторки оружие — офицерский наган и
три винтовки с патронташами. Василий Тихо
ныч вытащил оружие, бросился на крутояр.
У землянки остановился передохнуть, огля
нулся на реку. Моторка полным ходом заво
рачивала обратно. «Спохватились!» Василий
Тихоныч опустился на колено, щелкнул з а
твором винтовки. Не дойдя до берега, мотор
ка неожиданно вильнула кормой и, рокоча, рванулась вниз.
—
Ага! — обрадовался Василий Тихоныч.—
Раздумали? Догадались? Я бы вас встретил!
Немного погодя Василий Тихоныч, забрав
оружие, направился в Черный овраг. Нико
гда еще он не испытывал такого приятного
ощущения своей значимости в жизни. И дав
но не чувствовал себя так уверенно и бод
ро, — годы его словно повернули вспять. Пер
вый раз, кажется, он забрасывал личные де
ла ради нового большого дела, которое вдруг
настойчиво позвало к себе, и это наполнило
его гордостью и смутными радостями.
X V I I
Заложив руки под голову, Мишка Мамай
лежал у землянки и задумчиво смотрел вверх.
Тонкие сосны подпирали в небо. Высоко-вы
соко сплелись их кудрявые вершины. На дне
Черного оврага сумеречно, дремотно, лишь
изредка тихонько шевельнется сосна, обро
нит засохшую ветку или вдруг, вырвавшись
98
из веток ивняка, радостно заговорит ручей.
В западной стороне устало плотничал дятел.
— Груздей — тьма, — сказал Мамай.
Рядом с ним лежал ворох сухих и сырых
груздей, рыжиков, маслят. Мишка пошарил
рукой, раздавил один груздь.
— Так и прут из земли. Хоть лопатой греби.
Смуглый и скуластый Смолов доплетал
лапоть. Перебирая лыко, заметил:
— Зря рвешь.
— А что?
— На родном бы месте сгнили. Дожили бы
век и сгнили. А тебе все надо тревожить, все
тревожить. Зуд какой-то у тебя в руках, я
так понимаю.
— Тошно...
— Ха, тошно! А мы как живем?
Сосна, сломанная бурен, лежала над зем
