ники — за толстой стеной, плохо пропускаю­

щей звуки; медленно, медленно восстанавли­

валась в ней способность чувствовать и по­

нимать окружающее. Казалось, все в ней

омертвело. Задумай поднять руку — не под­

нимешь, шевельни ногой — она каменная. Д а

и шевелиться не хотелось. Зачем? Пусть те­

ло лежит на соломе и гниет.

— Ну, как дела? Воды не надо?

Узнала: это — Иван Вельский. Испугалась, что вот-вот из сердца хлынет боль. По щ е­

кам потекли слезы, она не трогала их —

пусть катятся...

— Ты

знаешь, — Вельский

нагнулся, — у

меня была жена. Высокая, белая. Походка —

важная, спокойная. Сейчас вижу.

А блины

какие пекла! Они запороли. Я хотел пове­

ситься. Но выдержал...

Сын еще у меня

был — забавный такой мальчонка, смышле

ный, верхом

ездил здорово. Его на штык

подняли...

Вельский отшатнулся, помедлил, с холод­

ной веселостью досказал:

— Смышленый был! Он, знаешь ли, одно­

го

беляка в капкан

поймал.

Поставил у

П

крыльца, што ли... Вот какой!

Его — на

штык.

— Зачем ты это? — чуть слышно спросила

Наташа.

— Успокойся.

— Я успокоилась... — Прислушалась. — Как

в барже тихо. Они — спят?

— Нет, думают.

— О чем?

— О жизни, наверное.

Шли недалеко от берега, мимо деревни.

Долетал лай собак. Солнечные сети качались

в глухой пучине трюма.

— А что думают о жизни?

— Разное.

— Нет,

нет. — Наташа вздохнула. — Они

не о жизни думают, нет. О смерти.

Разговор сильно утомил. Наташа устало

закрыла глаза. И почти в то ж е мгновение ее

оглушил винтовочный залп.

Он

прогремел

так сильно, что вокруг застонала вода. И

враз все смолкло.

В голове еще не улегся

тяжелый звон, а Наташе вдруг показалось, что Мишка Мамай рывком поднял ее на

крепкие руки. Она вскрикнула.

— Уйди! Сгинь!

— Что кричишь? — сказал Бельский. — Я

уйду.

— Чтоб ноги твоей не было!

— Наташа, что с тобой?

— Уйди! Сгинь!

Она быстро поднялась, сказала тише: 77

— Нет, они о смерти думают.

— Ну, и пусть...

— Я знаю, ты добрый, ты поверишь мне.

— Я и не спорю.

— Не споришь— не бунтуй. Не люблю.-

— Наташа...

Откинув голову, она коротко хохотнула.

— Сонная трава зацвела. Как рано!

Вельский, наконец, понял все.

ill

Случилась беда и с Шенгереем.

Увидев снопы, он стал бояться смерти. А

когда ушел Мишка Мамай, он совсем ослаб, пал духом.

И странно — это произошло из-за тех сапог, что отдал ему Мамай! Сначала

Шенгерей несказанно обрадовался подарку: он

никогда не имел сапог, все свои сорок девять

лет носил собственной поделки лапти. Только

один раз, когда

женился,

надевал сапоги.

Дал их на свадьбу деревенский богач с усло­

вием, что Шенгерей отработает три дня в

страду на его поле. И Шенгерею совсем не

обнлно было, что богач выговорил так много,--: уж очень приятно

было ходить в сапогах.

Идешь, а они начищенные, так и ловят солн­

це! Это ощущение приятности долго не по: кидало Ш енгёрея/ Приезжая на базары или

ярмарки, он всегда ходил по лавкам, подолгу

осматривал сапоги, приценивался я был до­

волен тем, что торговцы, желая сбыть свой

78

товар и не зная бедности и страсти Шенгерея, давали ему поторговаться. А теперь, наконец, он получил сапоги, получил навсегда, и так

неожиданно! Знал Мамай, что он босой да к

тому же простуженный, и вот, отдал. Шен­

герей сначала долго ощупывал сапоги, погла*

живая носки и голенища, стучал ногтем в по­

дошву и восхищенно думал: «Ай-ай, какая

кожа! Если их мазать гусиным салом — им

износа не будет! Мне их до старости хватит, да еще Хаким поносит...» Но подумав так.

Шенгерей вдруг осекся: он первый раз, по­

жалуй, так отчетливо, ясно понял, что не ми­

новать смерти. М ожет быть, ему совсем не­

долго придется походить в сапогах. Может

быть, сегодня или завтра позовут и его. Шен­

герей безрадостно натянул сапоги и старался

больше сидеть, чтобы не слышать их скрипа...

... Баржа остановилась у Смыловки. Всю

ночь Шенгерей не спал, а утро встретил осо­

бенно беспокойно. По палубе изредка прохо­

дили солдаты, стуча сапогами, — Шенгерей

пригибался, как под ударами грома. О баржу

плескалась вода, вдалеке перекликались паро­

ходы, всполошенно кричали гуси. Все спали.

Д аж е Иван Бельский еще не просыпался. А

Шенгерею не терпелось. Он начал будить то­

варищей.

— Эй. товарищ, вставай! Ай, как долга-та

спать' хочешь! Вставай!

Смертники начали подниматься.

— Не выводили?

79

— Нет, чтсгто затих он.

— Затих! Перед бурей всегда затихает.

— Утро, кажись, хорошее.

— Хвали, брат, утро вечером.

Утрами (через день) открывали люк; смерт.

-ники очищали параши и запасали воды. Сегод­

ня это нужно было делать. Но люк не откры­

вали долго, — солдаты ходили за провизией

на берег.

Наконец люк открыли. В трюм хлынули

волны света. Смертники сгрудились у лест­

ницы, увидели стальное с прозеленью небо.

Солдат Захар Ягуков заглянул в трюм.

— Выноси ведра! Бери воду!

Из трюма вырвались промозглые голоса:

— А хлеб есть?

— Давай хлеб!

— Пухнем с голодухи!

Ягуков стукнул прикладом винтовки.

— Замолчь! Какой вам хлеб?

— Ишь ты, сытый сам!

— У него рожа-то вон какая красная, хоть

прикуривай!

— Замолчь,

сволочь! — обозлился

Ягу­

ков. — Сейчас закрою!

— Но, ты... Сейчас идем!

По трюму полетело:

— Чья очередь?

Охотников заниматься утренней уборкой

было много: всем хотелось несколько минут, хотя бы мельком, полюбоваться рекой и ут80

ренним небом. Поэтому в трюме был заве­

ден порядок — дежурить по очереди.

Очередных дежурных нашли не сразу. В

полумраке кто-то ржавым голосом спрашивал:

— Чья, говорю, очередь?

— Зубцова. Он убит, — ответили с кормы.

— Дальше кто? Михайлов? Здесь он?

— Нет, повешен.

— Следующей! Самарцев?

— Вот я! Иду! — обрадовался Самарцев —

дружинник из Токмашки — и начал разыски­

вать ведра.

— Дальше кто?

— Бельский Иван... Чугунов, то исть.

— Не пойду я, — отозвался

Бельский. —

Неохота. Пусть за меня кто-нибудь сходит.

Расталкивая товарищей, к лестнице кинул­

ся Шенгерей.

— Он не гулял? Зачем не гулял? Пускай

меня-та! Он не гулят — я гулям.

— Ты недавно ходил!

— Ишь, понравилось!

— Ай, какой твоя голова. Ай, ты... Пускай

меня, пожалыста...

Шенгерей стоял около лестницы, облитый

солнечным светом, просяще разводил руками, растерянно улыбался. В голосе его слышались

надорванные, стонущие нотки.

— Гулял раз — кака беда? Время будет —

ты гуляш, он гулят, все гулям. Я погляжу, какой река, какой погода. Чистый сердце по­

гляжу мала-мала!

6 Б«ееивртнФ

81

— Пусть идет, — сказал Вельский.

— Ай, вот человек! — обрадованно

вос­

кликнул Шенгерей.— Бульна хороша человек!

X I V

Началась уборка. Шенгерей и Самарцев