Макс иронично вскидывает бровь и придвигается поближе, чтобы произвести «врачебный осмотр». Проведя нарочито медленно пальцами вдоль выреза, он ныряет ладонью под нежный шёлк и обхватывает мою налитую грудь, бережно сминая её.
— Здесь? — спрашивает слегка севшим голосом. — Или здесь? — зажимает пальцами мой сосок и начинает ласково теребить его. Вторая рука уже ползёт вверх по моему бедру. Господи, я хотела раззадорить его, а уже сама изнемогаю от безумного желания.
— Да, мне становится лучше прямо на глазах. У вас волшебные руки, доктор, — прикусываю нижнюю губу от нетерпения снять с него полотенце.
Макс встаёт с кресла и, развязав пояс, решительно распахивает на мне халат, впиваясь взглядом в моё тело, словно видит впервые.
— И не только руки, — шепчет, одаривая меня распутным взглядом, а потом наклоняется и, обхватив губами мою твёрдую вершинку, начинает её посасывать, вырывая из меня непроизвольный стон. Затем переходит к другой и проделывает с ней всё то же самое.
— О… Вы — просто чудо, мистер, — нахваливаю этого самца. — Как вы смотрите на более детальное обследование… м-м-м… в кровати? — чуть не теряю нить рассуждений, когда он погружает в меня палец, сбивая дыхание. — А то мне вроде как показан постельный режим.
Пальцем ноги поддеваю краешек его полотенца, и оно падает на пол, открывая моему взору его обнажённое мускулистое тело. В полной боевой готовности, судя по внушительной эрекции, упирающейся в мою промежность. Макс отрывается от моей груди и ехидно выгибает бровь, наблюдая за моим поплывшим взглядом.
— Кажется, я тоже заболел, — прижимается своим лбом к моему, выдыхая эти слова мне в губы, — причём смертельно. Мне теперь тоже нужен постельный режим.
— Я тебя вылечу, — зарываюсь пальцами в его волосы на затылке.
— Не нужно, я хочу болеть, — ухмыляется и, подхватив под ягодицы, поднимает меня на руки, унося в сторону спальни.
Глава 27 Катастрофа
«Господи, как я счастлива! Спасибо-спасибо тебе за всё! Даже за мою внезапную простуду тоже спасибо, ведь если бы не она, то мы с Максом сейчас не были бы вместе», — произношу про себя эту благодарственную молитву, не в силах стереть счастливую улыбку со своего лица.
Я не стала доставать Макса вопросами по поводу его сомнительного поведения в течение нескольких прошедших недель, потому что тоже хороша! Включила гордость после нашей ночи, поставив во главу угла свои чувства, даже не думая о том, что чувствует он. А ведь он действительно всё это время заботился обо мне, думал о моей безопасности, а я только и делала, что воплощала в жизнь свои завиральные идеи. Что это, если не любовь? Конечно, он меня любит. Иначе и быть не может. Не знаю, зачем он так сильно рвётся уехать из Майами, но я готова. Готова, чёрт возьми!
Пока Макс принимает душ после наших любовно-лечебных мероприятий, направляюсь за своим халатом, оставленным прямо на столе в его кабинете. Широко улыбаюсь, вспоминая нашу спонтанную игру, и, пока иду, практически не чувствую пола под ногами, потому что мне кажется, будто я парю от одной лишь мысли, что наша жизнь только начинается. Впереди всё самое интересное и увлекательное, а об остальном подумаю завтра, как советовала моя полутёзка.
Хватая халат, случайно задеваю кнопку на клавиатуре, отчего монитор выходит из спящего режима, предлагая ввести пароль. Только собираюсь на выход, как решаю просто проверить кое-что. Не думая о возможных последствиях, смеха ради ввожу «СКАРЛЕТТ», и экран в тот же миг приветствует Макса Кроу, оповещая об успешном подтверждении пароля. Ничего себе! Словно преступница, бросаю взгляд на дверь, опасаясь быть пойманной за свой длинный нос, и, услышав шум воды, с облегчением заношу палец над кнопкой питания. Вот только он так и зависает в воздухе, потому что всё моё внимание намертво пристывает к изображению на экране.
На лбу мгновенно выступает холодная испарина, а сердце начинает колотиться так, что на несколько мгновений перед глазами темнеет. Уши закладывает от мгновенного выброса адреналина. Меня будто запирают в вакууме, изолируя от окружающего пространства. Остаюсь только я и этот чёртов экран. Я не верю тому, что вижу. Криминалистические фотографии с присвоенными номерами. Очень много фотографий. И на каждой — Глория. Узнаю её несмотря на гематомы и отёки, которыми обезображено её красивое лицо. Прикрываю ладонь от ужаса, когда вижу снимок её спины, изувеченной множественными порезами и ранами. На других фотографиях её живот и бёдра с разных ракурсов, на которых просто нет живого места от синюшных припухлостей и ссадин. Мои глаза обжигают слёзы. Боже, что это? Что эти фотографии делают у Макса?
К горлу подкатывает тошнота, когда я сворачиваю окно, и вижу следующее. Здесь множество разных файлов. Ставлю сортировку по дате и вижу, что самый первый файл датирован тем месяцем, когда мы с отцом переехали сюда. Открываю его, наплевав на реакцию владельца этого ящика Пандоры. Меня трясёт от дурного предчувствия, от ощущения надвигающейся катастрофы. Горло стянуло невидимым обручем так, что ни вдохнуть, ни выдохнуть.
Здесь тоже куча снимков разных девушек. Остервенело кручу колёсико мышки, пытаясь сложить два и два. Глория появилась со мной в университете в один и тот же день. Она тоже новенькая, а ещё очень скрытная. Как она связана со мной? Как она связана с Максом? Мой палец замирает ещё на одной фотографии. Это совершенно точно Шерил. Её лицо практически не имеет травм, поэтому я узнаю её сразу. В голове вспышками проносятся её слова о товаре и мужчинах. Макс ведь говорил, что её похищали для продажи в Мексику. Господи, Глорию тоже похищали? Почему она мне ничего не сказала? Бедная моя девочка, как же так?
Все имена папок зашифрованы каким-то набором непонятных мне аббревиатур, поэтому открываю все подряд, сама не зная, что я ищу, а главное — хочу ли я это что-то найти. Мне нужны ответы. Глория появилась рядом со мной не просто так? В одной из папок в глаза бросается файл с именем «Батлер». В нерешительности останавливаю курсор на своей фамилии, морально готовясь к тому, что я там увижу. Успокаиваю себя тем, что Макс, наверное, собрал на меня досье. Ну что такого? Следователь же. Даже интересно взглянуть, что он там на меня накопал.
Нервно сглатываю ком в горле, делаю глубокий вдох, как перед прыжком с трамплина, и дважды щёлкаю мышкой. На экране появляется отчёт. Но не обо мне, а о моём отце. По диагонали пробегаюсь по юридическим терминам, выхватывая из контекста какой-то бред про его имущество. На нём числится Rolls-Royce Cullinan? Что за чушь. Наша квартира в Нью-Йорке стоила в десять раз дешевле. Яхт-клуб, несколько апартаментов. Перед глазами мелькают фразы об отмывании денег и офшорных счетах. Мой отец — уважаемый следователь, противник взяток и всего противозаконного. Да он запрещал мне дарить школьным учителям даже конфеты, чтобы они не приняли этот презент за подкуп, а тут банковские выписки с баснословными суммами. Может быть, это какой-то однофамилец?
Прокручиваю файл дальше, только чтобы окончательно убедиться в своей правоте, и снова натыкаюсь на фотографии. На этот раз это чёрно-белые снимки. Не совсем качественные, сделанные, скорее всего, исподтишка. Вот отец выходит из незнакомой мне тонированной тачки, а вот здоровается за руку с каким-то мужчиной, очень похожим на мексиканца. За спинами обоих — шеренга из громил в пиджаках и тёмных очках. Не знаю, зачем мой отец жмёт руку этому мерзкому типу, но уверена, что всему этому есть какое-то логическое объяснение. Наверняка он взял на себя очередное дело, поэтому встречается с такими людьми. Так ведь? И этот дорогой на вид костюм, несомненно, взят напрокат. Люксовый внедорожник, конечно, не знаю, как объяснить, но, вполне возможно, что Департамент обладает и такими средствами.
Моему самообману приходит конец на последней странице файла. Глаза, не моргая, быстро пробегают по небольшому тексту. Экран постепенно размывается, а рука замирает и начинает непроизвольно дрожать от неверия, ужаса и нахлынувшей скорби. Скорби от того, что мой отец — не просто гражданин США и даже не просто начальник Департамента полиции, а, как оказалось, совершенно незнакомый мне человек. Он — один из главарей преступной группировки, уличённой в торговле людьми.
