Выходило, что для работы с червоточинами требуется по-настоящему мощный источник энергии. В качестве такового дядя Юля предполагал использовать миллионовольтные разряды от строящегося в данный момент «генератора Тесла». Руководил работами сам гениальный серб, а электричеством установку планировалось запитывать от угольной станции, которую согласно контракту уже начал возводить российский филиал фирмы ««Вестингауз электрик энд мануфанчуринг компани».

Все эти подробности отец изложил мне (как мог, поскольку разобраться в них человеку без базового физико-технического образования непросто), уже после того, как мы покинули царскую резиденцию и решили в целях успокоения расшатанных нервов прогуляться пешком до Летнего Сада. Разговор у Государя, в самом деле, юыл непростым. Александр из всех заумных разъяснений понял главное: недалёк час, когда учёные получат-таки стабильный доступ к «червоточинам» - и обращаться с ними надо будет с крайней осторожностью, поскольку подобный «подарочек» способен в одночасье перевернуть с ног на голову весь привычный мир. Понял – и поставил вопрос: а не пора ли открыть широкой публике правду и о гостях из будущего, и о сокровищах знаний, которые они принесли с собой, и о роли, которую всё это сыграло в событиях последних полутора лет? Возможно, говорил он, это остудит некоторые горячие головы, когда мир, или, для начала, хотя бы Европа, узнает, что научная, техническая и, конечно же, военная мощь России получила могучую подпитку из будущего – а кто решится воевать с будущим? Глядишь, и «просвещённые мореплаватели», узнав об этом, развернут свои броненосцы, предпочтут решить дело миром…

Для того нас и пригласили в Зимний дворец, а что до церемонии награждения – это был приятный бонус, не более того. Государь, по натуре своей не склонный к скоропалительным решениям, не ожидал немедленного ответа. Гостям предлагалось подумать, взвесить, ознакомиться с деталями (господину Лерху и его коллегам велено ничего не скрывать, вставил Корф), обсудить, если потребуется между собой. После чего, собравшись, скажем, через неделю, дать Императору Всероссийскому совет – взвешенный, обдуманный и толковый.

- Что думаешь ответить?

Я усмехнулся: отец прочёл мои мысли. Хотя, скорее всего, он и сам только об этом сейчас и думает…

- Пока не знаю… а впрочем, вру, знаю. Я думаю, решение стоит отложить хотя бы до лета следующего года. Сдаётся мне, что тогда России будет, что предъявить миру по-настоящему.

Отец сощурился.

- Это ты о чём? Раньше за тобой не водилось привычки говорить загадками.

- А нет никаких загадок. - Я остановился и облокотился на гранитный парапет и стал смотреть вниз, на мутные воды Невы. - Просто не хочу бежать впереди паровоза. Если дядя Юля не ошибся, и Тесла справится со своей задачей, мы отправимся в мир тетрадигитусов самое большее, через два-три месяца. И вот когда вернемся… если вернёмся, конечно.

- Язык прикуси, сглазишь! - отец трижды сплюнул через плечо, нисколько не стесняясь столь открытой демонстрации своего суеверия. – Разве ж можно так? А если, и в самом деле, не вернётесь?

- Тогда это уже будут не мои проблемы…» 

- Шлиссельбург? За какие такие грехи вас решили туда законопатить? Вроде, в государственных преступлениях не замечены, в обычном расейском лихоимстве тоже… или я чего-то не знаю?

Реакция Олега Ивановича была понятна – за Шлиссельбургской крепостью давно и прочно закрепилась недобрая слава самой мрачной политической тюрьмы Российской Империи.

- Там находится пороховой завод, основанный пять лет назад «Русским акционерным обществом для выделки и продажи пороха». – принялся объяснять дядя Юля. - Оборудование сравнительно новое, рабочие, инженеры грамотные, знающие. Раньше там выпускали дымные пороха для военных и гражданских нужд, потом наладили и производство динамита – между прочим, первое в России! А сейчас решили перепрофилировать его для выпуска бездымных пироколлойдных порохов, разработанных в лабораториях Д.О.П.а. Они, кстати, уже прошли проверку боем – торпеды, которыми взорвали британские броненосцы, имели начинку, произведённую в опытном цеху Шлиссельбургского порохового завода.

Семёнов покачал головой.

- Это я понять могу. Но зачем электростанцию-то строить? Собирались ведь в пригородах Питера – так что же, из самого Шлиссельбурга тянуть ЛЭП? Это ж одной меди сколько уйдёт, алюминиевой проволоки тут еще не выпускают…

- Дайте срок – выпустят. – обнадёжил дядя Юля. – Была бы электроэнергия, технологический процесс понятен, работы уже начаты. А насчёт ЛЭП не беспокойтесь, Олег Иваныч, она нам без надобности. Для Питера будут строить другую электростанцию, а та, что заложена в Шлиссельбурге, будет работать на нужды завода… и наши.

Острый слух Семёнова без труда уловил лёгкую заминку в конце фразы.

- В смысле – ваши?

- Обсуждая с бароном ближайшие планы, я выразил сомнение в том, что опыты господина Теслы, как и эксперименты с «червоточинами» стоит проводить в городской черте. Сами понимаете - люди вокруг, мало ли? Кроме того, по ряду причин, работы лучше производить ниже уровня земли, а в Питере с этим проблемы, как вам, вероятно, хорошо известно.

- Да, грунтовые воды слишком близко к поверхности. – согласился Семёнов. – Город строили на болоте, и даже в наше время были серьёзные проблемы с подтоплением тоннелей метро.

- Вот именно. – дядя Юля кивнул. – А в Шлиссельбургской крепости – это, если вы помните, бывший Орешек – обширные подземелья, которые сейчас практически не используются. Тем не менее, там сухо, своды крепкие, обложены гранитными глыбами. Для наших задач – то, что доктор прописал.

- И соседство тюрьмы вас не смущает? Как сейчас помню, из школьной истории: Александр Ульянов и его товарищи, приговорённые к смерти за подготовку покушения на царя, повешены в Шлиссельбургской крепости.

- Тюрьма имеет место. – не стал спорить учёный. - Кстати, Александр Ульянов там и сейчас сидит. Я был недавно в крепости, мне показывали окна его камеры в одном из тюремных казематов.

- О как! – Олег Иванович едва не поперхнулся. – А я–то был уверен, что он покинул этот мир. Прошла информация, что его нашли повесившимся в женевском отеле – и будто бы даже к этому приложили руку его же соратники, заподозрившие предательство[8].

- Жив, как видите. Но полгода назад он имел глупость вернуться в Россию – и вот, попался. Об этом не сообщали, и сейчас Александр Ульянов, как и прочие члены «террористической фракции», арестованные по делу о мартовских беспорядках, содержатся в Шлиссельбурге.

- Не знал, не знал… - Семёнов покачал головой. - Надо будет Корфа расспросить при случае.

Память услужливо подсунула полустёршийся эпизод из недалёкого прошлого. Первое марта 1888-го года, стаи ворон мечутся на фоне низкого, затянутого снежными петербургского неба – жалкий клочок его виден со дна треугольного колодца проходного двора. Во дворе только один человек, сутулый юноша в студенческой чёрной шинели, ковыляет к низкой арке-подворотне. Видеть его можно лишь в профиль - лицо бледное, измождённое, в глубоко запавших глазах притаился страх.

— Можно вас на минутку, сударь?

Молодой человек спотыкается от неожиданности и едва не падает. Рука при этом ныряет в карман шинели, где – Олег Иванович знает это, - притаился кургузый «бульдог». Не слишком серьёзное оружие для того, кто задумал убить Императора Всероссийского…

— Что вам угодно?

Голос звучит деланно-безразлично. Надеется, что обознались, отстанут?

…зря надеется…

Большой палец нащупывает защёлку на рукояти трости. Если нажать – пружинный механизм отбросит шафт и в руках останется узкий обоюдоострый, весь в разводах дамаскатуры, шпажный клинок.

— Вы, насколько я понимаю, Александр Ульянов, студент Императорского университета?

— Вы… — молодой человек едва не закашлялся, — откуда вы меня знаете? Вас подослали? Кто? Полиция, жандармы?