- Обойдёшься! – разочаровал пёселя Иван, и в этот момент часы мягко прозвонили два пополудни. – Слушай, пап, а мы с тобой не опоздаем? Нас ждут к шестнадцати-ноль-ноль, а мы ведь ещё собираться не начинали!
- И верно. - Семёнов глянул на циферблат карманных часов. - Давай-ка одевайся, а я скажу, чтобы дворник нашёл извозчика. Скажем, через полчаса, а то мне перед приёмом надо ещё с Корфом парой слов перекинуться. И вообще, Зимний дворец - не то место, куда стоит опаздывать…
Из дневника мичмана
Ивана Семёнова.
«…Давненько что-то я не брался за шашки… то есть, за перо. Дело в том, что наша с отцом миссия в Берлине подразумевала некую конфиденциальность; позже, по другую сторону Ла-Манша и вовсе начались шпионские игры, так что делать записи было бы опрометчиво. Хотя, конечно, это не более, чем отговорка,– во время предыдущего визита на тот берег Ла-Манша я писал, и никакие соображения конспирации не препятствовали…
Но – к делу. В Зимний мы прибыли слишком рано. Корф запаздывал, и нам пришлось коротать ожидание в приёмном покое (или как тут это называется?) за кофе с меренгами - и то и другое было выше всяческих похвал. Примерно через час представительный господин в сюртук и рейтузах зелёного цвета с золотым шитьём (из-под сюртука выглядывал расфуфыренный алый жилет) – предложил нам последовать за ним. Я не ориентировался в ньансках придворного костюма и решил, было, что это какой-нибудь камер-юнкер, а то и флигель-адъютант, но вовремя появившийся Георгий шепнул, что это всего лишь дворцовый лакей. С появлением цесаревича наша маленькая компания стала центром притяжения – на нас оборачивались, нас лорнировали (так это, кажется, называется, когда тебя рассматривают в смешные раскладные очки без дужек, на длинной тонкой ручке?), за нашими спинами перешёптывались. Что ж, неудивительно: тайна нашего происхождения давно уже стала секретом Полишинеля, и если сведения эти не перекочевали до сих пор в прессу и не муссируются в каждом газетном листке Европы – то лишь благодаря усилиям Корфа и отдельного Корпуса жандармов. Свободой прессы в Империи Российской, слава Богу, не имеется - а потому известность наша не вышла за пределы некоего ограниченного круга. Пока не вышла.
Приём не занял много времени. Нас проводили в рабочий кабинет Императора. Александр глыбой громоздился за немаленьким столом, и когда он встал нам навстречу, в кабинете сразу сделалось тесно. Нас усадили за круглый чайный столик в углу, отослали лакея за самоваром, и начались расспросы. Более всего царя интересовали подробности рейда в Спитхэдскую гавань, однако и о наших поездках в Англию было спрошено немало. К середине беседы появился Корф в сопровождении Никонова и Яши, и разговор сразу принял официальное русло. Государь встал (мы тоже торопливо вскочили) и поздравил по очереди каждого с полученными отличиями. Мне вручили орден святого Владимира третьей степени, Никонову тоже Владимира, но первой степени. Георгий получил Святого Георгия - ничего себе каламбурчик? Многие из его венценосных предков тоже были удостоены в разное время этой высокой награды, причём кое-кто получил её за личное мужество, например, Александр Второй. Что ж, отчаянный налёт, закончившийся потоплением британского броненосца, не уступал по степени риска и важности достигнутого результата рукопашной схватке с кавказскими горцами, за которую дед Георгия удостоился своего креста – так что ни у кого не повернулся бы язык сказать, что цесаревичу повесили крестик просто по праву рождения.
Отцу, как лицо сугубо гражданскому, да ещё и не состоящему официально на службе, повесили орден святого Станислава первой степени, «невоенной» его версией, с мечами в верхней части креста и звезды. Орден вручался, «за особые и ценные услуги, оказанные государству и царствующей династии» и давал, кроме солидной пенсии, ещё и потомственное дворянство. Такого же ордена, но третьей степени удостоился и Яша – учитывая предусмотрительно принятое им лютеранство, знаки ордена носили обычный вензель св. Станислава, а не «птицу», чёрного имперского орла, какие помещали на ордена, предназначенные для иноверцев. Тем не менее, не отказал себе в удовольствии шепнуть ему на ухо, что теперь он, Яков Моисеевич Гершензон - первый из уроженцев черты оседлости, удостоенный личного дворянства. И с удовольствием наблюдал, как вытянулась его характерно-еврейская физиономия.
Потом Александр сообщил о награждении других гостей из будущего. Каретников, как и дядя Юля, удостаивались Станиславов второй и третьей степени соответственно за заслуги на ниве науки и просвещения. Оба на церемонии отсутствовали – доктор в Москве вёл семинар, посвящённый новым правилам гигиены в лечебных учреждениях, что же до дяди Юли, то он, как с некоторым смущением сообщил Корф, отказался ехать, сославшись на крайнюю занятость в лаборатории. Надо было видеть удивлённую гримасу императора Всероссийского – думаю, до сих пор никто ещё не позволял себе с ним подобных вольностей. А дядя Юля такой: ему наплевать на субординацию и чинопочитание, а проводимый эксперимент неизмеримо важнее любых церемоний, хотя бы и с участием особ голубой крови.
Награждение, наконец, закончилось – всё в этом мире когда-нибудь да заканчивается, и настала очередь другой обязательной любой официальной церемонии – фуршету. Здесь его, правда, ещё не додумались проводить на ногах - Александр снова предложил нам сесть, придворные лакеи принесли подносы, уставленные хрустальными рюмками, блюдами с пирожками и крошечными бутербродами, которые здесь называли «канапе». На свет появились бутылки – коньяк, ром и разноцветные наливки в маленьких хрустальных графинчиках. Под конец принесли самовар и большой поднос со сладостями. Государь плеснул себе в рюмку-лафитник, привычно опрокинул, дождался, когда гости последуют его примеру - и приступил к расспросам.
- Ну, извини, хотел рассказать тебе, да не успел…. – вид у отца был виноватый. - Закрутились как-то, понимаешь: сначала на вокзале, потом новую квартиру тебе показывал…
- …потом щенка, потом фрау Марту. - продолжил я со всей возможной язвительностью.– А о таком незаметном пустяке – ни слова! В самом деле, зачем стараться? Вот пойдём к царю на приём – там обо всём и расскажут, а что я при этом буду хлопать глазами как болван, ничегошеньки не понимая, так это ж ерунда, верно?
Отец виновато вздохнул. То, что поведал ему вчера дядя Юля в своей лаборатории, действительно заслуживало внимания - у них там наметились серьёзные подвижки. Оказывается, наши учёные сумели выцарапать из металлических книг немаловажные тайны, и одна из них полностью подтверждала гипотезу дяди Юли: луч фонаря или лазера, направленный на действительно чашу-линзу, действительно накачивал её энергией, причём искалка из проволоки и «бусинок-брызг» играла при этом роль своего рода дистанционного пульта управления. Важно, что накопленная энергия каким-то образом сохранялась, чтобы при очередной активации связки «чаша-статуя-тинтура» произвести требуемый результат: например высветить голограмму «звёздного атласа» четырёхпалых, или открыть «червоточину». Дядя Юля даже выдвинул экзотическую гипотезу, что энергия была «закачана» в чашу вовсе не лазером, имевшимся в распоряжении Виктора, а давным-давно, неким очень мощным устройством - и разрядилась в подземелье Монсегюра вспышкой, породившей на краткое время портал, в котором и сгинули Стрейкер с Варенькой. «На краткое время» - это они с Бурхардтом подчеркнули особо, поскольку из расшифрованных «металлических книг» следовало, что если энергии будет гораздо больше, то и «червоточина» не схлопнется спустя краткое время, а будет действовать постоянно. Ею даже можно будет до известной степени управлять – так мы, не понимая толком, что делаем, управляли порталами, путешествуя из девятнадцатого века в двадцать первый и обратно.
Именно так, полагал дядя Юля, «червоточины» создавали в незапамятные времена сами тетрадигитусы. Раз открытые, эти удивительные образования несчётные века сохранялись на поверхности Земли в виде неявных отпечатков - и продолжалось это до тех пор, пока туземцы-земляне, случайно заполучившие «брызги- бусины» не сумели использовать порталы, но уже для своих целей. Разумеется, делали они это примерно с той же эффективностью, с какой дикарь из племени Мумбо-Юмбо колет кокосовые орехи новейшим масс-спектрометром, неведомо как попавшим в его очумелые ручки.
