‘Где твой паспорт?’

‘ В Калькутте. Я отправил его в отель "Грейт Истерн" вместе со всеми своими документами, когда отправлялся сюда. ’

‘Жаль’.

‘Ты мне не веришь?’

"Это не то, во что я верю", - сказал герцог, снимая лоскут шелка со своего халата. ‘Ты должен посмотреть на это с точки зрения другого чепа. Сюда приходит чепец и называет себя Ху-Цзуном...

‘Я уже говорил тебе. Я никогда этого не делал.’

‘– Он приходит вовремя. Он пришел с запада. И он выбирает все нужные объекты в тесте. Что ж! Что, по-твоему, должен думать чеп?’

‘Тест был шуткой", - слабо сказал Хьюстон. ‘Я выбрал по одному от каждого, китайского, индийского и тибетского. Я выбрал их не потому, что они что-то значили. ’

‘ О, вполне. Конечно, некоторые чепцы могут подумать, что вы должны были их сорвать. ’

‘Ты так думаешь?’

‘Я только даю тебе силу оппозиции, старина чеп. В этой стране происходят странные вещи. Я сам их видел.’

Хьюстон посмотрел на него и попытался собраться с силами. Его голова раскалывалась так сильно, что он едва мог думать. Он сказал: ‘Хорошо. Взгляни на это с другой стороны. Этот человек, Ху-Цзун, – зачем он должен был прийти сюда?’

‘ Мы не можем вдаваться в подробности, старина чеп.

‘Он не ищет брата, не так ли?’

– Я действительно...

‘Так что, если сюда приходит кто–то, кто ищет кого-то, чья единственная мысль - найти его и сразу же уйти, никого не беспокоя, - он не может быть Ху-Цзуном’.

Черные, как терн, глаза, которые дружелюбно смотрели на него, слегка моргнули.

‘Так может показаться. К сожалению, произошли одна или две вещи – довольно странные вещи, – которые, как правило, связывают две истории. ’

‘Какие вещи?’

‘Я не могу тебе сказать’.

‘Что происходит с моим братом?’

‘ Я просто сторонний наблюдатель, старина чеп. Я действительно ничего не могу сказать.’

‘Почему его держат здесь?’

"Я никогда не говорил, что он был, старина чеп’.

"Я знаю, что это так. Он в третьем монастыре.’

‘ Великолепно, ’ сказал герцог и встал.

Хьюстон увидела, что интервью подошло к концу. Он быстро сказал: "Не могли бы вы, по крайней мере, дать мне представление о том, что, черт возьми, должно со мной случиться?’

Молодой человек разгладил свою одежду и постучал в дверь. "Это зависит от того, кто ты, черт возьми, такой, не так ли?" - сказал он. ‘Только губернатор может сказать нам сейчас’.

- Губернатор? - спросил я’

‘Чтобы увести толпы прочь. Деревня по-прежнему переполнена. Они не уйдут. Все это было очень сложно. Действительно, очень хитро, ’ сказал он, когда дверь открылась. ‘Тем не менее, мы должны знать к завтрашнему дню. Старый чеп добирается сюда так быстро, как только может. ’

‘ Подождите минутку, ’ сказал Хьюстон. ‘Как он должен сказать, кто я, когда никто другой не может?’

- О... у него, знаете ли, свои методы, ’ сказал герцог. На мгновение он выглядел несчастным. ‘ Я не должен думать об этом, старина чеп. Постарайся сейчас немного отдохнуть.’

Хьюстон действительно думал об этом. Весь день он не думал ни о чем другом. Они привели Ринглинга, чтобы увидеть его во второй половине дня. Мальчику стало немного лучше, и ожоги на его ногах теперь были перевязаны; Хьюстон не мог отвести от них глаз.

Он заснул, все еще размышляя о методах губернатора.

ГЛАВА ВОСЬМАЯ

1

TОН 67-летний губернатор Ходзо не считал себя жестоким человеком. Конечно, по долгу службы ему пришлось применить несколько жестоких наказаний. За эти годы по его приказу было удалено несколько сотен языков, носов и глаз. Но это, по сути, было данью традиции; губернатор высоко ценил традиции. Он был счастлив думать, что скорее удалит целые органы отдельного человека или целого поколения людей, чем изменит хоть что-то или название божественного свода традиций, которые связывали их функции в обществе. В этом он считал себя разумным человеком: он хотел только оставить вещи такими, какими он их нашел.

Однако он не чувствовал себя особенно разумно, когда пересаживался с лошади в свой официальный паланкин в двух милях от Ямдринга. Он чувствовал себя старым, мстительным и разочарованным. Он был в Ходзо ровно четыре часа, когда пришло сообщение; достаточно долго, чтобы услышать о проступках своей младшей жены, но не для того, чтобы избить ее за это. Он хотел избить ее. Ей было 17 лет, и она была прекрасна, и он долгое время не мог наслаждаться ею. Он не смог насладиться ни одной из своих трех жен, и он подумал, что хотел бы победить их всех.

В прошлом году губернатор мог осуществлять лишь поверхностный контроль над своими частными делами. Это было одно из худших событий в его жизни; бесконечная череда тревожных проблем, неудобных путешествий и неприятных запахов. Тот факт, что он знал, что отчасти сам виноват, был просто дополнительным раздражением.

Будучи глубоко религиозным человеком, губернатор знал, что любое действие ведет к страданию: это был первый закон Кармы. Он наблюдал закон в действии в своей собственной жизни. За причиной последовало следствие, и тенденция следствия с годами становилась все более неприятной.

За год до этого губернатор пожелал уйти в отставку. Он очень хорошо знал, чем хотел заниматься на пенсии. Он тщательно все спланировал. Он хотел красивый дом с парком за пределами Ходзо; он купил его. Он хотел иметь библиотеку из трех тысяч томов и домашнего священника; он приобрел их. Он хотел проводить ночи так, как подобает пожилому джентльмену с регулярным, но вялым аппетитом; он взял себе новую роскошную жену.

И его отговорили. Регент говорил о предстоящих угрожающих годах, о непревзойденном знании губернатором дел, о его суждениях государственного деятеля. И губернатор прислушался. Его тщеславие было пощекотано. Он остался.

Это была Причина, и все неприятные последствия прошлого года можно было проследить непосредственно до нее. Ибо сладкие слова завели колесо, и тщеславие губернатора взвело его на курок; Карма сразу же снова запустила его.

Сначала пришли европейцы. Тогда четверо из них остались. Затем одному из них стало любопытно. И тогда губернатор почувствовал себя обязанным проявить свое государственное суждение ... .

Это было заблуждение, о котором он никогда не переставал сожалеть. Ибо, если бы он немедленно сообщил об этом в Лхасу, как того требовал обычный здравый смысл, Лхаса снял бы это с его плеч. (Ему, однако, пришлось бы самому отправиться в Лхасу: именно мысль о десятидневном отсутствии мучительного и изобретательного нового обитателя его постели отвлекла губернатора от пути здравого смысла.)