Здесь было так много новых проблем, что он подумал, что должен исходить из предположения, что с самого начала кто-то допустил ошибку. Сначала он предположил, что это были тибетцы.
Группа из четырех человек была найдена мертвой после схода лавины. Партия была ошибочно идентифицирована как партия пропавших без вести британцев. Сообщение на этот счет было отправлено в Лхасу. Когда ошибка была обнаружена, потребовалось время, чтобы исправить ее. Связь была плохой. Все должно было быть проверено и перепроверено Лхасой, прежде чем можно было признать ошибку. И в то же время они не давали никакой информации.
Что ж. Это было одно из объяснений, столь же разумное, как и любое другое. Более разумно, в некотором смысле. Потому что здесь были человеческие ошибки, бюрократия и проволочки. Он встретил их всех в Индии, и он предположил, что вы могли бы найти то же самое в Тибете. Но что в таком случае произошло с британской партией? С декабря прошло пять месяцев. Почему они не уехали из страны?
На это не было ответа, поэтому он начал действовать по-другому. Он предположил, что мальчик Ринглинг совершил ошибку. Ринглинг заметил группу из четырех человек, присоединившихся к его каравану, и подумал, что слышал, как они говорили по-английски. Он был в полусне, когда услышал их. Они ушли со своими проводниками. Тогда, согласно этому предположению, люди, которых он видел, должны были быть четырьмя другими людьми. Это были трое других мужчин и одна женщина, и они не говорили по-английски.
Хьюстон не понравилось это предположение. Мальчик понял бы, если бы они говорили по-английски. У него не было причин лгать. И Хьюстон сам не сообщил никаких подробностей. Мальчик снабдил их: трое мужчин, женщина, один из мужчин заболел.
Итак, тибетцы сообщили о смерти группы в октябре, а Ринглинг видел их живыми в декабре. И после того, как он был у Ринглинга, чтобы услышать эту историю, на него напали. Мужчины ждали его; они были больше намерены избить его, чем ограбить. И на самом деле они украли у него очень мало.
Хьюстон подумал, что видит в этом закономерность. Он все еще пытался сообразить, куда это его привело, когда голос тихо сказал ему на ухо: ‘Сахиб, ваш чай. Вы не выпили свой чай, сахиб. Уже девять часов.’
Хьюстон огляделся и увидел в комнате дневной свет, поблагодарил слугу и встал. Стены немного покачнулись. В голове у него все еще сильно стучало, а живот был сильно ушиблен. Он снял халат и осмотрел его. Было только легкое покраснение, но его взгляд в зеркале был более впечатляющим. Между веком и виском появилась сердитая пурпурная ссадина. Он подумал, что сегодня ему лучше надеть темные очки.
Он умылся, побрился, оделся и присел на минутку, чтобы оправиться от этих усилий и позволить мебели вернуться на свои места. Он подумал, что ему лучше что-нибудь съесть. Он ничего не ел со вчерашнего обеда в Дарджилинге. Он довольно осторожно спустился по лестнице в столовую, заказал фруктовый сок, теплые булочки и кофе и умудрился вернуться в свою комнату как раз вовремя, чтобы принести их наверх.
Он сел в плетеное кресло, дрожа и ослабев, и вытер вспотевший лоб. Он не знал, что ему с этим делать. Он подумал, что сегодня ему лучше не оставаться в Калимпонге. Он должен был пойти куда-нибудь и подумать.
Он спустился вниз, вышел на крыльцо отеля, посмотрел на сверкающую, оживленную площадь и попытался составить план, который помог бы ему пережить день.
‘ Здравствуйте, сахиб. Куда мы идем сегодня?’
Он увидел, что здесь проблема даже более насущная, чем то, как он будет занимать свое время весь день; и, чтобы избавиться от мальчика, сказал первое, что пришло ему в голову.
‘Прости, парень. Я еду в Дарджилинг.’
‘О, сахиб, вы только что вернулись’.
‘Что ж, я снова ухожу’.
‘Что ж. Я держу автобус для вас, сахиб. Я вижу, ты ее подхватил.’
Хьюстон глухо выругался, стуча головой в резком солнечном свете, когда он следовал за Бозелингом через площадь. Тогда это должен быть Дарджилинг. Но сегодня одно место не хуже другого, подумал он; и, возможно, он мог бы подумать в автобусе.
Это был великолепный день, высокое безоблачное небо, большие круглые холмы, пышные и пышные от весны. Автобус часто останавливался в деревнях по пути, пассажиры входили и выходили, толкались, болтали, шутили, весь мир был рад заняться своими делами в такой день. Хьюстон налился свинцом в своем кресле, считая удары молотка в голове и пытаясь справиться с тошнотой в желудке.
Они были живы. Они были живы в декабре. В декабре они путешествовали без гидов. И тогда для них появились проводники, и они покинули караван. Но зачем ее оставлять? Они шли с ней весь день в метель. Зачем оставлять его, когда были доступны проводники, чтобы нести больного человека? Потому что проводники не проводники; потому что проводники, посланные людьми, чтобы вернуть их ... .
Он думал, что может бесконечно продолжать эту нелепую мечту наяву, и вдруг понял, насколько это нелепо, и взял себя в руки. Ситуация, с определенной точки зрения, была не лишена юмора: он сыт по горло, напуган и находится далеко от дома, предпринимая ненужное путешествие в Дарджилинг, чтобы избежать внимания одного маленького Шерпа.
И что касается грабителей: почему бы им не взять только его небольшие заметки? Они были всего лишь мелкими грабителями. Они были грабителями без обуви. Крупные банкноты были бы помехой для таких грабителей. И что касается истории Ринглинга – он, должно быть, когда-то сам упомянул, что он искал, и Бозелинг услышал его и рассказал своему брату, и его брат был счастлив предоставить правильные ответы.
Это объяснение при ясном свете дня казалось настолько более убедительным, чем любое из его дурацких предположений прошлой ночью, что он внезапно почувствовал, что улыбается с чувством ликующего освобождения.
‘Это очень забавно, сэр, не правда ли, смотреть, как играют козы?’
К нему обратился стройный молодой бенгальец; на нем были европейская рубашка и брюки, а его глаза весело блестели за очками в стальной оправе.
‘Козлы?’
‘На холмах’.
Автобус со стоном поднимался по склону, по крутым зеленым склонам которого пугливо взбрыкивало и лягалось стадо коз.
Хьюстон поспешно сказал: ‘О, очень. Действительно, очень забавно.’
"Я видел, как ты улыбался этому зрелищу. Это всегда вызывает у меня улыбку. Но это очень полезные животные, наиболее важные для нашей экономики, сэр.’
‘Неужели?’
‘О, да. В данный момент я изучаю козла.’
‘ Вы ветеринар, не так ли?
‘О, нет, сэр, я не ветеринар’, - сказал молодой бенгалец, вежливо прикрывая свое веселье тонкой смуглой рукой. ‘Я учитель’.
- Это ты? - спросил я. Сказал Хьюстон, радуясь, что его вывели из себя. ‘Я тоже".