Annotation
Кавелин Константин Дмитриевич
Кавелин Константин Дмитриевич
Взгляд на русскую сельскую общину
Русская сельская община, как все предметы, до которых не касалась наука, подает повод к бесконечным недоразумениям. Попробуйте о ней поспорить с кем бы то ни было, и вы увидите, что каждый соединяет с нею свое особливое понятие. Оно и не может быть иначе. Община -- явление живое, действительное и оттого весьма сложное; она органически связана со всеми сторонами нашей народной жизни, находится под их влиянием и сама на них влияет. Естественно, что каждый смотрит на общину с своей точки зрения, подводит ее под общие свои понятия о народной жизни вообще и нашей в особенности. А кто может похвалиться, что понял ее вполне, проник все тайники ее в прошедшем и настоящем, и с уверенностью может указать хотя главные ее направления в будущем? Оттого каждый видит в русской сельской общине одну какую-нибудь сторону и потому, порицая или защищая ее, относительно прав; не прав же потому, что или вовсе не замечает, или не довольно взвешивает другие стороны того же явления.
Первый, самый обильный источник недоразумений относительно русской сельской общины -- это смешение общины административной с поземельною. Находят, что община поглощает индивидуальность, не дает почти никакого простора личности и гражданской самостоятельности членам общины и тем парализует их силы, существенно мешая вместе с тем развитию нравственных и экономических сил всего государства. Упрек справедлив, но к кому он относится? Очевидно к общине административной. Подать лежит не на земле, а на душе; рекрутскую повинность отправляет не всякий за себя, а несколько лиц из числа тысячи ревизских душ. Все повинности натуральные, подати, сборы, самый поземельный оброк расчисляются по числу душ. При таком личном характере податей и повинностей ответственность за исправное отправление их со стороны общины неизбежна. Государству невозможно иметь дело непосредственно с каждым из податных людей в отдельности, и оно поручает это общинам, возлагает на них надзор над каждым из своих членов и ответственность за них. Для этого общины снабжены большою принудительною властью относительно каждого из своих членов. Кто приписан по уплате податей и повинностей к общине, тот не может выйти из нее без ее согласия, не может отлучаться из нее без ее позволения; не платит он податей -- община его наказывает, потому что за него отвечает перед правительством; а если он так замотался, что и платить не может, -- община или ставит его в рекруты вместо исправных хозяев, или совсем от него отказывается и отдает его в распоряжение правительства. Такая круговая ответственность всех за одного тяжела для первых, тяжела и для последнего, потому что на практике стеснительна для правых и виноватых. Три четверти возражений против общины направлены с этой стороны, но относятся не ко всем сторонам ее, а только к одной, административной. Честь этого различения бесспорно принадлежит, если не ошибаемся, "Сельскому Благоустройству", в особенности почтенному редактору его, г. Кошелеву. Везде и при всяком случае он указывает на различие и, отстаивая общину поземельную, постоянно напоминает, что не к ней относятся возражения, вызываемые против общины ее теперешним административным устройством. Действительно, последнее зависит от общей финансовой системы, существующей у нас с Петра Великого, и с изменением ее может измениться административным или законодательным порядком, не касаясь поземельного устройства.
Обратимся теперь к поземельной общине.
Владение землею миром, как называется наша сельская община, чрезвычайно оригинально. Так как самый способ этого владения не всем одинаково известен и тем затемняются рассуждения об этом предмете, то я считаю необходимым представить его, насколько сам знаю. Те, которым он больше и лучше известен, потрудятся исправить мои ошибки и оговорить невольные и неизбежные недомолвки. По крайней мере, всякий, прочитав следующие строки, будет точным образом знать, что я разумею под общинным владением и на каких фактах основаны все дальнейшие выводы; а это первое условие всяких рассуждений и споров.
Русская сельская община, поселена ли она на своей земле или на казенной, или хоть на помещичьей -- если только последняя предоставлена в полное ее пользование, как, например, в оброчных имениях, -- дает каждому из своих членов равное участие в мирских землях и угодьях. Временная отлучка, хотя и продолжительная, не лишает члена общины права на такое участие, особливо когда в селе остается семья отлучившегося. На таком положении остаются членами общин тысячи торгующих по свидетельствам крестьян, живущих в городах, имеющих там торги и промыслы: их семьи остаются очень часто в деревнях и живут там своими хозяйствами на полном крестьянском участке. Но если крестьянин совсем покинет свое общество, перечислится в другое или переедет на постоянное житье в город, и после него никого не останется в том обществе, то он лишается участия в мирских землях и угодьях, без всякого вознаграждения: участок его оставляется им безвозмездно в распоряжение мира, исключая движимости, которая остается его собственностью, и принадлежавших ему жилых и других строений, которые он может вывезти с собою, продать, уступить односельчанину, но не может ни в каком случае ни продать или уступить постороннему, ни оставить за собою на прежнем своем участке. В отношении к государственным крестьянам этот народный обычай закреплен законом, с необходимою оговоркой, что избою и другими строениями оставляющий общину крестьянин не может распорядиться как полною собственностью, если они построены из казенного леса.
Итак, в мирских землях и угодьях имеет часть только член мирского общества, пока остается его членом, т.е. пока имеет в нем оседлость; получает он ее безвозмездно, не платя за нее ничего вперед; он имеет право на часть, равную со всеми прочими членами того же общества, хотя и может, если сам захочет, взять меньшую часть, чем другие. Конечно, взятие участка, равного со всеми, бывает обязательно там, где земледелие не составляет главного промысла жителей, а раскладка податей и повинностей производится по земле; но такой случай составляет изъятие из общего правила, и притом изъятие, вытекающее не из самого общинного владения, а из финансового характера, сообщенного нашим общинам законодательством. Наконец, оставляя свое общество и перенося оседлость в другое место, крестьянин лишается всякого права на часть в земле и угодьях, и лишается безвозмездно, не в праве даже оставить своего бывшего жилья за собою, ни строений, потому что они на мирской земле, в которой у него нет более части; последняя поступает в распоряжение мира; выбывающий член общины не может по своей воле сдать ее другому крестьянину, посадить его вместо себя, войти с ним об этом в сделку, потому что земляной пай не принадлежит ему более с тех пор, как он перестал быть членом общества. Не знаю, встречаются ли случаи, чтобы крестьянин, надолго отлучаясь из общества, но продолжая в нем числиться, отдал свой пай другому крестьянину внаем на время отлучки. Быть может, что такие сделки и бывают, но они противны основным правилам мирского владения, по которому всякий может пользоваться своею частью, но не может уступать ее другому от себя, по частному условию.
Как же пользуются члены общины мирскими землями и угодьями? Способ пользования весьма различен, смотря по землям и угодьям. В исключительном, постоянном пользовании находится усадьба; лес состоит в общем пользовании всех членов общины, по мере надобности; также и выгон, если по местным обычаям выгоны не прирезаны к усадьбам; луга и сенокосы тоже, смотря по местным обычаям, или разделяются на участки ежегодно перед косьбой, по числу земляных частей, и тогда каждый косит и убирает свой участок особливо на себя; или же сено косится и ставится в копны всем миром, и затем уже делится на равные части, тоже по числу земляных частей. Мне не встречалось видеть, чтобы сенокосные и луговые места делились на постоянные участки, но очень может быть, что есть в иных местностях и этот обычай. Наконец, при повсеместной почти у нас трехпольной системе хозяйства полевая мирская земля делится на три поля: озимое, яровое и пар. Последний служит пастбищем для скота всей общины, который пасется вместе; каждое из остальных двух полей -- озимое и яровое -- разделяется или по числу душ, или по числу тягол на равные части. Эти части редко отводятся к одним местам. Качество и плодородие почвы, местоположение пашни: на ровном месте, на низком или высоком, на косогоре, вблизи или вдали от села или деревни и т.д. -- все это принимается крестьянами в самое внимательное соображение при наделе участков. Оттого каждое поле разбивается сначала на клинья, и каждый клин, для безошибочной уравнительности участков, делится на столько жеребьев, сколько всего следует быть поземельных участков. Затем крестьяне мечут жребий всем миром, и кому в каком поле и клину какой жребий достанется, тот им и владеет. По жеребью же распределяются ежегодно и луговые участки, где в обычае отводить их участками. При разделе лугов и сенокосов обращается такое же внимание на свойство местности, качество и количество травы и т.п. Впрочем, членам общины не запрещается меняться жеребьями, доставшимися им в поле или сенокосе, и уступать их друг другу по добровольным сделкам. Такие сделки действительны на все время их отвода.
