100
Острым концом ножа Эф третий расчистил стыки вокруг плитки в известном квадрате пола. Сегодня раствор был слабый и легко крошился. Тем же концом ножа третий поддел край плитки и, расшатав, приподнял. Когда он вынул первую плитку, выломать три следующих было просто. С самого начала все было просто, он проделывал это уже десятки раз. Убрал мелкий мусор и деревянные рейки, на которых лежали плитки. Ниже шли два слоя войлока, все это было знакомо. Взрезав и отвернув, третий увидел тяжелую крышку люка.
Подошел Бе пятый. Вместе они подняли крышку и разочарованно вздохнули — подземного хода, который они ожидали найти, не было. Крышка бессмысленным образом лежала на земле, плотно впечатавшись в грунт. Третий потыкал землю лезвием ножа и, еще раз вздохнув, придвинул крышку на место. Завернул обратно войлок.
— Думаешь, что-нибудь нарисуется под ней к вчерашнему дню? — спросил пятый.
— Не к вчерашнему, так к завтрашнему, — сказал третий. К вчерашнему, завтрашнему — какая разница, все равно за «завтра» идет новое «вчера», как за утром вечер.
…Острым концом ножа Эф третий поддел край плитки и, расшатав, приподнял. Вынул плитку, и следом за ней — еще три в известном квадрате пола. Под плитками был песок с засохшими комками раствора. Третий потыкал лезвием ножа, слой песка был тонок, под ним легкие доски. Пара ударов ногой, и они были сломаны. Песок ссыпался вниз. Бе пятый подошел посмотреть и разочарованно вздохнул. Под досками была только яма в песке, в два длинных локтя глубиной, и ничего больше.
…Острым концом ножа Эф третий расчистил стыки вокруг плитки. Раствор был крепкий и плохо поддавался инструменту, а когда третий попытался, просунув лезвие ножа в расчищенную щель, приподнять край плитки, нож сломался. Третий оставил нож, лег на кровать и стал смотреть в окно, туда, где две птицы, одна с черной головой, другая с синей, выясняли свои отношения.
Ничего непоправимого не случилось. Разрушенное имело свойство восстанавливаться. Время от времени узников выводили из камеры, а когда приводили обратно, пол оказывался гладким, выломанная плитка на месте, а нож воткнут в косяк двери.
101
Из двенадцати ровных частей состоит красивый человеческий образ.
Шесть частей для лица и шесть для всего остального.
Два глаза и рот образуют треугольник, направленный острием вертикально вниз.
Два уха и нос образуют другой треугольник, направленный острием горизонтально вперед.
Две руки, две ноги, а во внутренней перспективе — печень и сердце дополняют картину.
Желудок тоже имеет право быть изображенным, а также колени и локти.
Могут быть нарисованы борода и усы, концы которых для красоты направлены вверх, вниз или в стороны, а также другие волосы.
Некоторые части из перечисленных, наличие которых и без того понятно, могут отсутствовать на рисунке. Некоторые, для которых понятно их место, могут быть расположены в произвольном порядке. Некоторые могут быть умножены числом, если находятся в движении.
В середине может быть нарисован пупок, как центр всего.
Он изображается в виде жирной точки, крестика или того узелка, которым его завязали в начале жизни.
102
Восемь рядов, в каждом по шесть, вместе — четыре дюжины. Строились по росту. Аш первый был в четвертом ряду третьим. Продвигаясь по службе, он стал шестым во втором ряду, потом — третьим в первом.
Строем маршировали, начиная одновременно с левой. Это называлось шагать в ногу. Маршировали, не доходя до полудня, потом начинались стрельбы. Для этого выстраивались в три ряда по шестнадцать, и выходили на огневой рубеж по четыре слева из каждого ряда. Первый сперва был пятым во втором ряду, потом стал двенадцатым в первом, и окончательно — третьим в первом.
Оружие на руках было разное — пистолеты разных марок, винтовки, автоматы, все незнакомое. Первый даже слов таких раньше не слышал. Мишени были нарисованы на мешках с песком и опилками. После стрельбы полагалось собрать отстреленные пули и гильзы. Этот материал отдавали мастерам-умельцам, которые тюкали молоточками и пилили напильниками, пытаясь собрать заряд, пригодный для выстрела. Вышедшие из-под их рук патроны второго срока отличались тем, что тыльная сторона гильзы была заклеена вощеной бумагой, за которой прятался воспламеняющий состав из гремучей ртути.
Первому был выдан автомат. Он стрелял, упирая приклад в плечо. Поражался силе отдачи, которую после завершения стрельбы хотелось почувствовать снова. Эта сила убеждала в действенности оружия больше, чем мешок с опилками, пробитый пулей. Жаль, что родные патроны в рожке скоро кончились, и пришлось использовать восстановленные, из которых редко какой оказывался пригоден к выстрелу.
Однажды на оружейный склад принесли целый ящик патронов для автомата, но для стрельбы не выдали, первый продолжал целиться в мишень и щелкать курком всухую.
Через два дня появился еще один ящик — с патронами другого калибра.
«Будет война», — говорили люди, глядя на ящики, и радовались.
103
Сидя на дне ямы, Эф третий думал о вопросах, которые он задал бы человеку Ю при встрече. «Что, собственно, происходит?» был первый вопрос, и «Какая твоя роль во всем этом?», и еще — «Мы с тобой до сих пор союзники или нет?». Главным оставался, разумеется, вопрос «Кто ты?» — в смысле мужчина все-таки или женщина, а начать разговор третий собирался с вопроса «Могу ли я поговорить с тобой откровенно?». Но начать не получалось — когда третий и товарищи поднимались из ямы, человека Ю не было среди тех, кто стоял наверху. Хотя перед тем он сидел постоянно на каменном краю, иногда разувшись и болтая босыми ногами.
Сегодня человек был одет почти по-женски — в широкие штаны из бледно-зеленого шелка и длинную рубашку такого же цвета. На ногах у него были туфли с загнутыми носами. Однако вокруг пояса у человека был широкий ремень, а спереди на ремне — тяжелый револьвер в кобуре — тот самый, с шестигранным стволом длиной в локоть.
Фа четвертый опять появился рядом и сел. Они разговаривали.
Бе пятый слишком долго возился с определением места, где прятался камень, и третий потерял терпение, ожидая. Наконец, начал копать, но когда камень появился, он не ощутил прилива радости, как обычно, а только злость и раздражение. Наверху Фа четвертый что-то сказал человеку Ю и положил ему на колено руку. Третий, не глядя, запустил в четвертого камнем, и тот, взмахнув руками, соскользнул вниз. Камень упал вслед за ним, вращаясь зеркальными гранями.
Третий достал нож из сапога, у четвертого тоже был нож, ножи скрестились, это было естественно.
104
Один был в синей одежде вроде кафтана, широкие рукава которой были стянуты ремешками у локтя и у запястья, другой — в халате бледно-желтого цвета с широким поясом. В квадрате четыре на четыре они кружили, выставив перед собою ножи и переступая ногами.
Воздух вокруг них и между ними рассекали зеркальные плоскости, в которых отражались ножи, одежды, лица, руки и ноги. Но отражались не буквально и не дословно, а так, что кафтан в отражении иногда становился халатом, а желтое — синим.
Тот, кто был в халате, делал прямые выпады, пытаясь достать ножом того, кто был в кафтане, а тот, кто был в кафтане, наносил рубящие удары из стороны в сторону.