Литмир - Электронная Библиотека

Агне билась, верещала дурным голосом, выкрикивала какие-то слова на страшном, непонятном языке, пока наконец, ослабев окончательно, не повалилась перед кроваткой на колени.

– По… ща… ди… – беззвучно произнесли сухие, тонкие губы.

Платок Агне сбился: стали видны густые волосы, заплетённые в две толстые косы. Однако, что это?! Прежде смоляные, без единого белого волоска, они теперь были точно покрыты пылью, и казалось, седели с каждым мгновением всё больше…

Мальчик ещё некоторое удерживал ведьму за руку, а затем оттолкнул её прочь и привстал. На щеках его играл румянец, глаза – голубые, точно небо в майский день – снова стали ясными и безмятежными… Не веря своим глазам, старшая сестра бросилась к нему, ощупала лоб, лицо, руки, затем уткнулась в старенькое, вытертое покрывало и с облегчением разрыдалась; вторили ей мать, тётка и прочие сёстры.

– Напрасно ты это, Ядвига, – твёрдо проговорил Андрюс, гладя сестру по голове. – Знаю, что от сердца – а не нужно было. Что в том хорошего, чтобы против Бога пойти, душу бессмертную погубить!

Агне, что сидела на полу, слабо охнула, услышав речь отрока и подняла было трясущуюся руку, слово знак какой делать изготовилась… Однако Андрюс проворно вскочил и ухватил ведьму за косу, отчего голова её откинулась назад, а другой рукой вцепился ей в горло. Агне тонко заскулила, признавая поражение, замахала рукой…

– Отпусти её, – попросила Ядвига. – Отпусти, пусть идёт себе. Радость у нас нынче, не бери греха на душу, братец.

– Она бы тебя убила, – возразил Андрюс.

– Так ведь я сама…

Мать тяжело поднялась, распахнула дверь – свежий ветер ворвался в домишко; все присутствующие вдохнули влажный, бодрящий майский воздух. Дождь только что прошёл, чувствовалась свежесть и запах первой листвы.

– Я сама, братец, её позвала, я ведь ради тебя только… Один ты у нас – а она, сказывают, может одну жизнь на другую обменять.

Андрюс молчал, стиснув зубы; затем перевёл взгляд с ведьмы на сестёр, мать, тётку. Он ещё не знал точно, что следует делать ему теперь, однако же понимал отчётливо, что может избавить жителей от соседства с этим опасным существом. Но, если судить справедливо, Ядвига сама просила Агне, да и все те смельчаки, что обращались к ней, шли на это добровольно. А ещё Андрюс догадался, каким образом произошло его чудесное исцеление… Выходит, он и сам не лучше ведьмы, только что чужих душ не забирал!

– Отпусти, отрок… Уйду, совсем уйду; не появлюсь тут никогда больше, – бормотала Агне. – Вот перстень, коли хочешь – забирай. Такому, как ты, подчинится – не сомневайся, не бойся…

Трясущимися руками она совала в его ладонь свой золотой перстень с изумрудом. Андрюс надел его на безымянный палец: кольцо пришлось прямо впору, будто нарочно сделанное по его детской руке. Он дотронулся до камня – и зелёные искры замигали, заискрились от прикосновения.

– Признал, признал, – шептала Агне. – Отпусти, отрок! Уйду. Не будет нам двоим здесь места.

Она неловко встала с колен, не переставая бормотать; однако Андрюсу уже не было до неё дела. Он заметил, с каким страхом смотрели на него мать и сёстры, и сердце его больно заныло. А что скажет батюшка? Он, конечно же, возрадуется исцелению сына, но каково ему, церковному органисту, будет узнать, что в его семье растёт…

Дверь за Агне захлопнулась, и наступила мёртвая тишина.

* * *

– Почему со мной так получилось, ты знаешь? – спросил Андрюс Ядвигу.

Старшая сестра, пожалуй, осталась единственной, кто не опасался Андрея после случая с Агне. Ведьма не обманула: в одну из ночей она ушла из городка, просто исчезла, словно и не было. Домик её, старый, покосившийся, наконец-то снесли; всё, что осталось, было предано огню – причём те, кто ратовал за уничтожения всех следов Агне на их земле, просили их отца, Йонаса, справиться у сына, не имеет ли тот что-либо против…

Его теперь боялись не только в семье, но и во всём городке; Андрюс прекрасно понимал, что добром это не кончится. Стоило Агне уйти – ненависть жителей теперь перекинется на него; и не спасёт ни отец-органист, ни исправно посещаемые церковные службы, ни нательный крестик.

Ядвига печально смотрела на него.

– Я вот только слышала… Матушка с батюшкой очень уж сына хотели, горевали, что всё девочки рождаются. Мать, когда в тягости тобою была, пошла к ней… К Агне. А та и сказала ей: мол, опять девчонку носишь. И мать тогда…

– Что? – тихо спросил Андрюс похолодевшими губами.

Ядвига беспомощно покачала головой.

– Не знаю, да только она к Агне много раз хаживала, тайком от всех, ночью; я просыпалась, видела. Я боялась: вот пойдёт она в темноте, брюхатая, да и споткнётся, упадёт, а помочь некому. Вот и бегала за ней тихонько… Но к Агне не входила, боялась – на улице ждала, пока мать обратно соберётся.

– Что потом было? – Андрюс старался говорить спокойно.

– Да ничего, как положенный срок подошёл, ты родился – уж и батюшка с матушкой, и мы с сёстрами рады-то были! Я так и думала, что братец у нас необыкновенный получится…

– Агне… Она приходила к матери?

– Нет, что ты! – Ядвига возмущённо всплеснула руками. – И ноги её тут не бывало, покуда я не привела. Разве ж её впустили бы сюда? Не замечала, нет!

Андрюс задумался. После того, как Агне и след простыл, разбираться во всей этой чертовщине, как видно, придётся ему самому: узнать что-либо от матери он и не надеялся, от прочих родных – тем более.

– Андрюс, братец, – Ядвига присела перед ним на корточки и взяла его руки в свои. – Я про одно сказать хочу: нельзя тебе больше здесь оставаться. Слышала я, как тётка наша соседям говорила, что ты с Агне-ведьмой – одно отродье… Что она, ведьма, тебя вылечила, перстень свой подарила – а ты, мол, обещал к её возвращению весь народ голодом да болезнями извести…

– Тётка? Что ж она чушь-то мелет?!

От обиды Андрюса аж в жар бросило. Если тётка, родная отцова сестра, такое несёт, что тогда от соседей ждать?

– Мы должны уехать, – теперь сестра говорила твёрдо. – Я хотя в тёткину болтовню не верю и всем говорю, что врёт – но ты посмотри на себя, Андрюс! Семь годов тебе, а я будто со взрослым разговариваю! Ты бы хоть притворился дитём, каким до болезни был!

А как притвориться? Он и в самом деле почти ничего не помнил: вчерашнее детство всплывало в памяти какими-то отрывками. Но зато теперь он ясно представил: права сестрица. Ради неё, ради всей родни, ему придётся уйти – только вот куда?

* * *

Тихон с громким урчанием запрыгнул на колени, однако погружённый в свои мысли Андрей Иванович не сразу заметил его. Кот потёрся о подбородок хозяина, привлекая его внимание.

– И ты вспомнил? То-то же! Однако ж я за тебя вроде как тётку да соседей моих несведущих благодарить должен! Если бы не они…

* * *

После разговора с Ядвигой прошло несколько дней. Всё это время Андрюс жил в нечеловеческом напряжении, беспрестанно ожидая дурного. С ним почти не разговаривали в семье; мать то и дело плакала, тётка откровенно шарахалась, завидев его, сёстры, кроме Ядвиги, шушукались, бросали любопытно-испуганные взгляды… Отец же молчал и всё о чём-то думал. Андрюс раз двадцать собирался подойти и заговорить с батюшкой, но опасался… Чего? Он и сам бы не смог сказать.

Над городком, меж тем, нависли тучи страха, сгустившиеся как раз над семьёй органиста Йонаса. Тётка уже успела растрезвонить всем, кто желал услышать, о посещении Андрюса Агне-ведьмой; желая всем показать, что она, тётка, ни при чём, торопливо и с подробностями расписывала произошедшее в их доме и попутно во всеуслышание открещивалась от племянника. Ядвига своими ушами слышала, что её брата именовали теперь не иначе как «ведьминское отродье», каким-то образом приписывая рождение Андрюса не матери, а самой Агне.

Ядвига боялась выпускать Андрюса одного на улицу, ходила с ним всякий раз, надеясь, что в её присутствии, авось, не случится плохого – но брат не желал осторожничать, и отказывался притворяться… И в один вечер жителям городка таки пришлось убедиться, что не так уж ошибались они в своих подозрениях.

2
{"b":"813393","o":1}