***

Очнулся я от жуткого могильного холода, пробиравшего до костей настолько, что даже показалось– ещё немного, и я умру. Костёр почти прогорел, лишь несколько угольков матово переливались подрагивающим внутренним светом, подавая последние признаки жизни. Погода сильно испортилась, и небо заволокло низкими чёрными тучами, полностью закрывшими мерцание звёзд, а недавно зеркальную гладь воды прорезали морщины коротких быстрых волн, делая её похожей на стиральную доску. Хлесткие порывы холодного ветра с озера стегали деревья, тёмной стеной обступившие меня. И их угрюмый ропот и стоны казались мистическими голосами заколдованного леса призраков.

Холод и непонятный страх, противным комком застрявший в горле – страх маленького мальчика, заблудившегося в мрачной чащобе, – подбросили меня вверх, и одним прыжком я оказался в кресле за рулём «ягуара», с невозмутимым спокойствием взиравшего на явную враждебность природы. Тепло его сердца, размеренно запульсировавшего под капотом, быстро согрело салон, и, оттаяв, я вдруг вспомнил про Ангела. Несколько раз просигналив, я не получил никакого ответа и решил, что он не стал дожидаться, пока я приду в себя, и продолжил свой путь.

Ещё не полностью выветрившееся действие гашиша напрочь отбивало охоту к каким-либо движениям, но часы на приборной панели показывали без четверти двенадцать, и мне очень захотелось побыстрее оказаться дома на своём любимом диване перед волшебным экраном телевизора. Безвольно повиснув на руле, я всё же собрался с силами и вывел машину на трассу, медленно поехав в сторону города, в глубине души надеясь по пути встретить Ангела. У меня было какое-то неясное ощущение, что он может сказать мне нечто важное, то, что мне очень нужно знать. Вообще, эта наша недолгая беседа оставила какой-то непонятный осадок, словно треснула скорлупа, защищавшая мой мир, и в него начали проникать неизвестные беспокойные существа, своей суетой вызывая дискомфорт. Я вспомнил, что сегодня у меня уже было схожее состояние, только теперь оно ещё усилилось. Из глубин памяти выплыло устаревшее словечко томление», наверное, именно оно наиболее точно и емко характеризовало мой душевный настрой. Хуже всего было бы то, что я никак не мог постичь причину этой внутренней маеты– всё равно, как если бы мне приказали: «Поди туда, не знаю куда, принеси то, не знаю что».

Я попытался сосредоточить внимание на дороге, отбросив в сторону все мысли, но безрезультатно – кипящей массой они булькали и пузырились в вязком мозгу, постепенно растворяя его в себе и превращая в отвратительное на вид варево. Разум, изъеденный прожорливым червём канабиса, не выдержал тяжести Вселенной и дрогнул, уронив её на серый асфальт ночного шоссе прямо под колёса надменного «ягуара». Сверкающий дождь разноцветных осколков туго ударил в лобовое стекло, и я совершенно потерялся в бушующем потоке хаотичных слов, обрывков абстрактных идей и гротескных образов. «Ягуар» злобно насторожился и принялся озабоченно рыскать по всей дороге, рискуя свалиться в кювет и совершенно не реагируя на мой настойчивый зов.

И вдруг сквозь непроницаемой мрак низкого неба путеводной звездой вспыхнул бело-жёлтый маяк рекламного указателя: «Открыто 24 часа». Не раздумывая ни секунды, я тут же принял спасительное приглашение и, включив правый поворотник, свернул с трассы в указанном направлении. Проехав метров двести, я остановил машину на овальном «пятачке» перед кукольным белым домиком, очень симпатичным на вид, над входом в который светилась дюралайтовая вывеска «Бар Ярви». Конечно, добрые гномы в барах не живут, но, наверное, я не очень бы удивился, если бы на маленьком крылечке встретил одно их этих загадочных созданий,– настолько сказочно выглядел этот «барби-хауз», казалось бы выточенный из цельного куска белой пластмассы. Мне вдруг стало смешно– надо же, как все перепуталось в голове. Ведь на самом деле с гномами жила не Барби, а Белоснежка, которая пряталась в лесу от злой колдуньи, вроде бы заставлявшей её участвовать в спиритических сеансах или ещё в чем-то в этом роде. Там ещё, по-моему, кого-то яблоками отравили, но в общем, всё закончилось благополучно.

А вообще-то странно: мне казалось, что я знаю все увеселительные заведения в городе, но в этом месте никогда не бывал. Возможно, оно только недавно открылось и ещё не приобрело широкой известности. В таком случае, тем более стоило его посетить. Мне вдруг смертельно захотелось выпить крепкого чая с лимоном и сахаром и съесть целую кучу бисквитных пирожных. Это самый надёжный способ на время забыть обо всех тревогах и заботах.

Войдя в бар, я в нерешительности огляделся– маленькое, на четыре столика, и, очень уютное помещение было абсолютно безлюдным, даже за массивной полированной стойкой отсутствовал бармен. Весело потрескивали дрова в камине, а в углу голубовато мельтешил телевизор с выключенным звуком. Все здесь было сделано просто, без лишних наворотов, но с хорошим вкусом– очевидно, интерьером занимался толковый дизайнер, знающий своё дело. В городе не много нашлось бы заведений, способных соперничать с этим, и я ещё раз удивился, почему же раньше про него не знал. Мне сразу здесь очень понравилось. Будучи отъявленным консерватором в душе, я просто не в состоянии воспринимать огромные современные клубы, оснащённые по последнему слову техники супермощным звуком и лазерным светом. Толпы обезумевшей молодёжи, впадающей в дикий танцевальный транс, угнетающе действуют на меня, ассоциируясь с сонмищем инфернальных духов, истерично бесящихся в сполохах адского огня. А вот подобные маленькие тихие бары как раз кажутся мне надёжным пристанищем, где можно на время укрыться от житейского ненастья, переждав бурю в приятной тёплой компании за ненавязчивой беседой, либо просто посидеть в одиночестве, наслаждаясь покоем.

Расположившись за одним из столиков поближе к камину, я не очень громко позвал

– Эй, бармен!– и он тут же появился из двери, ведущей, по всей вероятности, в подсобку. Это был молодой парень около тридцати лет, очень высокий и худой, похожий на шланг. На нём были чёрные джинсы от Версаче и дорогая шёлковая тёмная рубаха с золотой брошкой в виде паука под самым горлом. Что-то отдаленно знакомое промелькнуло в его вытянутом бледном лице, хотя я совершенно был уверен, что никогда его раньше не встречал. Скорее всего, он был похож на кого-то из персонажей голливудских фильмов, которые одно время я смотрел просто взахлёб, пачками покупая видеокассеты. Внимательно глядя на меня холодными синими глазами, он на мгновение встретился со мной взглядом, и что-то похожее на интерес шевельнулось в его вице.

Он вежливо поздоровался:

– Добрый вечер,– и в его голосе я уловил слегка вопросительную интонацию. Неизвестно почему с языка сорвалось:

– Слушай, старина, ты не помнишь, почему Белоснежка жила в лесу с гномами?

Бармен не удивился, словно заранее был готов к подобному вопросу, и рассудительно ответил:

– Судя по всему, она была законченной нимфоманкой с совершенно извращёнными эротическими фантазиями.

Я лишь вздохнул, глядя, как чья-то грязная волосатая пятерня смачно раздавила размытый от времени чистый детский образ, запечатлённый в памяти.

– Я не имел в виду порномультик, старина, ты меня не понял. Впрочем, ладно, это не существенно. Дай мне, пожалуйста, очень сладкого чаю с лимоном и несколько бисквитов.

Тень понимающей усмешки быстро скользнула по его губам, как будто отметив какой-то вывод, но вполне возможно, что мне это только показалось. Во всяком случае, он совершенно не изменил свой вежливый тон и спокойно проговорил, поблескивая белыми зубами.

– К сожалению, у нас нет ни чаю, ни пирожных. Могу предложить вам кофе и шоколад.

Я чуть призадумался, но бармен постарался развить перехваченную инициативу, демонстрируя профессиональный класс работы.

– Если у вас есть желание, за три минуты я приготовлю превосходный глинтвейн. У нас имеется отличное вино «Каберне-Совиньон».

Мне ничего не оставалось, как согласиться: глинтвейн был единственным из всех алкогольных напитков, который мог воспринимать мой организм без всяких побочных эффектов. Время от времени в «Норде» я позволял себе некоторое количество негуса, который там мастерски умели готовить.