Гиренок Евгений Борисович

Моему сну, вызванному отнюдь не полётом пчёлы вокруг граната и далеко не за секунду до пробуждения, тем не менее мог позавидовать любой сюрреалист, ибо навеян он был действием достаточно сильного галлюциногена под названием «пыль ангела». Неправдоподобно яркие и сочные краски фантастических цветов самых вычурных форм сменялись, словно в калейдоскопе, то распускаясь из белой точки в огромный многоцветный ковёр, колышущийся под дуновением невидимого ветерка, то опять сворачиваясь в маленькое, белеющее в кромешной темноте пятнышко, и оставляли ощущение лёгкой грусти от невозможности запечатлеть всю эту красоту. Нежные лучи солнца, изящно вытягиваясь, ласково прикасались к моему лицу, вызывая сладкую дрожь, и, подсознательно понимая, что это всего лишь сон, я отчаянно хотел остаться в нём навсегда. Но словно чья-то безжалостная рука переключила мозг на другую частоту, выдернув меня из волшебного сада и бросив в мрачную преисподнюю, наполненную отвратительными кошмарами, и, совершенно измочаленный неравной борьбой с многотонной громадой мрака, обрушившейся на меня, я сделал сверхъестественное усилие и проснулся, обливаясь вонючим липким потом.

Меня встретили такой же, как вчера, мир и новый день, отличающийся от предыдущего только цифрой в настенном календаре, с которого понимающе и грустно-иронично взирал глянцевый Микки Рурк. Наверное, мне на самом деле уже несколько веков, потому что за три десятка лет так устать от жизни невозможно. С трудом приподняв слипшиеся от гноя веки, я ощущал себя глубоким стариком, приговорённым к бессмертию, на пороге ещё одного дня, без всякой надежды на избавление. Хотелось бы посмотреть на наркомана, которому пробуждение доставило бы искреннюю радость. На мой взгляд, такое даже теоретически невозможно– всё равно, что радоваться изгнанию из рая в грязь земли. Посетивший однажды чудесное многоцветье Эдема стремится вновь и вновь попасть туда, но, так же как луна имеет тёмную сторону, так и рай грозит обернуться адом для проникшего в него украдкой. Билеты туда непрестанно дорожают, и в первую очередь платить приходится своим здоровьем– и физическим, и психическим. Вчерашний полёт утром оказывается только иллюзией, а, на самом деле, это падение на неземную глубину, где отметками служат деления на шприце. Расхожая истина «однажды наркоман– всегда наркоман» вдруг приобретает свою реальность, и как ни пытаешься себя убедить, что не ты для кайфа, но кайф для тебя, зависимость от наркотика неизбежно сводит круг интересов до минимума, сужая мир до острия иглы.

По утрам я частенько ловил себя на подобных мыслях и иногда даже решал прибегнуть к кардинальным мерам, вырваться из этой колеи, но только…завтра. Поэтому усилием воли я выключил свой разум, еле слышным голоском пытавшийся воспользоваться моим состоянием, напоминающим бельё, пропущенное через центрифугу стиральной машины, и втолковать мне, что я живу неправильно. Сейчас у меня нет ни сил, ни желания что-то менять, но ведь это никогда не поздно. Или я ошибаюсь?

Протянув руку, я дотронулся до луча солнца, пробивавшегося сквозь узкую щель между тёмными шторами, словно лазером разрезая их пополам, и поразился, насколько он плотный, хоть кромсай его ножом на куски. Контрастная граница света и тени приковала моё внимание и, как завороженный, я поднимал мгновенно белеющую ладонь к центру луча, отрубая его часть, чтобы тут же, отдернув руку, увидеть его целым и невредимым. Очарованный этими метаморфозами, я не сразу заметил, что по лучу крадётся, гримасничая и злобно ухмыляясь, отвратительный карлик в нелепом шутовском колпаке, старинном камзоле и смешных полосатых носках. Ужас сковал моё тело, но уже в следующее мгновение чётко и ясно сработала мысль, подсказывающая, что нужно делать. Словно подброшенный пружиной, я метнулся к окну, резко задернув шторы и обрубая луч в самом начале. Гном, потеряв площадь опоры, с писком рухнул вниз и, ударившись о валявшуюся на полу видеокассету, лопнул и исчез в маленьком облаке дыма.

Обессиленный после такого бешенного всплеска энергии я повалился обратно на диван и, дрожащими руками вытащив из мягкой чёрной пачки с монограммой «JPS» сигарету, закурил. Табачный дым вызвал лишь отвращение, наполнив пересохший рот противной горечью, и я раздражённо затушил окурок в пепельнице. Тяжко вздохнув, я начал морально настраиваться на изнурительный суворовский марш-бросок в ванную комнату– сколько ни валяйся на диване, а, рано или поздно, вставать всё равно приходится.

Переход мне удался практически без потерь и с первой попытки, но, проползая через прихожую и мельком глянув на своё отражение в огромном зеркале во всю стену, я испытал тихий шок. Конечно, я знал, что будет плохо, но не знал, что так скоро… Вид человекоподобного мутанта на полусогнутых тоненьких ножках и тусклый взгляд заплывших серых глаз на бледном до синевы лице просто убил меня наповал. Этого урода в зеркале вполне можно было использовать в качестве наглядного пособия на лекциях о вреде наркомании– может, кто-то и задумался бы о реальной цене блаженства. Настроение, и без того нулевое, упало в такой минус, что даже зашкаливать стало, и тошнота тугим комком подкатила к горлу. Последние метры до ванной я преодолел одним рывком и, бросившись на колени перед унитазом, долго и тяжко блевал, освобождая отказавшийся работать желудок от остатков весёлого ужина в моем любимом баре «Норд» – воистину, бесплатных пирожных не бывает.

Открыв кран, я подождал, пока вода до половины заполнит белоснежную ванну и, перевалившись через борт, плюхнулся в неё, как рептилия, постепенно приходя в себя. Спору нет, в организме ещё полно скрытых ресурсов, потому что, хорошо отмокнув в течение сорока минут, я почувствовал себя намного лучше и несколько приободрился. В принципе, если наметить план выхода из критического состояния, в котором я пребывал уже не один месяц, то, мне казалось, найдутся силы взять себя в руки. Или это очередной самообман? В любом случае, сейчас мне было не до философии и самобичевания– надо же полностью пройти курс утренней реабилитации.

Тихо скрипнув, распахнулась белая дверь, и я вошёл в своё тайное убежище– комнату, называемую «психоделик», мой затерянный мир, позволяющий выйти в открытый космос фантастических грёз и причудливых гротесков. Здесь не было никакой мебели, за исключением небольшого столика, на котором красовался музыкальный центр, и пары удобных кресел. Казалось, в комнате не было потолка, а вместо него навис чёрный бархат ночного неба с миллионами сигаретных огоньков далёких звёзд. Над этим эффектом потрудился один из талантливейших дизайнеров города, мой хороший друг, умерший от передозировки наркотиков в прошлом году. Пол же являл собой разверзшуюся под ногами бездну– вид пропасти был настолько реалистичен, что у людей слабонервных, впервые попадавших в эту комнату, аж дух захватывало. Да, признаться, я и сам не раз вздрагивал при взгляде под ноги, особенно, если находился под воздействием соответствующих препаратов. А пустые темные стены без окон лишь усиливали иллюзию некой коробки без дна и покрышки.

Здесь, в центре моей галактики, куда не проникает ни один звук извне, а краски дня кажутся фантазмом, порождённым сознанием эфемерным, как сон. Краткий миг, за который тяжёлые веки успевают моргнуть, порой превращается в бесконечность, и столетия безмятежной неподвижности в мягком кресле приносят с собой понимание, раскрывающее тайны основ мироздания, неслышно увлекая в долину покоя. Суета сует, раскрытая Екклезиастом три тысячи лет назад, не может проникнуть сюда, ибо она– тлен, а здесь начинается вечность, которой под силу всю полноту времени стянуть в самую ничтожную долю секунды и все безграничное пространство собрать в одну точку, в мелкие осколки дробя любую реальность. Страсти, бушующие снаружи, теряют здесь свою силу, и в первую очередь достигаешь абсолютной гармонии с самим собой, устраняя казавшиеся неразрушимыми противоречия.