– Ты где это так навострилась? – изумился Кирилл.

– Да не всё ж только вам – арийцам. Я с фирмой «Байер» постоянно работаю, они лекарства производят. О, ты знаешь, что я ариец?

– Нет, я шуткую просто. Как так – ариец? Я ничего не понимаю.

– Окей, к бесу арийцев пока. Нам слишком много надо друг другу сказать, лучше делать это по порядку. Катя вздохнула и нахмурилась.

– Кира, я ведь понятия не имею, что Синица хотел Пете оставить. Тут ещё такое дело. Строго говоря, алименты по закону платят до восемнадцати лет. Петя давно старше. Но нам Деньги всё равно приходили. Совершенно разные суммы. Иногда два гроша. Иногда просто много. Это были переводы по почте. Наконец, мне стало неловко. Я решила при первой возможности его известить. Сказать, чтоб больше денег не посылал. И значит, надо его найти. Понимаешь, после Петиного рождения Андрей тоже «появляться» пытался. К примеру, со мной на нейтральной территории пересечься с продолжением. Я это однажды прекратила раз навсегда. И с тех пор тысячу лет его не видела. У меня не было его адреса, ну ничего. Поэтому я принялась его искать по старым каналам через ребят. Гришка Симаков тогда уже большим человекам стал, в президентской команде «играл». Он мне и разузнал. Синица, де, ни мало ни много, создал коммуну на Кипре, где сам и живёт. Они там пашут, сеют и ведут натуральное хозяйство.

– Что-то такое я слышал краем уха, – пожал плечами Бисер.

– А я не хотела долгое время ничего задевать. Забыть старалась и знать поменьше. Поэтому с Петей, возможно, ошибок наделала. Словом, Гришка сказал, чтобы я в голову не брала. Уж по крайней мере пока Петя университет не окончит.

– А он на каком факультете?

– Ох, это отдельная песня. Он на юрфак поступил, проучился до конца, очень прилично проучился, а перед дипломом в раскрутку пошёл. Я тебе сейчас совсем коротко, в двух словах. Просто нет сил уже. Петька целый год со мной не живёт. Он снял квартиру и беса празднует. В университете академку взял. Глаз не кажет. Дурацкую музыку слушает без конца. С какими-то прохиндеями дружбу водит.

– Попивает?

– Да, не без этого. Хотя душа и не принимает, как у отца. Но фирма не останавливается перед затратами. Ещё что-нибудь?

– Насколько я знаю, мухоморы и анаша. Но больше для понта. Так, а тогда почему? Или…

– Нет, я думаю, вернее, надеюсь, именно «почему», а не «или».

– По-моему, во-первых, возраст такой. А во-вторых, он очень хочет знать про отца. Затем богоискательство с богоборчеством пополам, сомнения в собственной гениальности…

– А ты ему что вообще рассказала?

– В том то и дело. Предыдущее поколение отправляла таких папаш на Северный полюс. Мол, папа – полярник, приедет, но позже. Или ещё лучше: герой был, на войне воевал. Полковник! Нет, генерал! Смотри, я даже в рифму заговорила. То есть примерно так: твой папа геройски погиб при исполнении, а я согласно заветам.

– Партии и правительства?

– Видишь, как мы с тобой с тобой друг друга понимаем. А этим желторотым что объяснишь? Трудно, больно, стыдно. Но теперь я должна. Время пришло. Надеюсь, что не ушло ещё.

Кирилл подошёл к окну, посмотрел на знакомый с детства «дом Жолтовского», с одной стороны которого располагалось «старое метро», как называли Смоленскую по Филёвской линии раньше, и попытался представить себя там напротив на Садовом кольце.

– А что, все на месте! Вон почта как была, так и есть, большая арка, где он часто курил, чтоб кто-нибудь не застал.

– Катя, давай сделаем так. Я Петю сам найду без посредников. И поговорим, как мужчина с мужчиной.

Они немного поболтали, стараясь отвлечься. Получалось это не очень.

– Кира, ты мне не сказал, а кто «второй»? – спросила Катя после короткого молчания. Бисер вовсе не удивился вопросу.

– Сейчас скажу. А собственно… Ведь ты всех знать должна? Ты же писала эти ключи?

– Да, писала. Но мы решили, что и я знать не буду, кого выберет он. Всерьёз играли, – пожала плечами Катя.

– Кто – он? Как это так?

– Ну, ты помнишь, что всё возглавил Андрей. Мы так сделали: я выбрала своих, а он своих. Доверенных лиц?

– Вот именно. Потом мы все эти имена на листочках начирикали и бросили в шапку-ушанку. Помнишь его ушанку?

– Ну как же, из белого кролика. Я тоже такую хотел.

– Так вот, я из неё четыре скрученных бумажки вытащила, а Синица в конверт положил, запечатал и двинул домой.

– Стоп. Пока я не запутался, получается так. Синица всю эту нашу «четвёрку лошадей» выбрал один, а также ключи? Но…

– Не удивляйся, и ключи тоже он. Просто я ему несколько вариантов настрочила в запас. Оставался ещё «избранник». Я, конечно, не знала точно. Но я тебе скажу Кирка, ты во всех четырёх предложениях был.

– В каких предложениях?

– Ну я ж тебе говорю, среди ребят, что больше всех голосов набрали и…

– А понял, и среди ваших. Знаешь, странно. Ведь Синица как раз меня выбрать бы и не должен.

– Нет, а я и не сомневалась. Я считаю, он что с тобой, что со мной соперничал на свой лад. Но! Должное отдавал. Хотя, знаешь, вот он Сашу очень недолго любил, но искренно, до печёнок. А меня – нет!

– Да с чего ты взяла?

– Ах, перестань. Ты мне лучше скажи, кто там дальше после Соньки в цепочке? Мишка-Кореец. Ты знаешь, где он?

– Ким? Здорово, это просто удача! Мы с ним видимся регулярно. У него трое детей, и все у меня рождались. Чудно, он мне бы, точно сказал. Впрочем, увидим. Тебе адрес дать? Или лучше мне позвонить?

– Кать, позвони, сделай милость. Давай так: я отправлюсь Петю искать, а ты узнай, что там Ким скажет. Кстати, Сонька, пока я ей пароль не назвал, ни о чём не хотела слышать. И правильно сделала.

– А что она сказала?

– Сказала, что дело пахнет керосином, и сочла нужным по крайней мере выполнить всё, как было велено, чтобы потом не казниться.

– Хорошо. Так я пароль назову, если ты мне, гражданин начальник, доверишь.

– Значит, договорились.      .

– Ладно, Кира. Я тебе только вот что ещё хочу рассказать. Примерно так с полгода назад раздаётся у меня звонок. Недоросля моего тогда не было уже. Как полагается, мне к шести на работу. Операционный день. Я, слава богу, легла пораньше, а тут трезвон аккурат в полпервого ночи. По привычке ещё думаю: Петьку, небось. Потом начинаю соображать и пугаюсь – верно, наоборот, у сыночка что-нибудь стряслось. Затем здравая мысль, шеф меня к «кесаревичу» вызывает. Что ж, у нас обычное дело. Ну, чертыхаюсь мысленно, трубку снимаю и на всякий случай «доктор Сарьян, я Вас слушаю» говорю. Кира, а это он! Как ни в чём небывало, словно только вчера расстались. Нет, ты подумай только! И такой текст примерно. Сейчас тебе воспроизведу: «Привет, Катрина, это Андрей. Я недавно прибыл в столицу. Мы тут с ребятами в «Пушкине» сидим. Бери такси и приезжай. Я сейчас «Дон Периньён» закажу в твою честь. У них тут бокалы красивые – тебе понравятся. Выпьем за встречу, а то соскучился ужасно!» Веришь, я просто онемела. Послать бы его, да не могу! Что, неужели ругаться так и не научилась?

– Ты же знаешь, я человек постоянный. Нет, хоть я и хирург, но ни одного этого гнусного слова за всю свою жизнь не сказала. Пива, кстати, тоже не пью, как и раньше не пила.

Кирилл беззвучно рассмеялся и погладил её по крепкой смуглой руке с коротко остриженными «докторскими» ногтями.

– Давай дальше Катя ты моя без мата и маникюра. Так ты ему…?

– Дурак, говорю, отстань и номер забудь. Ну, это со сна. Она поднялась и подошла к книжным полкам, занимавшим всю стену необычно длинной гостиной. Потолки в этом дряхлом доме были тоже высокие, три и три четверти, и толстые семейные альбомы стояли на самом верху, выше довоенного издания Броккгауза и Эфрона, выше трепетно сберегаемых бесценных томов Граната и любимого Катей, тёмнозелёного трёхтомника Брэма «Жизнь животных». Она встала на табуретку и вытянула самый тонкий альбомчик. На первой его странице Бисер увидел круглолицего рыжего парня с густыми вьющимися волосами, спускавшимися на широкие плечи. Нос у молодца был откровенно курносый. Пухлые губы прикрывали усы. И Кириллу стало не по себе совершенно синицынские глаза улыбались ему в лицо.