– Марь Семёновна, а можно я пока по квартире поброжу? Может, что ещё и осталось?

– Конечно, Кирочка, а как же! Книжки все наши, как были при Матвей Ильиче, так и стоят.

– А крокодил?

– Иди-иди. И крокодил тоже есть.

Бисер вышел в коридор, толкнул дальнюю правую дверь… Крокодил был на месте. Метровый деревянный, покрытый чешуйками, некоторые из которых отвалились ещё лет тридцать назад, он невозмутимо лежал на кушетке у окна, полу открыв зубастую пасть.

Знатная это была квартира по тем временам! Три большие раздельные комнаты выходили на разные стороны дома в разные же дворы. Кухня метров в двенадцать, ванная, коридор. Всё тут было солидным, просторным и добротным.

«Наши тогда почти все жили в коммуналках,» – думал Кирилл. Он перебрал в уме нескольких школьных ребят и задним числом удивился: не видел, не замечал.

А ведь Валька не просто в коммуналке – в подвале жила. Ваня и Лина, близнецы Силины, тоже. Женя, Димка, Вася Терской, Катя Сарьян получше, но все с соседями. А Лида, пусть не в подвале, так в «вороньей слободке» барачного типа. Какая там ванная! Да, так прилично у одной Соньки было.

Кирилл вошёл в столовую и посмотрел на стену. Часы тоже висели на старом месте. Тяжёлый тёмно-золотой маятник беззвучно качался в большом деревянном коричневом футляре со стеклянной дверцей, и батюшки светы. На часах, на макушке, сидел крупный пушистый кот с большими белыми усами.

– Чучело! – ахнул Кирилл, – коты столько не живут. Но полосатый, с такой же белой грудкой и лапами!

– Мать честная… Васенька? Ва-а-а… или всё-таки?

В часах что-то заскрипело, затрещало, застрекотало, раздался глуховатый, но сильный бой. Старый футляр и хрустальная люстра в мелких подвесках тоненько зазвенели в такт. В следующую секунду «чучело», с хриплым «мя-у-у-у-в» прыснуло мимо гостя и исчезло за шкафом.

***

Мария Семёновна подошла к новому телефонному аппарату в столовой и вздохнула. Сделанный в виде большой трубки, висевшей на стенке, он состоял из клавиатуры и микрофона, тёмно-красного на белом фоне.

Этих она тоже боялась. Эх, куда бы лучше старый добрый круглый циферблат, медленно вращавшейся вокруг своей оси и позволявший опомниться впредь до соседней цифры. Раньше-то ещё и с буквами были. Вот у них на Арбате – «Г-1». Все телефоны так начинались. А теперь эти бесконечные номера цифр по десять, коды! Разве упомнишь? Но, с другой стороны, все же хорошо. Всегда позвонить можно. Длинные гудки прервались, и Сонин голос издалека откликнулся.

– Мама? Мамочка, это ты? Что случилось?

– Ничего, Сонюшка, всё в порядке. Доченька, к нам Кирилл приехал! Помнишь? Покойной Саши муж Кирилл Бисер.

– Кирка приехал? Ох мам, ну ты уж скажешь – покойной Саши муж!

– Да не Стеклярусом же мне его называть!

– Давай его сюда скорей. Молодец, что позвонила. Целую, мамочка. Мы с тобой потом поговорим.

Кирилл быстро подошёл к телефону, пару секунд помолчал, а затем внешне спокойным, но слегка осипшим голосом отрапортовал:

– Здорово, мать. Это правда я. Прибыл в распоряжение главного командования.

– Слушай Кирка, – после приветствий, ахов, охов и обычных вопросов, сказала Соня, – ты ко мне просто так зашёл?

– Н-нет, – помедлив, ответил Кирилл.

– Я тебе только вчера факс отправила, и ещё, на всякий случай, E-mail. Вот я и думаю, то ли ты на метле прилетел, то ли совпадение.

– Сонь, мы с тобой это лучше не по телефону. Надо бы встретиться. Я-я избранник. Ты когда снова в Москве будешь?

– Значит, это точно ты. Избранник! Я так и думала. Кир, дело дрянь. Реагировать надо быстро. Всё, что знаю, я тебе при встрече расскажу. Ну а теперь, хочешь, смейся, хочешь нет, ты мне сначала стишок скажи. Видишь, после того как Синицу убили, у меня с чувством юмора плохо стало.

Съели вместе суп с котом,

Он сначала, я потом.

Новый супчик варит мышь.

Я болтаю, ты молчишь.

Каждый раз подчёркивая голосом первую букву первого слова новой строки, продекламировал Кирилл.

– Правильно. Что ж, теперь всё в порядке. Я сейчас маме скажу, она тебе письмо отдаст. Мой стишок ты в старых часах найдёшь. Он с тех самых пор там лежит. Футляр откроешь – внизу кошелёк такой замшевый. В одном отделении запасной ключ от часов, а он в другом. Теперь о встрече. Как письмо прочтёшь, сразу позвони. Я послезавтра приеду. Вот и обсудим, или ко мне или… Нет, я думаю, в кабаке лучше это не обсуждать. Ты учти, я понятия не имею, что он тебе написал. Я вообще знаю мало. Я запасной.

– Есть, товарищ командир. Разрешите выполнять?

– Выполняйте! И давай там поосторожней. Чёрт знает, что за дела. Ну всё, до связи!

– Стой, погоди, Сонька! Я тебя всё спросить хотел. Кот, что, тот самый Васька? Похож, собака, просто жуть как похож…

– Не собака, а кот. Васька-то Васька, да не тот. Внук это его, понял? Пока!

Глава 13

Бисер вышел на улицу и вместо того, чтобы проходным двором пройти прямиком на Арбат, отправился налево по переулку, упирающемуся в небольшой круглый скверик. Его так и называли старожилы – «Кружок». Слева наискосок высилось американское консульство с куполообразной крышей ротонды. Справа от него возле скучного здания средней школы расположился прелестный ампирный особняк, раньше беспорядочно заселённый коммунальной голытьбой, сушившей в палисаднике пелёнки и бельишко. Заново отреставрированный, он превратился тоже в обиталище чьих-то дипломатов и гордился теперь перед богатым соседом оградой и охраной.

Было тепло. Апрель часто лучше мая в Москве. Когда на майские выпадало два-три свободных дня, они с ребятами, обычно, отправлялись в поход. С погодой везло редко. Куда чаще их ожидали черемуховые холода с ветром, дождём, а то и снегом.

Рядом со сквериком лепились, один рядом с другим, маленькие магазинчики на колёсах. Тут продавалось всё на свете: от молока и хлеба, до дорогих разносолов и свежей выпечки. Он подошёл и приценился:

«Тут дешевле, чем в «Импотенте». Вот они – эти вагончики, куда Мария Семёновна с сумкой на «колёзьях» ходит. А ты, браток? Куда ты сейчас?»

Кирилл и сам не мог объяснить, почему не открыл у Осиповых «второе письмо». Он получил его от Сониной мамы, а потом подошёл к часам. Внизу на дне футляра лежало маленькое портмоне. Бисер отстегнул кнопку и извлёк на свет божий пожелтевший листок клетчатой бумаги. На нём были только четыре строчки, выведенные старательным крупным почерком:

Мыши ходят за котом,

Ищут пёстрого с хвостом,

Шарит первая в норе,

А вторая в конуре.

Выцветшим от времени красным карандашом кто-то выделил первые буквы каждой строки. Бисер аккуратно вложил бумаги во внутренний карман пиджака, распрощался и вышел.

Скверик с чудесной старой церковкой, послуживший когда-то моделью для знаменитого Поленовского «Московского дворика», давно облюбовали мамаши с детьми. Солнце осветило её и ласково засияло на золочёных крестах.

– Благолепие! – умилялась, глядя на эту церковь мрачная богомольная домработница Фаина, как обычно недолго продержавшаяся в доме матери Кирилла. Блестящая, талантливая, но инфантильная, она не любила хозяйство и дом. Прислуга немедленно садилась ей на шею, чувствуя слабину. И, в свою очередь, не любила её. Ни доброта, ни щедрость не помогали вовсе. Времена менялись. Уже можно стало беглым колхозникам где-нибудь приткнуться дворником или

истопником, и все эти Оли, Нюры и Фаи со склоками, мелкой сварливой злобой и слезами, быстро покидали свою молодую красивую, по их понятиям, богатую хозяйку.