После этого заказали себе завтрак и все остальные, не добавляя даже «Пожалуйста» (так что Бильбо был очень недоволен), и все встали. Хоббиту пришлось искать место, чтобы уложить их всех: он отпер все запасные комнаты и устраивал постели на креслах и диванах, пока, наконец, не смог уйти в свою собственную спаленку, очень усталый и отнюдь не счастливый. Он решил при этом, что не станет трудиться вставать раньше всех и каждому готовить отдельный завтрак. Кровь Туков угомонилась в нем, и теперь он совсем не был уверен, что отправится завтра в какой-нибудь поход.

Лежа в постели, он слышал, как Торин в соседней комнате напевает песню о заколдованном золоте и о Драконе. Эта песня звучала у него в ушах, когда он уснул. Ему снились очень неприятные сны, и проснулся он поздно.

Утром Бильбо вскочил с постели и, надев халат, вышел в столовую. Там не было никого, зато были признаки обильного и поспешного завтрака. В комнате был страшный беспорядок, в кухне – груды немытых тарелок. Предстоящая уборка была столь неприятно реальной, что Бильбо пришлось поверить: гости, посетившие его вчера, не часть его кошмаров (как он отчасти надеялся). Правда, он, в конечном счете, искренне радовался при мысли, что все ушли без него, не позаботившись даже разбудить («и даже не поблагодарив», подумал он); и все-таки ему почему-то никак не удавалось отделаться от легкого чувства разочарования. Это чувство удивляло его самого. «Не будь глупцом, Бильбо Баггинс! – сказал он себе. – Нечего в твои годы думать о Драконах и обо всей этой чужеземной чепухе». И поэтому он повязался фартуком, вскипятил воду и перемыл всю посуду; потом состряпал себе славный завтрак и позавтракал прямо на кухне. К этому времени солнце уже сияло, и в открытую дверь врывался теплый весенний ветерок. Бильбо начал громко насвистывать, забывая о вчерашнем вечере. Он уже начал устраиваться в столовой для второго завтрака, когда в комнату вошел Гандальф.

– Дружище, – сказал он, – чем это вы занялись Вы сами говорили о том, чтобы встать пораньше, а теперь собираетесь завтракать, или как это у вас называется, – да еще в половине 11-го! Они оставили вам записку, так как не могли ждать.

– Какую записку? – в смятении спросил бедный Бильбо.

– Клянусь Великими Слонами! – произнес кудесник. – Вы как будто не в себе нынче утром, – Вы не стерли пыль с каминной доски!

– При чем тут доска? Довольно, что мне пришлось перемыть посуду после вас четырнадцати…

– Если бы вы прибирали на камине, вы бы нашли под часами вот это, – ответил Гандальф, подавая Бильбо записку (написанную, кстати, на его собственной бумаге).

Вот что там стояло:

«Торин со спутниками Вору-Взломщику Бильбо – привет! За Ваше гостеприимство – самая сердечная благодарность, на Ваше предложение профессиональной помощи – согласие от души. Условия: уплата наличными против доставки, в размере до, и не свыше, 1/4 всей прибыли (если она будет); оплата всех дорожных расходов гарантирована в любом случае; похороны за наш, или наших представителей, счет, если возникнет надобность и если другого решения не предвидится.

Полагая неудобным нарушать Ваш заслуженный отдых, мы вышли вперед, дабы сделать все необходимые приготовления, и будем ожидать Вашу уважаемую особу в трактире Зеленого Дракона, ровно в 11 утра.

В надежде, что Вы будете пунктуальны, имеем честь пребывать с глубоким к Вам уважением.

Торин и все прочие.»

– Итак, вам осталось только 10 минут. Придется поспешить, – сказал Гандальф.

– Но… – начал было Бильбо.

– Некогда с этим, – прервал его кудесник.

– Но я… – начал Бильбо снова.

– С этим тоже некогда! Бегите!

До конца своих дней Бильбо не мог вспомнить, как очутился на улице, без шляпы, без трости, без денег, без всего, что обычно брал с собой, выходя из дому, – свой завтрак он оставил неоконченным и неубранным, сунул ключи Гандальфу в руки и помчался со всех ног по дорожке, мимо большой Мельницы, через Реку, и так целую милю или больше.

Он совсем запыхался, когда вбежал в трактир Зеленого Дракона с первым ударом 11 часов, и тут оказалось, что он забыл захватить носовой платок!

– Браво! – воскликнул Балин, стоявший в дверях, ожидая его.

Тут появились из-за поворота дороги и все остальные. Они ехали верхом на пони, и каждый пони был навьючен всякой кладью, узлами, свертками и тюками. Еще один пони предназначался для Бильбо.

– Садитесь, вы оба, и едем! – сказал Торин.

– Простите, – пролепетал Бильбо, – но я выбежал без шляпы и забыл захватить носовой платок, и у меня нет денег. Я получил ваше письмо в 10.45, если говорить точно…

– Не надо точности, – возразил Двалин, – и не тревожьтесь без нужды. Вы научитесь обходиться без платков и без многого другого раньше, чем дойдете до конца пути. А что до шляпы, то в моей поклаже есть запасной плащ с капюшоном.

Итак, они двинулись в путь на своих пони, в прекрасное утро как раз накануне начала мая; и Бильбо был одет в тёмно-зеленый капюшон (немного выцветший) и темно-зеленый плащ, которые дал ему Двалин. О том, что подумал бы о нем его отец Бунго, он не смел даже помыслить; и утешался он только тем, что его не могут принять за Карлика, так как бороды у него нет.

Они не отъехали ещё далеко, когда к ним присоединился Гандальф верхом на белом коне; он привез Хоббиту пачку носовых платков, табак и трубку. После этого отряд двигался весело, и Карлики рассказывали много историй и пели много песен, и они ехали весь день, останавливаясь только для того, чтобы перекусить. Это случалось не так часто, как хотелось бы Бильбо, но все же он начал чувствовать, что приключения – совсем неплохая вещь.

Так продолжалось много дней. Они долго двигались по обширной, почтенной стране, где жил приличный, порядочный народ – Люди, Эльфы, Хоббиты, – где дороги были хорошие, и на них время от времени попадались харчевни, и то и дело можно было встретить Карлика, или медника, или фермера, спешащих по своим делам. Но потом начались места, где жители говорили на незнакомом языке и пели песни, которых Бильбо никогда не слыхивал. Харчевни встречались редко и были плохими, дороги были еще хуже, а вдали виднелись холмы, поднимавшиеся все выше и выше. На некоторых виднелись замки, и многие из них выглядели так, словно строились не с добрыми целями. Даже погода, часто бывавшая такой, какая бывает только в, мае, – даже она стала портиться.

– И подумать только, что завтра первое июня! – ворчал Бильбо, шлепая позади всех по размокшей тропинке. Время было к вечеру; дождь лил ливмя, как лил весь день; в глаза Хоббиту капала вода с капюшона, плащ промок насквозь; его пони устал и спотыкался; остальные были слишком подавлены, чтобы разговаривать. «И я уверен, что вода натекла в запасную одежду и в сумки с провизией, – подумал Бильбо. – Погибель на всех воров и на все, что с ними связано! Хотелось бы мне быть дома, в моей уютной норке, у очага, когда чайник только начинает шуметь!»

Не в последний раз он желал этого!

Карлики продолжали путь, не оборачиваясь и словно не думая о Хоббите. Где-то за серыми тучами зашло солнце, и стало темнеть. Поднялся ветер, ивы на берегу реки зашумели, кланяясь. Неизвестно, что за река это была; вода в ней была красная от глины, она вздулась от дождей, ливших в последние дни, и шумно струилась из холмов и гор впереди.

Вскоре стало совсем темно. Ветер разогнал тучи, и над холмами, среди клочьев туч, появилась ущербная луна. Тогда отряд остановился, и Торин пробормотал что-то об ужине, и «где мы найдем сухое местечко, чтобы спать».

Только теперь они заметили, что Гандальфа нигде нет. До сих пор он ехал с ними, ни слова не сказав о том, участвует он в приключении или просто провожает их. Он ел больше всех, говорил больше всех, смеялся больше всех. А теперь он попросту исчез!

– Именно тогда, когда кудесник всего нужнее! – стонали Дори и Нори (они разделяли мнение Хоббита насчет настоящей еды, побольше и почаще).