— Эй, Рарус, — оклик старшего служителя вырвал меня из воспоминаний, чему я был рад, — поедешь с нами в больницу?

— Да, конечно, — я закрыл дверь в комнату Пака и вышел за служителями закона на улицу.

В больнице нам выдали бледно-зеленую накидку и сказали заходить в палату только кому-то одному. Тракс почесал свои редкие волосы под служебной шапкой и разрешающе махнул мне рукой — иди ты, мол, и сунул мне в руки пхарш. Я завязал шнурок накидки на шее и по привычке постучал в дверь палаты перед тем, как войти. Миртин лежал на высокой кровати, закрыв глаза. Его лицо было бледным и каким-то очень старым. Как будто прошел не день, а много лет с тех пор, как мы в последний раз виделись. Я сел на стул рядом с кроватью, не зная, что делать дальше, но Пак открыл глаза и посмотрел на меня.

— Ты нашел? — Прошелестел он еле слышно.

— Нашел, — я сглотнул подступивший к горлу комок и сунул в слабую праксосинянскую руку черный круглый накопитель памяти.

— Сынок, не дай моей памяти пропасть зря, — сказал Пак и протянул мне пхарш обратно.

Я подумал, что он спутал меня со своим покойным сыном, но потом понял, что это не так, потому что Миртин сказал еще несколько слов прежде, чем покинуть этот мир:

— Мы с разных планет, но сердце у наших рас одно. Сохрани мою память…

Миртин Пак перестал дышать, а я запаниковал. Как я должен сохранить его память? Сколько времени у меня есть? Я выбежал из палаты, и по моему виду, наверное, все стало ясно, потому что в палату начали вбегать медсестры. Одна из них подбежала ко мне:

— Где родственники?

И я не задумываясь сказал:

— Это я. Я его единственный родственник, — и показал ей пхарш.

— У нас есть час на перенос памяти, потом это будет необратимо, — по-деловому отчеканила медсестра. — Где вы хотите совершить церемонию?

Я совсем не раздумывал:

— В храме Рушера. Это возможно? Мы успеем?

— Должны успеть, — бросила мне через плечо пракосинянка, убегая внутрь палаты Пака. А я тем временем нашел среди посетителей больницы старшего служителя Тракса. Тот просто кивнул мне, но мне от этого ободрения стало спокойнее.

— Ты едешь или нет, родственник? — меня грубо пихнула в бок праксосинянка, я увидел, что каталку с телом Миртина уже куда-то увозят, и бросился следом.

Мы успели. И все прошло хорошо:

Больничная машина домчала нас до храма за пятнадцать минут. Старший смотритель храма Рушера Орвен Сарт довольно быстро подготовил церемониальное ложе — привычное дело. Я во время церемонии старался не мешать, и очень боялся напортачить, поэтому подключением пхарша к усопшему я предоставил заниматься опытному праксосинянину — Орвену.

После церемонии, когда тело Пака унесли для погребения, старший смотритель подошел ко мне и участливо заглянул в лицо:

— Меня удивила воля покойного, память не передают другим, тем более — чужеземцам. Но он сделал выбор, я прочитал это, когда вел церемонию. Ты — первый, кто удостоился такой чести, но я вижу, что ты благородный, хоть и иной. Ты поступишь правильно и по чести.

Орвен вложил мне в руки пхарш, он был теплым, как будто в него вдохнули жизнь. Я крепко сжал его, чтобы не уронить и положил во внутренний карман куртки.

Пропуск путешественника мне вернули в тот же день, когда я вернулся из храма и, по пути в больницу, зашел в участок службы Закона. Тракс лично вручил его мне, но извиняться передо мной никто так и не подумал. Ну и пусть!

Пашка откровенно скучал в своей палате и очень обрадовался, когда я появился на пороге.

— Боги! Ген! Я сдохну тут! Забери меня отсюда, я не понимаю их птичьего языка, а они отказываются понимать русский, — Павел был в отчаяньи. Я не стал его долго мучать:

— Врач сказал, что я могу забрать тебя завтра. Они как раз подготовят тебе фиксатор на ногу, чтобы ты смог передвигаться. И мы сразу улетим домой.

— Тебе вернули Пропуск?

Я кивнул.

— Это значит, что нашли настоящего преступника?

Я наклонился к другу и трагическим шепотом произнес:

— На самом деле, это я его нашел!

— Да ладно? — не поверил Паштет.

— Вернее, даже не я, а это ты свалился на него в яму, да еще и ногу сломал.

— Пхарш украли эти жуткие вонючие ребята, которые копали Холмы? А зачем им понадобился накопитель памяти какого-то праксосинянского старика? — спросил он меня.

— Я сначала тоже не понял, но после допроса этих рилан все стало известно. Отец Миртина был археологом. На одной из экспедиций он обнаружил месторождение кренориума. Довольно большую незарегистрированную жилу. Он тогда работал с двумя помощниками. Сначала они были очень рады, думали, что разбогатели, но отец Пака велел им пока помалкивать, сказав, что сможет продать эти сведения гораздо дороже, чем им заплатит правительство Праксоса. Он связался с риланцами, которые всегда ищут любую возможность заработать и договорился о сделке. Но затем один из помощников археолога загадочным образом умирает, а второй сходит с ума.

— От чего? — перебил меня Паштет.

— Да кто ж его знает? От радости, наверное, — развел я руками и продолжил: — Отец Миртина увидел в этом дурной знак и разорвал сделку с риланами. А затем взорвал пещеру и никому не сказал, где это место, решив унести эту тайну с собой в могилу.

— Я понял! — вскрикнул Пашка. — Когда он умер, его память была переписана в пхарш и рилане решили выкрасть его, чтобы прочитать и найти кренориум!

— Так и есть. Но теперь эта информация в надежном месте.

Я вытащил из кармана пхарш Миртина и показал его другу. У Паштета заблестели глаза:

— Ну ты даешь, Раритет! Мы же теперь богаты!

— Из-за этого секрета погибло много хороших праксосинян. Я думаю, что будет лучше, если тайна останется тайной и просто уедет с нами на Землю, чтобы никогда не вернуться на Праксос, — сказал я и убрал пхарш в карман.

Июнь 2021