Ранним утром в день приезда Калинина в Ольгинскую пришла тревожная весть. Крупная банда белоказаков спустилась с гор и готовится к нападению на всесоюзного старосту и его окружение.

Времени на раздумье не было. Хаджи Мамсуров, собрав десяток местных комсомольцев, вооружившись, на лошадях выехал к предполагаемому месту засады.

Он хорошо знал местность в окрестностях родного села и не ошибся. Именно здесь, на повороте горной дороги, в камышах, белые строили засаду.

Как только группа Мамсурова углубилась в заросли, по ним открыли ружейный огонь. Ольгинцы ответили залпом и, рассредоточившись, двинулись вперед.

Вскоре белоказаки не выдержали напора группы Мамсурова, стали отходить. Ольгинцы бросились в погоню.

На поле боя бандиты оставили два трупа и несколько убитых лошадей.

Из группы Мамсурова, к счастью, никто не пострадал. Не повезло только самому Хаджи. Он был ранен в ногу. Рана долго не заживала, его отправили в больницу.

Навестить Хаджи приехали руководители Горской республики во главе с дядей Саханджери Мамсуровым. Его благодарили за героизм и мужество и в подарок привезли «красные революционные шаровары», взамен изорванных во время преследования банды.

На вопрос Хаджи, знает ли Михаил Иванович, что он был ранен из-за него, председатель Совнаркома республики Саханджери Мамсуров долго заразительно смеялся: «Ну что ты, Хаджи, не могли же мы ему рассказать о банде и испортить праздник». И. подмигнув своим соратникам, сказал: «Ведь ты чуть не испортил праздник».

А Хаджи и вправду чувствовал себя немного виноватым. На праздник не попал, Калинина не увидел, да еще выбыл из строя на три месяца. Хорошо, что в штаб Военного округа сообщили, а то вообще признали бы дезертиром.

Кстати говоря, Хаджи Мамсурову еще придется близко столкнуться с Михаилом Ивановичем Калининым.

В 1928 году его, военного комиссара Отдельного Дагестанского кавалерийского дивизиона, вызовут к себе командующий войсками округа И. Белов и член Реввоенсовета С. Кожевников. Будет поставлена задача: из лучших воинов отобрать эскадрон, совершить марш в район крепости Гуниб и организовать охрану этого района.

В селение Гуниб должен прибыть на отдых председатель ЦИК СССР М.И. Калинин. Мамсуров получил приказ всюду лично сопровождать Михаила Ивановича и охранять, что, собственно, и сделал.

Он сопровождал его каждый день на прогулках на вершину горы Гуниб, по аулу, в беседах с кавалеристами, которые любил вести Калинин. Для молодого командира встречи с председателем ЦИК были школой посерьезнее любой академии.

Они часто оставались наедине, и Калинин вдруг неожиданно спрашивал: «Как строить новую жизнь в селе, Хаджи?» Трудные задавал вопросы Михаил Иванович и очень интересно на них отвечал.

Позже Мамсуров скажет, что «за время пребывания с Калининым я окончил настоящий университет».

После выздоровления Мамсуров прибыл в штаб округа в Ростов-на-Дону. Его направили начальником курса в окружную Военнополитическую школу.

Однако он чувствовал нехватку военных знаний и напросился подучиться. Просьбу удовлетворили. В мае 1924 года Хаджи окончил обучение и сдал экзамены за полный курс Военно-политической школы.

И вновь в отпуске в родном селении он столкнулся с гражданской войной. Вот как о том времени вспоминал сам Хаджи-Умар Мамсуров: «У меня на курсе было два приятеля, молодые ребята, прошедшие гражданскую командирами взводов — Леня Карнач и Арон Зак.

По окончании всем нам выдали новое обмундирование, дали месячный отпуск. И я уговорил их отправиться ко мне в Ольгинское. Приехали в село. Леня и Арошка сразу окунулись в работу Ольгин-ской комсомольской организации, были в восторге от наших ребят.

Секретарем комсомольской организации был мой двоюродный брат Каспулат (Чопа) Мамсуров. У Карнача, Зака и Чопа завязалась искренняя дружба. Чопа обладал даром природного вожака молодежи и был общим любимцем.

Однажды вечером, когда мы сидели на камнях на краю улицы, подъехал верхом на лошади Чопа и сказал, чтобы шли домой. Там собралось много гостей отметить рождение моего сына. Посидите, мол, погуляйте, потанцуйте.

Сам сказал, что напоит коня и присоединится к нам.

Мы с братом Бимбулатом пошли в магазин, чтобы купить сигарет для гостей. Но не успели дойти, как услышали несколько выстрелов со стороны реки.

Выстрелы в ту пору были не редкость, но мы сразу почувствовали неладное и бросились к реке, к водопою. Прибежали и нашли на берегу раненого Чопу. Наклонившись, я стал спрашивать его, кто в него стрелял. Он что-то хотел сказать, поднял руку, прикусил палец и лишь помотал головой.

Так Чопа умер у меня на руках. На его груди я обнаружил три пулевых ранения.

На другой день мои приятели Леня и Арошка пришли к моей матери, попросили у нее прошения, сказали, что они очень ей благодарны, но в такой дикой обстановке оставаться не могут и уезжают. Она стояла и молча плакала.

Я отвез их обоих на арбе во Владикавказ, посадил на поезд. С тех пор мы больше никогда не виделись.

А когда возвращался обратно из Владикавказа, по дороге из зарослей меня обстреляли бандиты. Возможно, это были те же головорезы, что убили Чопу.

Я был вооружен, да и стрелял неплохо. Выхватил револьвер, ответил бандитам. Видимо, моя ответная меткая стрельба заставила банду отойти».

Такие были времена на Северном Кавказе. Даже в отпусках в родном селе Хаджи Мамсурову приходилось воевать.

О великом разведчике и диверсанте Мамсурове наша пресса вспоминает, как правило, в дни юбилеев. Такова судьба не только Хаджи Джиоровича. Горько осознавать, что мы все больше похожи на Иванов, не помнящих родства.

С одной стороны, злую шутку сыграла пресловутая секретность. Достаточно сказать, что с большинства «испанских материалов» у нас в стране до сих пор не снят гриф секретности. Хотя прошло почти семьдесят лет.

С другой стороны, надо с горечью признать: к событиям далеких 30-х годов прошлого века у российской молодежи нет особого интереса. Да и откуда ему быть? Ведь публикации на эту тему в наших СМИ практически отсутствуют. Вот и получается замкнутый круг.

Те же редкие журналисты, которые пытаются что-то сказать о Хаджи Мамсурове, сразу «западают» на самый яркий, на их взгляд, эпизод из жизни разведчика. Еще бы, оказывается, Хаджи Мамсуров стал прототипом главного героя известного романа Эрнеста Хемингуэя «По ком звонит колокол».

Все, кто написал хотя бы заметку к 90-летнему юбилею Мамсурова, только это и утверждали. Одна из центральных газет в сентябре 1993 года утверждала: «Именно Хаджи Мамсуров послужил прототипом героя-подрывника Роберта Джордана в знаменитом романе…»

Но автору показалось и этого мало. Он идет дальше. «Еще точнее будет сказать, что действия полковника Ксанти, как звался он в Испании, и побудили у романиста замысел описать события национально-революционной войны испанского народа 1936–1939 гг. в такой и нтерпретации».

Вот так. Ни больше, ни меньше.

Однако при всех издержках этих публикаций надо признать, что Хаджи Мамсуров знал Хемингуэя, встречался с ним, рассказывал писателю о действиях партизан-диверсантов в Испании.

Илья Эренбург в своих воспоминаниях пишет так: «В Гейлорде Хемингуэй встречался с нашими военными. Ему нравился Хаджи, человек отчаянной смелости, который ходил во вражеский тыл (он был родом с Кавказа и мог легко сойти за испанца).

Многое из того, что Хемингуэй рассказывал в романе “По ком звонит колокол’’ — о действиях партизан, он взял со слов Хаджи».

Известный фронтовой кинооператор, тоже участник войны в Испании Роман Кармен высказывается еще более конкретно: «Хаджи никогда ничего не рассказывал. А на вопрос только качнет черной, как смола, шевелюрой и улыбается застенчивой улыбкой, сверкнув из-под резко очерченных губ белоснежными зубами. Лишь одному человеку, после долгих уговоров товарищей, он дал вытянуть из себя подобный рассказ: два вечера Эрнест Хемингуэй просидел с ним в отеле “Флорида” и впоследствии сделал смелого Хаджи прообразом одного из героев романа “По ком звонит колокол”».