* * *

– Олысь появился как всегда неожиданно и совершенно бесшумно прямо из стены полуземлянки…

– Кто? – Юрка с удивлением вытаращил глаза на рассказчика.

– Олысь, – повторил дядя Коля с таким видом, будто только самый последний неуч может не знать, кто это такой.

Но неучей за дощатым столом под старой яблоней оказалось довольно много. Сидевшие на лавке напротив рассказчика юркины дружки – Серёга с Ванькой тут же хором выдали:

– Кто-кто?

– Да вы чего? – удивился дядя Коля. – Про олысей никогда не слышали?

– Не… – дружно замотали головами пацаны. – Не слышали…

– Дим, – обратился дядя Коля к Юркиному отцу, восседавшему на старом венском стуле с торца стола. – И ты никогда про олысей не слышал?

– Не… – ответил тот, прихлёбывая из жестяной кружки горячий душистый чай. – Не слышал. Ты, Николай Денисович, давай уж по-быстрому объясни нам неразумным, что за зверь такой этот олысь. И дальше продолжай. Ты мне уже лет пять эту историю обещаешь рассказать, а всё никак не сподобишься. Опасаюсь я, что как начнёшь про всяких олысей байки травить, так и сейчас не расскажешь…

Николай Денисович Власов, именно так звали рассказчика. Собравшиеся здесь знали его, как ветерана Великой Отечественной войны, бившегося с фашистами под Сталинградом и Курском, бравшим Ригу и Кёнигсберг. После демобилизации он немного поработал на заводе токарем, потом был каким-то начальником по снабжению, потом занялся торговлей… Ну, как занялся? Назначили директором на торговую базу. А там он дорос до начальника районного торга. Дело у него спорилось. Начальство хоть и морщилось от отсутствия чинопочитания, но ценило. Говорят, Власов ворочал миллионами и без взяток, наверное, не обходилось. Но сам он всегда жил скромно. Особенно после того, как в середине 60-х у него жена умерла. А, выйдя на пенсию, купил в деревне дом, по соседству с юркиной бабушкой. Через год на месте развалюшки стояла новая изба, построенная его собственными руками. За ней курятник с курами, «крольчатник» с кроликами, хлев с овцами и козами. Плюс в отдельном хлеву жили четыре свинки на откорм. Большое хозяйство.

Крепкий мужик Николай Денисович. И когда только за всем этим приглядывать успевает? Но последнее время стал жаловаться на здоровье. Мол, радикулит, подхваченный под Сталинградом, картошку сажать не даёт. Не поможете, соседи? Ну, как не помочь? Вот Дмитрий Юрьевич Аникин и подписал своего 15-летнего сына с дружками-одноклассниками на эту тимуровскую работёнку. А взамен потребовал, чтобы Николай Денисович рассказал о древних богах.

В академиях Власов не учился. В его активе было только военное училище, законченное 1940 году, но почему-то учёные из Москвы к нему за советами часто приезжали, то историки, то лингвисты. В 50-е годы, говорят, он пару раз он ездил в Новгород. Беседовал там с самим Артемием Арциховским, чья экспедиция нашла первые берестяные грамоты. А года четыре назад он вдрызг разругался с академиком Борисом Рыбаковым, доказывая, что не было никогда на Руси таких богов, как Лада и Лель. Разве что Макошь её возлюбленный в постели Ладой мог назвать, а та ему припевала: «Ой-лели-лель…» На это, по слухам, Рыбаков будто бы заявил, что богов вообще не существовало, а потому возлюбленных у Макоши в постели не было, и петь она им ничего не могла. А о божестве Ладе упоминания в хорватских песнях есть. В общем, плохо они расстались. Не постой характер был у Власова.

Но рассказчиком Николай Денисович был отличным. Даже если наврёт с три короба, всё равно слушать интересно. В результате три упитанных недоросля, не шибко напрягаясь, за два с половиной дня засадили восемь соток картофельного поля. Работали они субботу и воскресенье – 5 и 6 мая, да полдня среды, 9 мая. Сегодня День Победы. По окончанию работ не грех и выпить по сто граммов за Победу. Взрослым – водки, недорослям – лимонада. Ну, и закусь тут на столе немудрённая, но по-праздничному солидная: картошечка-пюре, огурчики-помидорчики маринованные да ломти жареной свинины. Вчера Николай Денисович пожертвовал одной из своих свинок. Да жалко ли в честь праздника? Там ещё три осталось… А при этакой снеди, как не быть беседе?

– Так кто такой олысь-то? – не выдерживает затянувшейся паузы обычно флегматичный Ванька.

– Домовой это, – отвечает Николай Денисович. – Про народ коми слышали?

Все кивают, дескать, слышали. Ну, как не слышать? На дворе 1984 год стоит. Телевизор в каждой избе. Да и в школу все здесь присутствующие не зря ходили.

– Ну, вот у коми-зырян домовых олысями называют. Но только их домовые не похожи на домовёнка Кузьку, что в феврале в мультфильме показывали. Олысь – это такой меховой шар размером с футбольный мяч.

– Колобок что ли? – схохмил Дмитрий Юрьевич.

– Ну, пусть будет Колобок. Только меховой, – усмехнулся в ответ дядя Коля. – И вот представьте: вываливается такое счастье прямо из бревна полуземлянки на земляной пол. Хороший такой пол, утрамбованный, аккуратно засыпанный чистым речным песком. Лапки у Олыся маленькие, как у ежа, сделали пару лёгких шажков, остановились. Ручонкой за остреньким ушком почесал и уставился взглядом в спину шамана…

– А шаман-то там откуда взялся? – перебил рассказчика Юрка.

– Как это откуда? – изумился Николай Денисович. – Это ж и была полуземлянка шамана. Он там жил. Вот как раз в этот момент он сидел по-турецки на пятках у очага и разбирал небольшую горку мухоморов…

Пацаны фыркнули, а рассказчик невозмутимо продолжил.

– Шаман каким-то шестым чувством почуял появление домового и, оторвав взгляд от грибов, не поворачиваясь, произнёс:

– И чего тебе надо? Я тебя уже кормил. Утром кусок мяса в твой угол положил. Неужели съел?

Олысь смущённо кашлянул.

– Я это… Я ж не из-за еды. Не спокойно мне что-то, Косолапый…

– Это чё? Шамана так звали – Косолапый? – теперь уже вклинился в рассказ Серёга.

– Ну? А чё тебе не нравится? Обычное неолитическое имя, – пожал плечами дядя Коля. – Имена же поначалу кличками были. Дело в 2010 году до Рождества Христова происходит или, как у вас в учебниках пишут, до нашей эры. Я этого ещё не говорил? Ну, вот сказал. А Косолапым шамана, кстати, звали не из-за дефекта ног и не потому, что он на медведя походил. Лапы у него были нормальные, и габаритами он особо не отличался. А кличку получил ещё в детстве за то, что на медвежьих праздниках качественно изображал повадки и рычание хозяина леса. Так вот, домовой ему и говорит:

– Тяжко мне что-то, Косолапый. Не ходи сегодня на капище.

А шаман поворачивается и с возмущением отвечает:

– Ты дедок совсем рехнулся? Как я могу на такой праздник не идти? Кто без меня на оружие чары наложит? Сегодня равноденствие, месяц выдры наступает. Охота большая пойдёт. А если чары не наложить – до весны удачи не будет.

Олысь шмыгнул носиком и бурчит:

– Пусть вон старшой сын покамлает. У него неплохо получается…

– О-ох…

Косолапый вытащил из-под себя ногу и стал массировать ноющее колено…

Тут дядя Коля сам взялся за колено правой ноги и начал его массировать. При этом на его лице явно промелькнула гримаса боли:

– Ревматизм проклятый. Вот шаман с такой же мордой, как у меня, олысю и отвечает.

– Молод ещё парень для таких праздников. Способный, конечно, но у него ж всего двое карапузов. Жена беременна, но ведь ещё не родила! А по обычаю шаманом может быть только тот, у кого не меньше трёх сыновей. Ты же знаешь. Старейшины такого нарушения не одобрят…

– Чё? Правда что ли? Бывают такие обычаи? – удивился Серёга.

– Да, йожкин корень! Бывают! – возмутился дядя Коля. – Ты вон у коми-зырян спроси, кто у них шаманом может быть? Там вообще четверых сыновей нужно иметь, а девки – не в счёт! И вообще, вы будете меня слушать или каждое моё слово под сомнение ставить? Йожкин корень! Ну, скока можно?!