И Хэла нахмурилась.

— И потому он… — она запнулась, прикусила губу. — Джокер был зубастым, как вы. Служил, воевал. Он мог убить. Действительно. И он хотел убить Белого. И я в тот момент, я просто держала его за рукав пиджака и молилась, чтобы он не сорвался. Это вообще очень смешно, если подумать. Но он сдержался. А горе накрыло меня намного позднее. Ллойд оставил мне свою скрипку. И вот когда я её получила, после его смерти — тогда накрыло.

— Хэла… — прошептал он и на глаза ей навернулись слёзы, но она сдержалась.

— Знаешь, я не должна была с ней так, — вздохнула она, утирая слёзы. — С Миленой. Но…

— Не надо, — остановил Хэлу Рэтар. — Я же сказал, ты была права в том, о чём говорила Роару. Милена не твоя проблема. То, что в ней просыпается сила. То, что она так мало была в белой комнате. То, что она попала сюда, после того как похоронила своего отца. Это всё… я упустил. Я, не ты. И я попробую ей помочь, но…

— Смотрите, достопочтенный феран, — и ведьма снова совершенно неожиданно для него изменила своё настроение, покачала головой и повела бровью, — усложните геометрическую фигуру.

— Что? — спросил Рэтар, но от изменения её настроения стало намного легче.

— Был треугольник, — она хихикнула, — Милена — Роар — Элгор, а ты сделаешь квадрат, где станешь четвертым углом.

— Хэла, — феран недоумевал, — ты что вообще…

— Она от тебя в восторге, — улыбнулась ведьма, а Рэтар нахмурился. — Она у меня сегодня прощения просила за то, что в лесу с тобой обнималась.

— Что? — выдохнул он.

— И я вот весь день хожу и думаю — мне начинать ревновать и, если да, то на кого мне злиться? — ведьма приподняла вопросительно бровь и, боги, сколько в ней было озорства.

— Несносная ты моя ведьма, Хэла, — покачал головой феран, ухмыляясь.

— Нет, — она соскочила со своего места и Рэтар не успел поймать её за юбку платья. — Нечего тут мне зубы заговаривать и улыбаться, пытаясь сбить с толку. Я в ревности страшная жуть, я ж не зря чёрная, помнишь? Ух… тебе не повезёт…

— Правда? — спросил он, перенимая её игру.

— Да, — повела головой Хэла.

— Иди сюда, — позвал феран шёпотом.

— Нет, не пойду.

— Хэла, я тебя поймаю, — покачал головой Рэтар.

— Что мне тебе наговорить? — улыбнулась она переплетая пальцы.

— Хэла, — ему безумно захотелось её к себе прижать.

— Чтоб неповадно было вместо меня кого-то ещё обнимать, — она стала двигаться в сторону входа в крытую часть башни, где была небольшая площадка и лестница вниз.

— Хэла, — рыкнул Рэтар.

Она прищурила глаз, юбка взметнулась, но убежать от него конечно не успела.

— Не смей меня ревновать, — прошептал он, когда поймал и притянул к себе.

— Почему? — спросила ведьма хрипло, голос изменился, стал таким, перед которым он не умел устоять. — Тебе можно, а мне нельзя?

Рэтар развернул её к себе лицом, прижал спиной к перилам лестницы.

Здесь было светло от магических сфер и было отчётливо видно лицо Хэлы. Были видны её потемневшие от возбуждения глаза, румянец на щеках. Дыхание стало тяжёлым. Её руки держали его за рукава рубахи, пальцы были ледяными и он чувствовал этот холод через ткань.

Как же эта женщина выводила его из равновесия.

— Я не знаю, что мне с тобой делать, Хэла, — проговорил он едва слышно, и она склонила голову набок, этот её выводящий его из себя жест. Он видел как на участке шеи, который ему сейчас был открыт бьётся вена. — Ты делаешь меня безумным, больным, но я не хочу другого… не хочу…

— Почему ты не веришь, что я тоже безумна, когда чувствую тебя, когда смотрю в твои глаза, когда ты меня обнимаешь или целуешь? — Хэла положила руки ему на грудь и они стали преградой между их телами. Горько усмехнулась. — Да тебе и делать этого не надо, потому что одного твоего взгляда достаточно, чтобы я захотела умереть, лишь бы не быть от тебя так далеко, даже если это всего лишь на расстоянии вытянутой руки.

— Хэла, — внутри была такая невыносимая боль, потому что он сам не понимал, что ж такое… — Иногда мне просто страшно прикасаться к тебе. Я схожу с ума, когда смотрю в твои глаза, твоё лицо. Ни одна женщина настолько сильно не выворачивала меня, ни с одной у меня не было таких страшных мыслей. Но ты… Я никогда никого не хотел удушить, а тебя хочу.

Рука Рэтара легла на шею Хэлы и она закрыла глаза, замерла словно ожидая, что он исполнит то о чём говорит. И то, что она хотела, чтобы он сделал тогда, когда она пела ему песню открыто, не отрывая взгляда, раздувая огонь так, что самому становилось не по себе и контроль становился пустым звуком.

— Я хочу сжать твою шею, хочу слышать твой хрип, хочу чувствовать как под моей рукой бьётся твоя жизнь, я схожу с ума от того, что моя рука смыкается на твоей шее такой тонкой, такой белой, такой красивой. Хэла… — говорил он, словно в горячке. — Я так хочу сделать тебе больно, понимая, что не смогу пережить твою боль, потому что, когда больно тебе, больно и мне. Я боюсь, что однажды убью тебя. И я не переживу этого, я умру, если тебя не станет.

Всего на мгновение представив то о чём говорил, он содрогнулся.

— Но при этом не могу… Я хочу впечатать тебя в стену, с яростью, не сдерживаясь, хочу, чтобы ты стала частью меня, если бы я мог переплести свои кости с твоими я бы это сделал. И это страшно. Потому что я никогда такого не чувствовал, Хэла…

Её губ коснулась слегка уловимая улыбка. Она открыла глаза и Рэтар снова ощутил себя на краю обрыва в бездну.

— Глупый, — прошептала она. — Это не страшно. Это можно. Можно иногда придушить меня и в стену впечатать, Рэтар.

И её слова толкнули его в ту бездну, над которой он стоял и так отчаянно сопротивлялся. Зверь внутри зарычал вместе с ним и он прижал её к себе так сильно, как мог себе позволить, сгрёб не думая ни о чём кроме обладания этой женщиной, о том, что с ней рядом хорошо. Зажмурился, втянул в себя воздух, вдыхая её запах, утопая в ней.

— Хэла, где же ты была столько времени? Хэла… — прохрипел Рэтар, — я же не жил, не дышал до того момента, когда увидел твои глаза, понимаешь. Вот тогда вздохнул, вот тогда начал жить. И мне не нравится это, Хэла, я так не могу. Но и без этого больше не могу. Не могу без твоего тёплого запаха, без твоей кожи под моими пальцами, не могу без глаз твоих, без голоса, без того, чтобы просыпаться, чувствуя тебя, чтобы зарыться в твои волосы лицом, чтобы не целовать тебя. Я безумен с тобой и я мертвый без тебя. И я не могу поверить… я говорю тебе, что ты моя, и не верю в это, понимаешь?

— Я твоя, Рэтар, — едва слышно ответила Хэла и в глазах у неё были слёзы.

— И я никогда не был таким слабым, Хэла, — почти простонал он. — Таким слабым и счастливым, как с тобой. И во мне никогда не было столько неестественных для меня чувств нежности и заботы, ласки… Это невыносимо.

И эта мягкость её губ… И в какой уже раз, хотя он помнил каждый, но словно их не было ни одного. Имеет ли это значение? Он злился на себя, потому что был слаб. Внутри бушевал ураган, который невозможно казалось сдержать, он был яростным и вот там была сила, и от этого рвало на части. Потому что этих эмоций в нём было через край. Куда уже, боги, дальше? Но всё равно было мало. Пугало до хотр, но было мало.

Во сне облепило что-то жуткое, холодное, липкое. Словно не он сам, словно не здесь, словно где-то так далеко… отвратительное чувство беспомощности. Как, когда он был ребенком и было страшно, когда снились плохие сны, а идти было некуда, пожаловаться было некому.

И сейчас он чувствовал под своими пальцами бьющуюся жизнь на шее Хэлы. Пальцы сжимались сильнее и жизнь уходила, а выбраться из кошмара не получалось. Он хлебнул воздуха, словно воды, потом вырвался из цепких лап сна и тяжело задышал, в безумие глянул на Хэлу.

И встретился с обеспокоенным взглядом. Живая… Он её разбудил тем, что вскочил.

— Шшш, — её теплые руки обняли его, она поцеловала в висок, глаз, щеку. Рэтар прижал её к себе. — Кошмар?