Кстати о таблетках… Их осталось мало. Если принимать в обычном режиме, то хватит на неделю, если экономить и пить только при особенно жестких приступах боли, то можно растянуть на две недели. А что потом? Закончатся таблетки – и при очередном приступе боли и черной хандры пустить себе пулю в лоб? В принципе, можно, смерти я не боюсь, в загробный мир не верю, но все-таки хотелось бы умереть с толком – сдохнуть так, чтобы забрать с собой как можно больше врагов.
Костя Особист не обманул, пристроил нас с Фомином в отряд, который должен был скрытно высадиться на черноморском побережье Керченского полуострова, а дальше…
Блин, я только сейчас сообразил, что так и не узнал, как на самом деле зовут Костю Особиста. Скорее всего, он и не Костя вовсе.
Численность отряда – чуть меньше роты, вооружение – легкая стрелковка, носимая с собой: автоматы АК-74М и АКС, СВД, одна крупнокалиберная дальнобойная винтовка калибра 12,7 миллиметров, пулеметы ПКМ и РПК, много ручных гранатометов, мин и взрывчатки. Обмундирование все сплошь импортное – коалиционное и «военторговское», так, чтобы ни малейшего намека на принадлежность к российской армии. Все оружие, наоборот, исключительно советское, а рации и бронежилеты, наоборот, забугорные – Китай и бывший соцблок. Отдельно несколько больших пластиковых кофров, герметично упакованных, в них спецоборудование и хитрые мины.
Если рассматривать из соображений целесообразности подобной экипировки, то получалось, что наш отряд должен выполнять разведывательно-диверсионные задачи. Но, блин, не сотней же бойцов. Куда столько?! Где им укрыться? Как скрытно перемещаться? Лесов тут отродясь не было, весь Керченский полуостров – это степь, изредка пересекаемая невысокими холмами и косогорами. Есть несколько выработок, где в старые времена добывали для строительных нужд камень-ракушняк, причем такие выработки чаще всего представляют собой цепь извилистых подземных лабиринтов – каменоломен. Наиболее известные – это Аджимушкайские каменоломни. Но они находятся в городской черте Керчи, ближе к Азовскому побережью. А судя по тому, где нас высадят, мы сможем укрыться либо в Ак-Монайских каменоломнях, либо в штольнях горы Опук. А что дальше? Хрен его знает… Но мне по фигу, я, как Фомич, решил умереть красиво – в бою. Чтобы ветер в харю, а я такой с шашкой наголо мчусь на коне навстречу вражеским пулеметам!
Но все эти рассуждения и размышления должны ворошиться и гнездиться в головах у возможных засланных казачков и шпионов, а не у меня, потому что я знал, для чего предназначен этот отряд.
– Совсем пацаны молодые, – раздался ворчливый голос старика из-под глубокого капюшона. – Никого старше не нашлось? Куда этих малолеток в бой посылать?
– Не ворчи, – ткнул я старика в плечо, – думаешь, было бы им лет по сорок, это было бы правильнее? Умирать в любом возрасте вредно… ну разве что таким старым пердунам, как ты, пора бы уже на погост.
– Сам дурак!
Старик был прав, бойцы в отряде собрались совсем молодые, многим не было еще и двадцати. Три взвода, в каждом по двадцать семь человек бойцов плюс по одному офицеру – лейтенанту, и ротный, старлей Рыжиков, командир отряда. Нас с Фомичом прикомандировали к третьему взводу. Большая часть отряда была сформирована из мотострелков, переброшенных из Сибири. Но были и танкисты, артиллеристы и зенитчики. В реальном бою из них успели побывать немногие, но зато настроены они были решительно, все вызвались добровольцами. То, что они все молодые и зеленые, объяснимо. Где сейчас взять опытных и прожженных, если все ветераны заняты на других участках фронта? Может, по замыслу командования именно такие сейчас и нужны…
Но армия, а особенно на войне, дело такое: то, что не видно тебе из окопа, видно генералу с его наблюдательного пункта. И если надо отправить на убой сотню молодых пацанов, чтобы их смерть прикрыла какой-то хитрый маневр, то почему бы так не сделать.
К примеру, есть в стане врага наш разведчик, и ему, чтобы доказать свою легенду, надо выдать сведения о высадке диверсантов (то есть нас), вот он и выдаст. Нас всех убьют, а ему поверят и, возможно, доверят капец какие важные сведения, а он их потом передаст нашим и тем самым спасет несколько тысяч других жизней. Возможен такой вариант? Возможен! А значит, не фиг ныть, и плыви себе дальше, Стас Крылов по прозвищу Псих!
Баркас ткнулся своим облезлым от краски носом в песчаный берег. Я хоть и держался за борт, но от удара все равно хорошенько приложился лбом о стопку деревянных ящиков.
– Бегом все на берег, – раскатистым басом выкрикнул лейтенант Тонкин, командир третьего взвода. – Встали в цепочку и приступили к разгрузке.
Мы с Фомичом к общим разгрузочным работам не пожелали примыкать и, выбравшись из баркаса, поплелись подальше от воды. Холодный ветер дул на море, он так и норовил ошпарить лицо своими ледяными порывами.
– Товарищ проводник, вас к себе ротный вызывает, – прикрывая лицо воротом бушлата, прокричал подбежавший паренек.
– Где он?
– Вон за тем бугром, там в низине палатки поставили.
Наш баркас пристал к берегу последним, первыми сюда высадились бойцы первого и второго взвода, ротный был вместе с ними.
Закинув за спину рюкзак, я полез наверх бугра. Отсутствие привычной тяжести автомата на плече и набитых магазинами и гранатами подсумков оставляло ощущение, как будто я выперся в воскресенье в людное место совершенно голым. Я пробовал выпросить у Кости Особиста автомат, ну или на худой конец СКС или наган, но был послан далеко и надолго.
– Крылов, подойдите сюда… пожалуйста, – окликнул меня молодой паренек лет двадцати. – Взгляните на карту.
Старший лейтенант Рыжиков собственной персоной. На самом деле ему двадцать пять лет, и по военным меркам он вполне уже взрослая мужская особь, но внешне выглядел как выпускник школы для математиков и шахматистов: невысокий, щуплый, с конопатым лицом и торчащими ушами. Растительность на лице практически не росла, лишь жалкий пушок над верхней губой. К нему хотелось подойти и спросить: «Ребенок, кто тебе автомат доверил? Отдай его взрослым дядям». Голос у старлея тонкий, срывающийся на фальцет, когда он отдает приказы.
– Мы вот здесь, место встречи с подпольщиками вот здесь, сможете нас провести скрытно? – Рыжиков ткнул пальцем в карту, указывая на точки.
В палатке было хорошо: с неба ничего не сыпалось, а ветер не норовил обморозить лицо. Так бы здесь и провалялся пару часов, чтобы отдохнуть после долгого морского перехода. Фомич остался снаружи, внутрь его не пустили.
– Конечно, могу, – ответил я. – Сколько человек надо провести?
– Всех, – явно удивился моему вопросу старлей.
– Старлей, ты меня извини, конечно, за грубость, здесь сейчас нет твоих подчиненных, и авторитет не пострадает, но ты что, совсем головой еб…ся? Как можно вести всех скопом без предварительной разведки? А вдруг там засада?
– Так… Крылов! Вы… это! Давайте, знаете что… держите свои мысли при себе! – взвизгнул Рыжиков.
– Лейтенант, не кричи, а то подчиненные услышат, – прошипел я. – Тебе задачу надо выполнить или народ понапрасну угробить? Я старше тебя и опытнее, так что слушай, что говорю. А будешь ерепениться и фигню пороть, зря погибнешь и пацанов погубишь. Понял? Никто на твой авторитет не посягает, и при посторонних я тебе и слова поперек не скажу, но сейчас, когда мы вдвоем, лучше меня послушай. Нельзя лезть в незнакомое место всем отрядом, надо предварительно провести разведку. Это азы военного дела!
– Я понимаю… просто… просто… – Рыжиков замешкался с ответом, а потом густо-густо покраснел.
– Если ты боишься, то в этом ничего страшного нет. Все боятся, это нормально. Просто возьми себя в руки, и все! Я выдвинусь к нужному месту с группой в пять-шесть бойцов, проведу переговоры с подпольщиками и, если все нормально, то вернусь за вами. Ты только скажи, что там надо им говорить. Пароль или сигнал какой-то?
– Три раза мигнуть красным светом, потом десять секунд пауза, и еще три раза красным светом… – Рыжиков протянул мне фонарик со сменными светофильтрами. – В ответ, если все нормально, они мигнут два раза красным светом. Если засада, то они повторяют наш сигнал: три красные вспышки, пауза и снова три красные вспышки.
