Я покинул комнату и пошел проверить захваченные трофеи, потом еще надо было проконтролировать освобожденных заключенных, которых сейчас разделили на небольшие группы и развели по разным помещениям. Дел было еще много. Пока мы находимся в более или менее спокойной обстановке, надо максимально этим пользоваться, потому что как только начнется активная фаза операции, будет не то что не до отдыха, а даже нормально подумать и спокойно проанализировать разведданные не получится, будем носиться, как ужаленные в задницу быки.

Из трофеев нам достались автоматы «Форт-221», они же израильские штурмовые винтовки TAR-21, калибра 5,56/45 мм, собираемые на заводе в Виннице. Судя по тому, что охрана лагеря была вооружена именно этими автоматами, они были на особом счету у своего начальства, а может, просто снабжение лагерников шло по особому принципу. Насколько мне было известно из данных, предоставленных на моем «секретном» планшете, эти автоматы не были особо распространены в армии Украины. Помимо «Фортов» были еще обычные автоматы Калашникова: АКМ и АКС. Также нам достались ручники РПК и РПК-74, пулеметы Калашникова – ПКМ и крупнокалиберные ДШКМ, противотанковые гранатометы польского и болгарского производства – клоны РПГ-7.

Помимо самого вооружения в складе имелся приличный запас боеприпасов, сигнальных мин, бронежилетов, шлемов и прочего снаряжения.

Если оружие было в основном старого советского образца и его клоны, то снаряжение – импортного производства: американские, канадские комплекты обмундирования, испанские бронежилеты и шлемы, швейцарские аптечки, сухпайки трех разных производителей. Действительно, собирали со всего мира, тут география всего земного шара, были даже бразильская тушенка и норвежские рыбные консервы. А когда я увидел, что на комплектах зимней полевой формы указано, что они произведены в Австралии, то у меня глаза на лоб полезли. Где зима, а где Австралия?

Кроме тех машин, которые мы захватили, в автопарке лагеря были еще три «Хаммера», они же «хамви» – HMMWV, аббревиатура расшифровывается как «высокоподвижное многоцелевое колесное транспортное средство». После допроса пленных выяснилось, что на самом деле машины были на ходу, с них сняли часть оборудования, чтобы выдать за безнадежно сломанные и в скором времени списать и продать. Узнаю украинскую армию, здесь все делается только ради выгоды и получения прибыли. С этими тремя «хамви» провозились до самого вечера, но капризные американские драндулеты встали в строй.

После проверки и поверхностного допроса всех освобожденных пленных разделили на две неравные группы: первая – двадцать три человека, готовые вступить в наш отряд и воевать против врага, вторая – оставшиеся восемьдесят мужиков разного возраста, которые наотрез отказались брать в руки оружие. К этим восьмидесяти добавились и те девять, что мы освободили утром. Вот куда их теперь девать? Расстреливать? Нет, конечно, надо решать проблему по-другому.

Я оказался прав, охранники оказались редкостными выродками: в памяти их мобильных телефонов нашлось много компромата – ролики с пытками людей, отрезанием конечностей, издевательствами, избиениями и изнасилованиями. В актовом зале административного помещения был установлен большой экран, на него и было выведено видео с «развлечениями» охранников, и я заставил всех своих бойцов просмотреть его до конца. А потом еще и показал его освобожденным заключенным.

После просмотренного произошло несколько событий. Во-первых, в наш отряд записалось еще восемь человек, а во-вторых, пленные укропы тут же еще активней начали сотрудничать с нами. Накидали столько информации, что я заколебался заносить ее в планшет.

Помимо сведений, полученных от пленных, я скинул в память планшета и весь отснятый материал.

Правда, делал это не лично, а напряг для этого бойца Пшенкина, который Сюткин, назначив его главным по информационной борьбе. Сюткин оказался весьма опытен во всех этих информационных и сетевых технологиях; оказалось, что в мирное время он был успешным блогером с несколькими миллионами подписчиков. Так что я тут же объяснил, для чего мы снимали на видео все наши действия, переодевшись в турецкую форму. Поняв, что от него требуется, он, необычайно обрадовавшись, что может оказаться весьма полезен, тут же экспроприировал себе все смартфоны, планшеты и ноутбуки, до которых смог добраться, затребовал двоих помощников, а потом засел в одной из комнат административного корпуса, обложившись техникой по самые уши.

К вечеру все ценное было собрано и готово к отправке, всю трофейную технику, что была на ходу, подготовили к выезду. Освобожденных заключенных, что вызвались идти с нами, равномерно распределили по взводам, вооружив и приодев их. Благо все оказались с опытом службы в армии, пусть и на обычной «срочке».

Те их собратья по несчастью, что побоялись брать в руки оружие, были усажены в кузов одного из «Тонаров» и отправлены в условленное с партизанами место. Пусть они сами с ними разбираются, нам сейчас не до этого. Вообще-то сопровождать бывших заключенных должен был Бамут, но по договоренности с партизанами «Тонар» обратно не вернулся бы, поэтому молодой пулеметчик наотрез отказался ехать.

Надо сказать, что такие бойцы, как Сюткин и Бамут, меня несказанно радовали. Молодые, в сущности, годятся мне в сыновья, а боевого задора и решимости больше, чем у меня. Им только опыта поднабраться, и выйдут из них знатные вояки. С таким молодняком мы любым врагам шею свернем!

Пока остальные бойцы отдыхали, я с командирами взводов и бойцами, имеющими опыт в управлении РСЗО, нарезал на карте координаты предстоящих целей. Нам надо было решить, как сподручней использовать добробатовские неподвижные «Грады». Изначально думалось, что мы отстреляемся по аэродрому из другой точки, ее расположение предполагало поражение еще одной, существенной цели, но теперь надо было решить, что важнее.

Сникерс уже три часа как пьянствовал с укропскими добровольцами, выменивая спиртное на танк.

К полуночи со стороны добробата стали раздаваться восторженные крики и пьяные завывания, а потом с их территории выехало несколько машин, наполненных пьяными и весело гомонящими вояками.

Ну вот, а это значит, что нам пора брать штурмом добробат. Неожиданно дождь сменился мокрым снегом, который белым ковром укрывал землю.

– Ну что, славяне, окропим снежок красненьким? – тихо произнес я, отдавая приказ к началу штурма.

Вереница бойцов, осторожно ступая след в след, потянулась за мной. Я повел группу по тропинке, ведущей от лагеря. Прапорщик Завьялов вел другую группу, которая должна была напасть с противоположной стороны. Отделение Метлы блокировало КПП добробата.

Пошла работа…

Накрученная на ствол автомата здоровенная труба пламегасителя не только отлично скрывала огненный хвост выхлопа при стрельбе, но и гасила грохот выстрела. «Калаш» дернулся несколько раз, несильно толкая в плечо – минус еще двое укров.

– Первый, у нас все. Прием! – прошелестела рация в кармане на плече.

– Принято. Молодцы. Выставь пикет на дальнем конце, и начинайте стягивать трупы на плац, – приказал я.

Замысел штурма добробата сработал на все сто процентов, мы захватили расположение добровольческого батальона, не встретив даже малейшего намека на сопротивление. Даже двое бойцов, стоящих в карауле на КПП, и те были вдрабадан угашенные от выкуренной травы, так любезно подаренной им милейшим другом всех укров – Пашкой Сахаровым, по кличке Сникерс.

На территорию добробата мы зашли с трех сторон: моя группа зачищала жилой корпус, группа Завьялова зачищала навесы с техникой и боксы, отделение Метлы контролировало КПП и подъезды к нему.

Жилой корпус добробата – это двухэтажное здание бывшего санатория, которое украинские добровольцы приспособили под свои нужды. Приспособили, надо сказать, очень скверно, внутри была грязища, по сравнению с которой некоторые свинарники выглядят приличными отелями. Вонища стояла такая, как будто здесь жили не современные люди, а какие-то дикари, у которых табу на применение мыла и туалетной бумаги. Я реально пожалел, что не догадался надеть на себя противогаз. Он бы сейчас пригодился как нельзя кстати.