– Видал, что получается? – разъяснял Ерохин. – Как нам зарплату прибавить, так средств, видите ли, нет. Производительность труда, мол, низкая. А кто за эту производительность отвечать должен, если она не растёт? Рабочий, что ли? Нет, тот, кто организует работу. Вот и скости им заработки, добавь рабочим.
Вроде бы понятно. Однако Вася Криворучко преподнёс сенсацию.
– Я у сестры спрашивал, она в бухгалтерии работает. Цифры принесла. Мы с ней подсчитывали. Сколько выйдет, если начальникам, включая всех ИТР, зарплату до средней понизить, а разницу рабочим на зарплату отдать.
– Ну?
– Сиськи мну! По тысяче сто два рэ на брата.
– Тоже деньги.
– Так это в год. А в месяц, считай, по 91 рэ с мелочью.
– Не может быть!
– Не веришь – сам считай, – обиделся Вася.
– Так что же, мужики, получается? Нам справедливо платят, что ли? Явно же несправедливо! Наши из четвёртого цеха в Канаду ездили. Там квалифицированный сборщик менее 30 долларов в час не получает. А работа с нашей сравнимая.
– И другой факт возьмите в расчёт, – подхватил Зворыкин. – Чтобы нашу с вами продукцию в магазине купить, три года назад надо было пять месячных зарплат, а сейчас и шести не хватит.
Стали вместе считать. Убедились: прав Николай Юрьевич. Ничего себе справедливость! Работа та же, техника и технология – те же, а доля рабочего заработка в цене продукции падает! Ну, хотя бы неизменной была!
Много больших открытий сделали мужики. Со стороны ежели поглядеть, похожи они были на малолетних детей, когда те впервые обсматривают и обтрогивают окружающий мир. И брала оторопь: неужели так отупляют работа и телевизор? Неужто так засасывает леность мысли, несамостоятельность мысли?
5
Мастер Сергей Петрович подошёл как-то к Ерохину и сказал:
– Михаил! Мне цеховое начальство дало поручение внимательнее и строже следить за твоей работой. У них сигналы, что ты народ мутишь.
– Ну, раз поручили – давай следи!
– Чо ты взъедаешься? Я тебе плохое когда-нибудь делал?
– Нет.
– Ну, вот и послушай! Начальству на тебя персонально глубоко наплевать. Значит, им наводка дана.
– Да пошли они все! Не старые времена.
– Старые времена мы с тобой ещё застали. Помнишь, из ПТУ пришли? У кого тогда работе учились?
– У Владимира Васильевича, царство ему небесное.
– Царствие-то небесное… А что с ним было, может, помнишь?
Ерохин хмуро молчал.
– То-то, – подытожил мастер. – Был умница и трудяга, а оказался сумасшедшим. И сгинул. Времена, Михаил, изменились, да в основном не для нашего брата. И мой тебе совет: не высовывайся!
После этого предупреждения Ерохин не испугался, а обозлился. Мать их так, в самом деле! В его сердце вошла не обида, а ощущение линии фронта. Его пугают, его пытаются унизить, сломать. «Не высовывайся!» Гады!
А тут ещё пригласили его в кабинет начальника цеха. Начальника самого не было, а встретил его приятный мужчина, ничем, впрочем, во внешности не примечательный.
– Здравствуйте, Михаил Захарович! Спасибо, что нашли время. Мне поручено побеседовать с вами. Узнать, может быть, помощь какая нужна.
– А Вы, извиняюсь, кто будете? – не растерялся Ерохин.
– Я работаю в Федеральной службе безопасности, в местном управлении. Зовут меня Денис Александрович, будем знакомы! О Вас я много слышал. Хорошо говорят о Вас люди.
Ерохин ничему не верил. Молчал. Ждал.
– Хорошо, когда люди активно к жизни относятся, актуальные вопросы между собой обсуждают. Согласны со мной?
– Согласен, конечно.
– Вот и хорошо! Я рад, что мы находим общий язык. Наша служба сейчас ориентирована быть ближе к людям. Интересно бы узнать, о чём люди говорят, какие вопросы их беспокоят.
– Самые разные. Вы бы у людей сами спросили!
– Ой, Михаил Захарович! Сколько Вам люди рассказывают, столько нам не расскажут. Да и потом важно, чтобы слова подкреплялись делами. У нас есть кое-какие возможности и на администрацию повлиять, и на местные власти. В смысле правильного отношения и в материальном смысле. Так что рассматривайте нас как свой ресурс.
Ерохин молчал.
– Главное, Михаил Захарович, то, в чём все заинтересованы – чтобы без экстремизма обошлось.
– А это что такое? – прикинулся Ерохин.
– А это чтобы ситуацию не дестабилизировать и крайностей не допустить. Чтобы установившийся порядок не разрушить.
– Не, люди, наоборот, за порядок.
– Вот и отлично! Вы меня поняли. Я Вам желаю успехов. И обращайтесь, пожалуйста. Чем можем – поможем. Мы с Вами ещё не раз встретимся.
На том разговор и закончился. Ерохин о разговоре рассказал Зворыкину и ещё двоим-троим.
– Присматривайте за мной, мужики. А не то, гляди, завербуют.
Товарищи озабоченно помотали головами.
6
Осенью было собрание в цехе. Выбирали профорга. Прежний уволился.
– Кого председателем профкома изберём, товарищи? – спросил ведший собрание. – Выдвигайте кандидатуры!
– Ерохина в председатели! – послышалось сразу несколько голосов.
– Ерохина неплохо бы, – поддержал ведущий. – Да он в профсоюзе не состоит.
– Ну, и что с того?
– Устав так не позволяет.
– Э-э! Да ты ящик не смотришь! Теперь новый фасон – устав под случай верстать. Вон Путин не член «Единой России», а тем не менее её председатель.
– Вместо члена – Председатель! Гы-гы-гы! – принялся было острить Михеев.
Остроту проигнорировали как несвоевременную и не к месту.
– Ну, что ж! Раз народ такого мнения… – продолжил ведущий. – Голосуем за Ерохина! Он у нас в цари нацелился. Надо ему с чего-то практического начинать.
Июль 2010. Салтыковка.
Урок
1
Мы с Лёвой были тогда ещё молодыми. Ещё не знали, что мы шестидесятники. Начинали с азов научную стезю.
Нам, несомненно, повезло с шефом, с руководителем нашего сектора в институте. Обширно образованный человек, фронтовик-доброволец, с репутацией вольнодумца. Было, у кого поучиться и около кого воспитываться.
Один урок воспитания я хорошо запомнил.
Наш Яков Абрамович Кронрод (за глаза между собой – ЯК), при всём нашем к нему расположении и тяготении, казался нам всё же не без определённых странностей.
Хорошо зная французский и немецкий, он без помех слушал мировое радио, в спецхране регулярно читал «Монд». Отлично знал литературу по специальности да и всех серьёзных специалистов в нашей научной области. Чтобы беседовать с ним, надо было подкапливать мыслительный материал. ЯК не признавал таких понятий, как молодой учёный, начинающий автор. Скидок не делал, и если молодой в беседе недотягивал до должного уровня, беседы прекращались на неопределённый срок.
Сейчас я понимаю, что нас это гнало вперёд и вперёд. Но тогда казалось, что есть в этом некий снобизм. Тем более, что когда ты представлял ЯКу, например, жизненный факт, он не вдруг-то верил в достоверность факта. «Ну, не знаю, не знаю… – сомневался он. – Что-то я, знаете ли, о подобном не читал».
Как-то мы с Лёвой, разговаривая между собой о ЯКе и его малых странностях, порешили, что ЯК наш не видит или не хочет видеть кое-чего, что под самым носом.
– Спорим, – сказал я, – что он понятия не имеет, кто такой Лев Яшин?
– Ну, Борик, это уж ты хватил! Ты ещё скажи, что он про Ленина не слыхивал!
Посмеялись. Но мне захотелось проверить.
Случай представился. Заканчивалась деловая беседа. ЯК, Лёва и я уже отошли от тона аргументов и контраргументов, уже продвинулись в главном и понимали, что полезно продвинулись. Но не хотелось ещё покидать уютное пространство взаимопонимания, и разговор пошёл сам по себе, расслаиваясь, дробясь, касаясь даже житейских мелочей…
– Яков Абрамович! – рискнул я. – Позвольте спросить, как Вы относитесь к Яшину?
– К Яшину? – ЯК с поощрительным интересом поглядел на меня. – Очень ценю. Хотя читал не много. У него есть превосходные стихи. Он из Вологды, если не ошибаюсь…