© Комиссаров (Ракитский) Б. В., наследники, 2023

(вступление в повесть «Оставшаяся жизнь»)

– Смотри, Маш, какое небо! Разве голубое?

– Не-ет, пожалуй… Седоватое какое-то…

– Белёсое. Оно ведь у нас всё лето белёсое. Только в мае сине-синее.

– Да что ты! А откуда ты знаешь?

– Сам открыл! Путём неустанных многолетних наблюдений.

– Ну, болтун! Я серьёзно… Я вот не знала. Не замечала.

– А я уж сколько лет удивляюсь. В мае – синь, а летом – только по ночам. Но уже тёмная синь. Почему так, как ты думаешь?

– Не знаю, Вась. Наверно, весной воздух чище, иначе белый цвет на отдельные разные цвета расщепляется…

– Да ну тебя, отличница! Тоже мне объяснила… Я, Маш, об этом думал и так решил. Весной, в мае, у берёз листва нежная, яркозелёная. И вот представь: смотришь в лесу снизу вверх на вершины берёз. Они солнечно-зелёные… Ну, как, скажи, такая зелень может смотреться на белёсом? Никак. Только на сине-синем. В этом вся разгадка!

– Романтик ты у меня! А я думала, ты серьёзно…

– А я серьёзно.

Гос-поди! Как давно это было-то! Задолго до внуков, ещё до детей. Надо же, какие эпизоды память держит! Да как цепко!

3 сентября 2008

Света сосредоточена. Ведёт машину. Пусть не час пик, но движение густое.

Сижу рядом, гляжу на неё. Да-а, время всё-таки берёт своё…

– Слухом земля полнится, – говорю. – Слышал и я, Светлана Валентиновна, будто недавно замуж вышли. От души поздравляю!

Света вспыхивает улыбкой, на секундочку поворачивается ко мне. Улыбка – её всегдашнее выражение лица. Такой она человек. Всегда ко всем повёрнута улыбкой. Независимо от своих личных радостей и горестей.

– Спасибо! Спасибо. Я прямо сама удивляюсь, какая я счастливая!

– А он-то кто? Как хоть зовут?

– Он – Олег. Я сначала и сама не знала, кто он. Просто как-то сразу почувствовала, что это мой человек. Мне с ним сразу было так хорошо!

И тут – не то застеснялась, не то спохватилась:

– Вы же знаете, я с первым мужем разошлась, когда ещё молодая была. Потом были варианты, но каждый раз что-нибудь да не то. А тут ни обсуждать, ни за и против взвешивать не хочется. Ну, точно мой человек, понимаете?

– Понимаю, конечно. Так бывает.

– Да! Он из Мирного. С космодрома. И так получилось, что у меня ребёнок весной институт закончит, а ему 45 – со службы надо уходить. Он полковник, у них так положено. Решили уехать с Севера, хватит. Поселимся в Ярославле.

– Надо же! Совсем новая жизнь, получается… С чистого листа.

– Да, точно! С чистого. Даже не представляем ещё и где жить будем, и где работать.

«Господи! – подумалось. – А ведь я такое помню! Но в двадцать с небольшим, не в 45».

– Характеры у нас совсем разные. Он такой спокойный и уравновешенный. Неторопливый. А я, Вы же знаете, очень активная. Всё время надо что-то делать и делать… – Даже руки от руля оторвала, показала, как ни на минуту сложить их не может. – Это очень хорошо, что он спокойный: будет мою бурную активность сдерживать.

«Ой ли!» – весело подумалось мне. Но виду не показал, только покивал и помычал в знак поддержки.

– А главное для меня, что я не одна. Так я устала быть одна и одна… Тяжело это. А теперь, надеюсь, что всё будет хорошо. Мы даже в церковь ходили, просили у Бога, чтобы долгого счастья дал.

Я почувствовал: надо что-то сказать. Нельзя промолчать при такой откровенности.

– Да, – сказал я Свете. – Правильно, что попросили, обозначили заветное. Известили, чего ждёте, на что надеетесь. У Бога счастья много, ему счастья не жалко. Только взяли бы, а он даст…

– Правда? Даст?

– Конечно, даст. Сколько сами возьмёте.

– Ой, хорошо бы!

6 февраля 2014. Архангельск

Ерохин решил стать царём. Другого выхода он просто не видел.

Время и обстановка в стране не позволяли тянуть и рассусоливать. Требовалось действовать. Уже назавтра во время перекура Ерохин поймал подходящий момент и перевёл обычный общий трёп в нужное русло:

– Вы извините меня, мужики, но вот слушаю я вас и удивляюсь.

Мужики, человек пять-шесть, выжидательно примолкли и сосредоточились. Ерохина уважали.

– Вот все мы, и я тоже, уж который год твердим: «В стране бардак! В стране беспредел!» А кого убеждаем? И Путин с Медведевым примерно то же говорят. Не клеймить бардак и беспредел надо, а прекращать.

– Это ты верно, Захарыч! – поддержал Ерохина Зворыкин, старый его друг. – Только как прекращать? Выкладывай, если знаешь.

– Надо, чтобы в России царь был. – Ерохин был человек конкретный и определённый. На прямой вопрос – прямой исчерпывающий ответ.

Мужики такого ответа не ожидали, а потому недопоняли.

– Как это – царь? – спрашивают.

Ерохина покоробила непонятливость, но сдержался и терпеливо объяснил:

– А вот так – царь. Как обычно. Берёт на себя всю ответственность и управляет, чтобы во всём порядок был. Строго и справедливо. Тогда бардаку конец. И беспределу.

– Хм, – поразились мужики чёткости ответа.

Но это ещё не означало их полного понимания и поддержки, а означало: «Ну, допустим…»

Помолчали. После пары затяжек молодой Иванов спросил:

– Это у тебя, дядя Миша, царь получается… гарант конституции, что ли?

– Во! – поощрил парня Ерохин. – Именно! Только не на словах, а на деле. Главное – в каждом конкретном случае справедливость обеспечить.

Про гаранта мужики в большинстве не поняли. А насчёт справедливости в каждом конкретном случае – одобрили:

– Точно! Надо в каждом случае конкретно вешать за яйца тех, кто напортачил.

Ерохин был доволен. Разговор шёл заинтересованно.

Но пора было кончать перекур, браться за работу.

В тот же день, перекуривая, обсудили и другой важный вопрос: а где такого царя взять, чтобы и строгий, и справедливый.

– Сначала все они хорошие. А потом – к богатым передом, а к простым людям – задом.

– Дак они временные, сменные. А царь – фигура постоянная. Ему неудобно будет сказать: «А-а-а… Это было в лихие 90-е». Не наша, дескать, вина. Спрашивай с предыдущего…

– Смотря какой этот царь. Вон Николай был. К нему рабочие с просьбами и предложениями шли. А он близко не подпустил, казаков науськал и солдат послал. Многих убили и ранили. Мне дед рассказывал.

– Ну, это давным-давно было. Когда Сталин царствовал, полнарода ни за что извели. Зато войну выиграли.

– Чо, мужики, старое поминать! Надо думать, может ли сейчас в России быть подходящий царь?

– Не может.

– Это почему?

– А ты глянь на этих тараканов – на депутатов и министров. Ни один правды не говорит. Видать, и не знают.

– Ну, среди этих-то и искать не надо. Жульё на жулье.

– А где тогда искать? Среди нас, что ли?

– А почему не среди нас? – вступил в разговор Ерохин. – Я бы, например, взялся быть царём.

Все смолкли и уставились на Михайлу Захарыча. Смеётся, небось?…

Нет, Ерохин не смеялся, не шутил. Серьёзно спросил:

– А чем я вам не подхожу, дорогие товарищи?

Мужики засмущались:

– Да нет, Захарыч, мы тебя уважаем. Но чтобы царём!? Не принято вроде из простых-то.

– Образование же надо иметь…

– Да сгубят же они тебя, заговор устроят.

– А что, ты и вправду хочешь царём?

Ерохин был вынужден объяснять по порядку:

– Во-первых, образование – не факт. У Петра какое было образование? Учился на плотника в Голландии. Так? А Сталин? У него вообще никакого образования. Это во-первых. Во-вторых, насчёт «из простых». Непростых уж сто лет как под корень вывели. Или они за бугор ушли и там дар русской речи потеряли. У нас теперь все одинаковые. Так что каждый царём может быть.