Боже, как же ему хочется туда. Хочется так, что глазам становится горячо. Он стряхивает с себя эти ощущения как раз в тот момент, когда трубку берет Коллин, его четырнадцатилетняя сестра.

– Уэс!

– Привет, Фасолька. Слушай, у меня всего минут пять, потом разговор прервется. Можешь позвать маму?

– Ага! – Он слышит, как скребет по полу ножками придвинутый стул. И без труда представляет, как она садится на него и теребит пальцами телефонный шнур. – Я по тебе уже соскучилась. Как там Уикдон? Когда приедешь домой? Друзей нашел? А девушку? Как твое ученичество? Как…

– Прекрасно! Все просто замечательно.

– Еще не вылетел?

– Еще нет! – Если улыбаться пошире, наверное, и в голосе послышится улыбка. – Удивительно, правда?

– Ой, вот здорово. Да, миссис Коннор спрашивала о тебе сегодня утром. Ты же давно не заходил, вот она и забеспокоилась. И ее дочь тоже была там, и она прямо убита из-за того, что ты уехал. Убита.

– Которая? Джейн? Та, что с птицей?

Эту птицу он терпеть не может. У него до сих пор остался шрам – это она клюнула его в ухо.

– Она самая.

Уэса озадачивает услышанное. Они с Джейн разве что десятком слов перебросились, но он считает, что в ее привязанности виноват сам – не надо было при каждой встрече называть ее красоткой. Как бы ему ни хотелось посплетничать о старшей дочери мясника, часы тикают. Пустой бумажник жжет карман.

– Передай ей… что спросить обо мне – очень любезно с ее стороны. И позови все-таки маму.

Звук в трубке приглушен, словно Коллин зажала ее ладошкой. Уэс в тревоге выуживает из кармана еще монету, и она громко звякает, проглоченная прорезью. Препирательства, которые он слышит, уверенности ему не прибавляют, но наконец битва за телефон завершается.

На этот раз в трубке слышен мамин голос:

– Уэс, это ты?

Этот голос наполняет его теплым облегчением. От него исходит атмосфера дома.

– Привет, мам.

– О, leanbh![2] Как приятно слышать твой голос. Как ты? Очень там холодно? Ты пальто взял? Тебе тепло?

– Тепло, мама. Не беспокойся.

– Как это «не беспокойся»? Ты же восемнадцать лет меня знаешь. Не могу я не беспокоиться.

– Знаю. Извини. Да, я… – Уэс делает вдох, чтобы собраться с мыслями, и продолжает своим самым взрослым голосом: – Я не хочу, чтобы ты беспокоилась. Больше тебе незачем беспокоиться за меня, понимаешь?

– Так тебя взяли в ученики?

– Ага, – он морщится, произнося эту наглую ложь. – Взяли, само собой.

– Тебя взяли? Потрясающие новости! Я так тобой горжусь.

«Если бы ты видела меня сейчас, поняла бы, что гордиться нечем». В какой момент жизни вранье вошло у него в привычку? С другой стороны, разве у него есть выбор? Не может же он снова разбить ей сердце. Какой же он тогда сын, тем более после того, как пообещал отцу заботиться обо всей их семье?

– Спасибо.

– Ну, выкладывай! Рассказывай все по порядку.

– Да все отлично. Всего-то несколько дней прошло. Магистр Уэлти… э-м-м… предоставляет мне возможность много заниматься самостоятельно.

– Только не перетрудись. Не хватало еще тебе стать затворником. Друзей уже завел?

– У нее есть дочь моих лет. Она очень… – подходящее слово для Мэгги находится не сразу, – славная.

– С тобой там хорошо обращаются?

– Да. Все замечательно, честно. А ты как?

– Да вот говорят, опять плату за жилье повысят, что делать будем? А так все мы здоровы и счастливы. Это главное. Бог даст остальное.

В телефоне слышен гудок – предупреждение, что остались считаные секунды.

– Слушай, у меня истекает время, я с платного телефона. У Уэлти телефона нет, так что, если понадобится, звони в гостиницу «Уоллес-Инн». И я постараюсь сразу перезвонить, хорошо? Я тебя люблю.

– Ой, тогда все, отпускаю тебя. Люблю те…

В трубке становится тихо, Уэс испускает прерывистый вздох. Как можно быть таким эгоистом и возлагать все надежды на Мэгги, когда вокруг его семьи все туже затягивается петля? Но до возвращения Ивлин осталось всего полторы недели.

Он вешает трубку на рычаг и сует руки в карманы. Как же холодно, а ему еще тащиться пять миль до Уэлти-Мэнора. Но можно пойти в другую сторону – идти и идти, пока море не поглотит его. Вот и простое решение всех его проблем.

Но сдаться – это не выход. Положение его семьи не изменится, если он вернется и найдет работу в доках или где-нибудь на заводе – при условии, что его хоть куда-нибудь возьмут. Плату за жилье все так и будут повышать. Иммиграционные законы продолжат ужесточаться. От того, станет он учеником Ивлин Уэлти или нет, зависит все. В буквальном смысле все. Ему остается лишь надеяться, что он сумеет проявить достаточную убедительность, когда она наконец вернется.

По дороге домой из Уикдона Маргарет смотрит, как Уэстон и Бедокур рысцой бегут впереди нее, исчезая и вновь появляясь в тумане, медленно плывущем вниз по склону горы. Туман холодный и серый, зато листья под ногами горят яркими осенними красками, и Маргарет почему-то легко, как не бывало уже много недель. Проведя всю неделю на охоте, она выменяла пяток добытых шкур, и теперь ей хватает сбережений и на взнос, и еще на недельный запас еды. Странная штука эта свобода, купленная ценой страданий в компании Уэстона.

«Уэстон». Она пробует произнести его имя, ощущая его губами.

Смех, с которым он гоняется за Бедокуром, удивляет ее, пробуждая не что-нибудь, а нежность, хоть она и подумывает прикрикнуть, чтобы он ненароком не растряс покупки, которые несет. Но возможно, она слишком строга к нему. Благодаря Уэсу у нее появилось время потренироваться, ни на что не отвлекаясь. Уже много лет дремотное однообразие ее дней не отмеряло ничто, кроме домашних хлопот. Ленивые завершения дней вроде этого напоминали ей, как когда-то она только и делала, что носилась с Бедокуром по лесам. Впервые с тех пор, как она лишилась семьи, ей кажется, что она почти счастлива.

Запись участников Полулунной Охоты открывается через два дня, а Маргарет так и не набралась смелости попросить Уэса записаться вместе с ней. Каждый раз, представляя, как сообщает ему о том, что она ю’адир, леденеет. Но пожалуй, больше всего пугает ее отсутствие выбора, кроме как признаться, почему хочет участвовать в охоте и почему они обязаны победить. От этого зависит исполнение мечтаний их обоих. Маргарет еще не готова связать свою судьбу с его судьбой, но больше не может позволить страху сковывать ее.

– Идемте, мисс Уэлти, – зовет он ее, оглянувшись через плечо, – а то так день и пропадет впустую.

Вот в такие-то моменты она и убеждается, что ее сдержанность оправданна. Если они начнут работать вместе, месяц подготовки он не переживет. Она свернет ему шею задолго до того, как прозвучит стартовый выстрел.

Они углубляются в лес, ей становится зябко. Земляничные деревья уже наполовину облетели, кора отслаивается со стволов длинными, тонкими, как бумага, полосами, а секвойи высятся над путниками, надежные и неподвижные, как все предыдущие тысячелетия. Древность этого леса всегда придавала ей уверенности. Лес видел, как она росла, теперь увидит, как она умрет. Казалось бы, надо находить утешение в этой определенности, в этом близком знакомстве. Но сегодня в нем ощущается угроза. Тени скалятся на периферии ее зрения, шорох листьев звучит так похоже на ее имя.

«Маргарет, Маргарет, Маргарет».

Короткие волоски у нее на затылке встают дыбом. Бедокур обегает круг, возвращается к ней и склоняет голову набок, нерешительно повиливая хвостом. Она касается кончиками пальцев его головы, чтобы успокоиться.

– Вы слышали? – настораживается Уэстон.

– Только ветер.

Он бросает на нее скептический взгляд.

– Я…

Оглушительное «крак» прокатывается по лесу, его повторяет эхо, стаи ворон с карканьем взвиваются в небо, точно клубы дыма.