(Нейт также помнил, как Сьюзен хорошенько врезала ублюдку ногой по яйцам, когда тот лежал на полу, что доставило дополнительное удовольствие.)

За тот случай Нейта смешали с дерьмом. Но дело того стоило.

– Ты живешь в здешних местах, да? – спросил Фига, прерывая воспоминания Нейта, заново переживающего сладостный хруст носа Дейва Джекоби под своим кулаком. Судя по всему, Фига заглянул в его личное дело.

– Точно. На той стороне Рэмбл-Рокс.

– Это всего в паре минут отсюда. Ты в детстве жил рядом с парком?

– Да. – «И теперь опять живу здесь», – мрачно подумал Нейт.

– Ты жил здесь, когда…

– Когда Риз совершал убийства? Да.

– Жуткая история. Ты слышал, что говорили о нем. – Фига посмотрел на него. Многозначительно, словно констатируя: «Да, ты все знаешь».

– Хочешь сказать, о его казни.

– Я вырос совсем в других краях, и то слышал об этом.

Говорили следующее: Эдмунд Уокер Риз сидел на электрическом стуле – последний, кого казнили таким образом в Пенсильвании, прежде чем перейти на смертельную инъекцию. Щелкнул рубильник. Риз вспыхнул, словно протоновый заряд в «Охотниках за привидениями»[20], но затем…

Пшик! Он исчез. Остались только обугленные следы на стуле и запах…

– Торта «Муравейник»[21], – сказал Фига, отрывая руки от рулевого колеса. – Очень странная деталь.

– Позволь испортить тебе впечатление от этой легенды, – сказал Нейт. – Мой отец служил охранником в тюрьме Блэкледж, когда Риза приговорили к «вышке». И даю тебе слово: он умер на том стуле.

– Твой отец так сказал?

– Да. – «В тот единственный раз, когда я взял себя за яйца и спросил у него об этом», – мысленно добавил Нейт. Еще один день, стоящий особняком в памяти. Случилось это через год или два после того, как Эдмунда Риза поджарили. Отец возился у себя в комнате с удочками и приманкой – на самом деле на рыбалку он никогда не ходил, но много говорил о ней. История о том, как Риз не умер на стуле, а просто бесследно исчез, дошла до школы, и Нейт, услышав ее, понял, что должен спросить у отца. Поэтому он собрался с духом – Карла Грейвза нельзя отвлекать, когда тот занят, а он, похоже, всегда был занят (даже если «занят» означало лишь то, что он пил виски). Но Нейт испытывал жгучую потребность узнать правду, просто чтобы рассказать в школе, какой это на самом деле полный бред. Поэтому он спросил. И тогда Карл повернулся к нему и прищурился, с тлеющим окурком в одной руке и блесной в другой.

Нейт поспешно выпалил вопрос, однако Карл долго его обжевывал.

– Эта история – полная чушь, – наконец сказал старик. – Риз умер на том самом стуле. И уж ты-то должен понимать.

На какое-то мгновение Нейту стало хорошо от сознания того, что он был прав.

– А я и понял, – сказал он, не для того чтобы поспорить, не для того чтобы сумничать, а потому что был горд собой и хотел, чтобы отец также гордился им. Нейт уже собирался произнести: «Я так и сказал ребятам, что это выдумка», – но тут его голова дернулась в сторону от хорошей затрещины, отвешенной отцом. Ему показалось, будто его ударили толстенной книгой. Он ощутил привкус крови из рассеченной губы.

– Того, что ты понимаешь, не хватит, чтобы заполнить малявкину пинетку, – прошипел отец, обдав Нейта зловонным дыханием. – Ты знаешь, что происходит в этой тюрьме, что я вижу там, что мне приходится делать?..

– Папа, я… – всхлипнул Нейт, чувствуя, как наворачиваются слезы.

Старик снова занес руку, но вместо того, чтобы ударить, сказал Нейту убираться прочь. Что тот и сделал. Поджав хвост, поспешно выскочил не только из отцовской комнаты, но и из дома. Он бежал, пытаясь сморгнуть слезы, гоня прочь мысль о том, что в горле застрял мерзкий комок стыда, злости и обиды. Ему было тогда двенадцать лет.

Однако ничего этого Фиге Нейт не рассказал. Он только повторил – нет, ничего этого не было.

– Значит, просто бред сивой кобылы, – сказал Фига.

– Точно.

– Пожалуй, хорошо, что я это узнал, – задумчиво промолвил Фига. – И все же, знаешь, это, конечно, облом, да? Как будто мир лишился капельки волшебства.

– В мире нет никакого волшебства, Фига. И найди утешение в том, что Риз поджарился до корочки за то, что сделал с этими…

Нейт уже собирался сказать «девочками», но как раз в этот момент Фига, свернув на Батчерс-роуд, резко нажал на тормоз, и ему пришлось напрячься, чтобы не налететь на приборную панель.

– Фига, какого черта…

Но он быстро понял и без объяснений Фиги, в чем дело.

Прямо посреди дороги стоял белохвостый олень. Самец. Нейт сразу же сообразил, что животное больно. С развесистых шестиконечных рогов свисали полоски окровавленной красной плоти – хотя в этом, как он успел узнать, не было ничего из ряда вон выходящего. Лишь слезающая мягкая шкура. Сейчас, конечно, уже поздновато – в начале сентября самцы оленей трутся пантами[22] о деревья, сдирая бархат. Нет, больной вид оленю придавали мутные слезящиеся глаза, повисшая вниз голова и струйка слюны, стекающая по длинной морде и толстой шее. К тому же животное было очень худым: сквозь шкуру проступали очертания ребер.

Спотыкаясь, олень бродил по кругу. От одного края дороги к другому он кружил вокруг невидимого центра, и Нейт, несмотря на жаркий день, ощутил пугающую холодную дрожь – потому что, естественно, его мысли вернулись к тем муравьям у Олли в комнате. Кружившим вокруг дохлой мыши.

Нейт понимал, что одно никак не связано с другим.

(И все же…)

Фига медленно выбрался из машины. Нейт последовал за ним, не зная, есть ли какой-либо установленный порядок действий в таких случаях, с которым он еще не знаком. Фига уже расстегнул кобуру.

Олень, похоже, не замечал их присутствия. Он продолжал ковылять по орбите, пуская пенистые слюни.

– Нужно соблюдать осторожность, – сказал Нейт. – С этим оленем явно что-то не в порядке.

Фига кивнул. Тихим голосом – тише, чем говорил Нейт, – он сказал:

– Вероятно, ТГЭ. – Нейт бросил на него вопросительный взгляд, красноречиво говорящий: «Это еще что за хрень?», и Фига расшифровал аббревиатуру: – Трансмиссионная губчатая энцефалопатия. Еще их называют оленями-зомби. Хотя, конечно, на самом деле это не зомби. Но с головой проблемы. Прионное[23] заболевание вроде коровьего бешенства.

– И что будем делать?

Фига осторожно достал из кобуры «Глок».

– А вот что.

Кивнув, Нейт тоже расстегнул кобуру, однако доставать пистолет пока что не стал.

– Олень движется медленно. Ты сможешь сделать прицельный выстрел.

– Ветеринар, возможно, захочет получить головной мозг, так что я буду стрелять в легкое. Вышибу из него дыхание и повалю.

Фига приготовился стрелять, и Нейт сразу же понял, что стреляет он нечасто. Фига накрыл одним большим пальцем другой, что легче для новичков, но обеспечивает меньший контроль над оружием, чем неперекрещенные пальцы. Фига сделал несколько неглубоких вдохов и выдохов, однако руки у него слегка дрожали.

– Все в порядке, – успокоил его Нейт. – Не волнуйся. Не торопись. Ну вот, он опять приближается.

И действительно, доковыляв до обочины, олень стал возвращаться обратно, по-прежнему не замечая присутствия людей.

– Он подставляет тебе бок – целься и…

Бах!

Пистолет дернулся у Фиги в руке. Олень отшатнулся на полшага и остановился. На шкуре у него распустился бутон пулевого отверстия. Потекла струйка темной крови. У Нейта в ушах звенело от выстрела.

Олень мотнул головой в сторону Фиги и затрубил, как обычный олень, издающий предостерегающий звук, однако его крик был наполнен влажным бульканьем. Из носа вырвалась красная пенистая слизь.

– Похоже, он даже не почувствовал, – поспешно произнес Нейт. – Стреляй еще, Фига!

Фига нажал на спусковой крючок…