Моргаю, не веря тому, что вижу.

Нет… Слишком много совпадений за день!

Женщина стремительно приближается.

Такси все нет.

Я просто не хочу сцен и скандалов. Не хочу слушать то, что она собирается в очередной раз вывалить на меня!

Рядом останавливается машина. Краем глаза замечаю, что это черный «Спортейдж».

Бросаю взгляд на сотовый: «Время ожидания такси – двадцать минут».

Двадцать минут в обществе мамы бывшего?!

Заднее стекло опускается, в окне появляется физиономия Матвея.

– Диана Романовна, вас подвезти? – любезничает он.

Время ожидания такси вдруг как по волшебству растет до двадцати семи минут. Снег идет все быстрее.

– Да, если вам не очень сложно. Буду благодарна.

Я открываю дверь и юркаю на переднее сиденье.

– Добрый вечер, – говорю бойко. Мои глаза направлены вперед. Дыхание ровное, пульс почти спокойный.

Красный пуховик с каждой секундой становится ближе, но сейчас я хотя бы под защитой железной коробки. И сразу двух русифицированных литовцев.

С этой скандальной женщины станется дернуть за ручку двери. А ведь папа говорил! Папа предупреждал, что семейка та еще! Но Диана ничего слышать не хотела.

Слава богу, машина трогается.

– Привет, – слышу спокойный и низкий голос.

– Диана Романовна, это мой брат Павел. Именно он оплачивает мою учебу в вашем крутом центре. Павел, это Диана, – знакомит нас Матвей.

– Романовна, – дополняю я.

– Приятно познакомиться, – раздается слева. – Вам куда?

– Можно до остановки. Спасибо.

Я перевожу взгляд на длинные и ровные пальцы, касающиеся руля. Нет ни кольца, ни следа от него.

Хирург, значит. Жизни спасает. Делаю спину ровнее.

– Спасибо, что взялись за Матвея. Кажется, он наконец-то в восторге от химии, – вновь звучит голос. Приятный. Чуть насмешливый.

– Химию нельзя не любить, – отвечаю я быстро, поворачивая голову. – Не понимать – да. Но не любить невозможно.

Наши с Павлом глаза встречаются, я узнаю этого мужчину мгновенно и тут же опять смотрю вперед. На дорогу.

Темные волосы. Умные карие глаза. Достаточно высокий. Одет хорошо: манжеты белой рубашки выглядывают из-под рукавов полупальто, черные джинсы… Стал, конечно, крупнее, больше будто. Тогда ему шестнадцать едва исполнилось, сейчас рядом со мной взрослый мужчина.

С чистой совестью ставлю четыре из десяти. Ну… максимум пять! Накину балл за спасение, так уж и быть.

– Я тоже так думаю, – говорит Павел. И добавляет с жаром: – Самая материальная из наук. Мы изучаем химию, чтобы узнать, что мы ничего не знаем.

– И не можем ничего знать, – заканчиваю я за него одну известную цитату, которую любила повторять Ольга Семеновна. Моя учительница химии в школе.

Боже, она ведь и Павла учила! Наверное.

Краем глаза замечаю, как он улыбается. Широко, как-то особенно открыто.

Вынужденно признаю, что пятерка начинает трепетать, рискуя в любой момент обернуться… шестеркой.

Так и едем дальше, три химика: бывшая аспирантка, то есть я, новичок Матвей и… м-м-м, мясник, который когда-то что-то там учил.

– А мы раньше не встречались? – произносит Павел. – Не сочтите за тупой подкат, но у вас такое знакомое лицо…

Я качаю головой. Кожей чувствую, как сидящий позади Матвей потирает ладони. Не проходит и мгновения, как начинающий химик-хакер выдает:

– Диана Романовна, у вас же день рождения сегодня!

Такая уж наша женская натура.

Можно во всех мужчинах мира, кроме папы, разочароваться. Вычеркнуть из жизни романтику, посвятить себя карьере и кошкам, о которых я всерьез начала задумываться.

Но когда симпатичный парень вдруг начинает поздравлять с днем рождения, а потом на пару с братом петь «Хэппи бездей ту ю…». Громко. С интонациями! Боже… Невольно в улыбке расплываешься. Спину стараешься держать особенно прямо. И пританцовываешь.

Я включаю фронтальную камеру на телефоне и украдкой смотрю на экран, проверяя, в порядке ли макияж и прическа.

В машине очень тепло: обогрев сидений шпарит на максимум. Расстегиваю несколько пуговиц на шубе, замечая, как хирург оценивает мое зеленое платье. Быстро, едва заметно. Сам на дорогу смотрит внимательно. Или, по крайней мере, делает вид, потому что мы тащимся в пробке. Снежинки падают на лобовое, на капот, на все вокруг…

– Вот здесь меня высади, – командует вдруг Матвей, разрушая идиллию.

Павел чуть поворачивает голову. Улыбка слетает с его губ. Добрый доктор превращается в требовательного родителя.

– Давай до дома уже?

– К Сане забегу. Ненадолго.

– На час. Потом домой сразу, да? Тебе к контрольной нужно подготовиться.

– Я успею.

– Ладно.

Машина останавливается, Матвей коротко прощается и выпрыгивает на улицу, провалившись в снег по колено. Зло ругается себе под нос, вызывая у меня улыбку, Павел же раздраженно хмыкает.

– Я его этому не учил, – сообщает решительно.

– Вы намекаете, что сквернословия он от меня поднабрался?

– Да нет же, сквернословие от меня, – отмахивается Павел беспечно. – Я же врач. Но всему есть время и место.

Его взгляд опять будто случайно прилипает к моим коленям на мгновение.

Я смеюсь, пытаясь представить, как сидящий рядом мужчина в белоснежной рубашке и пальто поливает матерными словами кого-нибудь… Не клеится.

– Что? – спрашивает Павел. Проводит тыльной стороной ладони по губам. – Думаете, он наврал? Не проверять же у парня в пятнадцать лет уроки.

Матвей спешит по улице в сторону подъезда. Снег идет все сильнее.

Мы с Адомайтисом-старшим наедине. Когда мне было тринадцать, я писала буквы А и Д в его фамилии крупно, казалось, это дерзко. Он об этом, конечно, ничего не знает.

Павел ждет ответа.

– Я бы на его месте солгала. Но Матвей хороший, я уверена, что домашку он сделает.

– Знаю, что хороший. Но немного… как бы сказать, безалаберный. За два последних года с пятерок скатился в тройки и двойки. Не знаю, что и делать.

Выяснив чуть раньше, что родом из одного городишки, мы как-то незаметно расслабились. Так бывает, когда в чужой стране встречаешь земляка и мгновенно проникаешься симпатией.

А потом я проговорилась, что отмечать праздник планирую в «Бохо». Оказалось, что Павлу в ту же сторону.

Нужно было, наверное, настоять на своем и выйти из машины. Но бедные горожане на остановке выглядели такими замерзшими и грустными, что я вжалась посильнее в горячее кресло «Спортейджа» и кивнула.

Павел выкручивает руль, возвращая машину в глубокую колею. Бедная покачивается, скрипит.

– Ну и погодка, – говорю я. – Армагеддон. Мы вообще доедем?

– Обязательно. Но в пробках постоим. Вы опаздываете?

– Немного. Подруга ждет.

– На заправку заскочим, это быстро… – Павел поворачивается ко мне и вновь улыбается. Широко и слегка, самую малость, смущенно. – Прошу прощения, осечка вышла. Не против подождать пару минут?

Я смотрю в его глаза. Глубокие, умные. А сейчас вдобавок еще и извиняющиеся. Это вдруг кажется милым.

– Все окей, конечно, – успокаиваю, – если купите мне бутылку воды без газа.

– Это запросто. Как насчет чая? Горячего.

– Нет, спасибо.

– Уверены? С лимоном.

– Единственный лимон, которой сегодня попадет в меня, будет в составе «Лонг-Айленда». Свои зожевские штучки оставьте до лучших времен, – заявляю я. После чего вспоминаю, что, вообще-то, учу науке его брата, и добавляю: – На работе, бесспорно, я веду себя серьезнее.

Павел забавно усмехается, чуть приподнимает брови и вдруг говорит:

– Я, кстати, умею делать. Этот коктейль.

Бросает в меня еще один взгляд, какой-то странный и будто выразительный. Словно мы случайно поймали одну волну и перестали строить из себя карикатурных учителя и врача.

Этот его взгляд по всем правилам должен быть быстрым, но неожиданно затягивается на несколько секунд.

Одна, вторая, третья… снег все идет. Я задерживаю дыхание. Вау. В машине становится жарковато.