А сейчас осознание того, что сын единственный, по большому счёту, кто любит меня как есть, не загоняясь оценкой происходящих событий и не осуждая, рождает в душе что-то светлое и искреннее, заставляющее поторапливать чёртов лифт, предвкушать встречу и тёплые ручонки, тянущиеся ко мне в попытке обнять…

Я эгоистка. Я не просто бескорыстно люблю сына. Я признаю, что он мне по-своему необходим. Как своеобразный ориентир, как маяк, не дающий сорваться в пропасть, как отдушина, в которую всегда есть возможность погрузиться с головой…

Наверное, я паршивая мать. Мне хочется брать из нашего со Славкой тандема не меньше, чем отдавать самой. Не просто дуть на его разбитую коленку, охать над сломанной машинкой или радоваться собранному из Лего самолёту. А морально пользоваться тем же самым с его стороны, особенно в те моменты, когда мне отчаянно необходимо почувствовать себя живой в период острого уныния или поделиться затапливающей всё вокруг радостью, когда я счастлива.

И сейчас мне почему-то слишком хорошо. И мне не просто нужно поделиться этим состоянием со Славкой, мне ещё очень надо вдохнуть детский запах, запустить пальцы в тонкие волосёнки на макушке, звонко расцеловать пухлые щёки и лишний раз убедиться в том, что абсолютно неважно, с кем я там зажимаюсь в машине, кого обманываю и кем работаю, ибо в моей жизни есть вечное и незыблемое, без чего действительно просто невозможно удержаться на плаву — сын. Я просто знаю, что он всё поймёт, обязательно простит и точно не осудит… И эта уверенность, это общее ощущение, которое мне способен подарить только Славка, порою способно заменить весь мир…

…Я даже ещё не успела закрыть входную дверь, а сын уже вылетел из коридора в прихожую. Мгновенно оценив обстановку, подпрыгнул, хватаясь за мою подставленную шею… Я выпрямилась, поднимая Славку на руки и целуя куда попало под звонкий заливистый детский смех…

Обычно рядом с Антоном мы оба более сдержанные, справедливо полагая, что эти сумасшедшие обнимашки — наше личное дело, негласный секрет, свидетелей которому быть не должно. И позволять себе такие слабости мы можем только наедине.

— Привет! — в прихожую вышла улыбающаяся Ольга. — Всё, я пошла?

Чёрт, надо сейчас, иначе потом только по телефону поговорить получится, а мне хотелось бы лично… И без Антона.

— Слав, погоди, — я поставила сына на пол. — Оль… Разговор есть. Пойдём на кухню…

Пухленькая двадцатисемилетняя Ольга — замечательная няня, Славка уже два года по-настоящему дружит с ней. Нет, в теории мы вообще могли бы обходиться без посторонней помощи — есть в конце концов группа продлённого дня в детском саду, да и Тоха мог бы иногда приезжать на часик пораньше с работы… Но с няней несоизмеримо проще.

Оля только понимающе улыбнулась на мою просьбу пока ничего не говорить Антону, но без проблем согласилась послезавтра вне очереди забрать Славку, ибо я как раз буду на своей первой смене…

Полегчало — хотя бы за сына я могу быть спокойна. Чего как раз не скажешь о Тохе…

Ему я послала сухую смс-ку о том, что доехала на такси. Он ответил, что это хорошо, ибо он устал чёрт знает как и хочет домой…

Наверное, я сознательно загоняла подальше мысли о том, как буду смотреть Антону в глаза. Нет, я не то чтобы испытывала чувство вины — подумаешь, бывший довёз… Само по себе совершенно не криминально. Но атмосфера и напряжение, царившие в салоне Лексуса, помимо воли будили совесть и заставляли искать себе оправдания…

Торопливо нарезала и отправила в духовку привычный набор мяса и овощей для ужина, ребёнку — отдельные овощи на пару, салат…

Хотела уложить Славку спать до приезда Тохи, но не успела. Глубоко вздохнула, когда сын, заслышав шум в прихожей, подскочил с кровати, в которой мы очень даже неплохо читали Винни-Пуха, и метнулся встречать дядю Антона…

С некоторых пор Славик при посторонних зовёт его папой, видимо, наслушавшись разговоров чужих людей о том, что "надо же, как ты похож на папу" или "ой, смотри, как бы папа тебя ругать не стал". Конечно, сходства между Антоном и Славкой нет вообще, и это обычная дежурная фраза, да и ругать никто никого не собирается обычно. Но сын быстро сообразил, что так проще и меньше вопросов, поэтому за дверьми квартиры Тоха — папа. Но дома он всё так же остаётся "дядь Тоном", и это всех устраивает.

Вышла в гостиную, потопталась у окна… Заглянула в спальню, где вовсю уже прыгал по нашей постели Славка, а Антон, неторопливо расстёгивая рубашку, расспрашивал сорванца о том, что они там, в детском саду, лепили из пластилина, кажется…

Одного взгляда на осунувшееся серое лицо Тохи было вполне достаточно для того, чтобы я вдруг поняла, что не готова рассказать ему… Вообще ничего. Ну не прям так сразу по крайней мере…

Чёрт! Бесит всё…

— Слав, не прыгай по кровати, — я протянула ему руку. — Пошли, дай Антону раздеться…

Увела сына, хотя прекрасно понимала, что зря это делаю — времени не так и много, да и ужин всё равно ещё не готов… Но спрятаться от собственной совести в детской комнате показалось мне самым удобным вариантом в данный момент — пусть Тоха в душ спокойно сходит, кофе попьёт там… Или сразу покрепче чего…

Славка вполне способен засыпать самостоятельно, но сегодня я упорно сидела с ним все полчаса, что он ворочался и честно старался держать глаза закрытыми. Даже пожалела в глубине души, что сын уснул так быстро, и теперь придётся идти на кухню…

Остановилась в дверях, прислонилась плечом к косяку, глядя на Антона, сосредоточенно изучающего экран своего мобильника… Постояла несколько секунд, пока он не почувствовал мой взгляд и не поднял голову…

— Кормить-то будешь? — он кисло улыбнулся, делая глоток забытого и явно остывшего кофе.

— Буду, — я оттолкнулась от стены, старательно стараясь сохранять приветливое выражение лица.

Вытащила из духовки форму, из холодильника на стол переставила салатницу и блюдо с нарезкой, достала хлеб, поставила перед Антоном тарелку…

Надо признаться…

Что-то одно. И это что-то — Денис. За него сейчас совесть грызёт слишком сильно, и избавиться от этого груза мне нужно в первую очередь. Работа — наше личное, поговорим ещё, успеем, нам с этим жить в конце концов. А вот ощущение того, что в нашу жизнь прямо сейчас лезет кто-то третий — это невыносимо…

Достала из бара бутылку вина… Передумала — слабо даже для меня. Поставила вино на место, выбрала коньяк, подхватила стаканы…

Кусая губы, села напротив Антона. Чувствовала его взгляд на себе, но сама поднять голову не решалась…

Чёрт побери это всё…

Крепкая горечь алкоголя обожгла язык и горло…

Да в конце концов, лучше ведь честно, правда?!

Выдохнула…

— Меня сегодня с работы бывший привёз, — я сосредоточила внимание на Тохиной тарелке и словно между делом стащила с неё жёлтую помидорку черри.

Сказала. Но легче совсем не стало. Даже наоборот как-то вроде…

Краем глаза видела, как на короткую секунду замерла вилка в руках Антона, как опустился на стол стакан…

Сглотнула, чувствуя, как прошибает потом спину — дурацкое ощущение, будто я призналась во всё и сразу. И не только в том, как позволила Денису задрать мне платье, но ещё в своих мыслях и чувствах в этот момент… И даже заранее в том, что с нетерпением жду, когда уже останусь одна, чтобы закрыться наконец в ванной…

— Денис что ли? — Тохин голос прозвучал спокойно, почти отстранённо.

Выдохнула. Быстро подняла глаза…

Я узнала Антона достаточно хорошо за два года — он ревнивый. Как бы тщательно он ни старался скрыть данное неприглядное свойство своего характера, почему-то считая само по себе чувство ревности своего рода слабостью и унижением, но это заметно. Просто есть в задаваемых им вопросах, в голосе, манере общения, в глазах что-то такое, что выдаёт это чувство, какую бы маску безразличия он не надевал на лицо. Он может не разговаривать со мной нормально несколько дней, отмахиваясь и ссылаясь на усталость и дурное настроение, если вдруг приревнует меня к кому-нибудь из знакомых, но не признается. Никогда. И это тоже бесит…