В середине декабря 123-я дивизия пыталась сходу штурмовать высоты в районе Суммаярви. Но, дело продвигалось с трудом. Танки застревали на финских надолбах и глохли на морозе, а пехота путалась в рядах заграждений из колючей проволоки и попадала под огонь вражеских пулеметов, установленных финнами не только в бетонных дотах, но и в отдельных стальных бронеколпаках. Героическими усилиями красноармейцы сумели пробиться на ключевую высоту, но были выбиты оттуда вражескими артиллеристами и минометчиками, а рота, сумевшая все-таки ворваться в финские укрепления, быстро оказалась в окружении. Почти весь ее личный состав погиб.

Тогда Мерецков принял решение лично прибыть на позиции 123-й дивизии, чтобы попытаться организовать штурм важной высоты более грамотно. Но, в тот раз он следил за боем с наблюдательного пункта, смотрел в стереотрубу с расстояния почти в километр, а потому всех тех ужасов с раздутыми телами покойников вблизи, конечно, не видел. Снега тогда навалило очень много, и лишь свежая кровь бойцов на этом снегу говорила о потерях, а тела погибших быстро скрывал снег.

В тот раз Мерецкову все-таки удалось прорвать почти неприступные финские укрепления. Чтобы выявить расположение противника и вражеские огневые точки, он приказал проводить разведку боем малыми группами прежде, чем начинать массированные атаки. И эта тактика оказалась верной. Вскоре этим способом выявили точное расположение финских бетонных укреплений. В одном только Суммаярви их оказалось полсотни. И расположены все огневые точки противника были таким образом, чтобы перекрывать друг друга огнем, сильно затрудняя возможности атакующих. Но, в лоб тогда штурмовать и не стали.

План операции разрабатывал сам Мерецков, уделив внимание распределению огня артиллерии буквально по минутам. В трехкилометровой полосе перед финскими укреплениями поставили больше сотни орудий и смогли поразить основные вражеские доты. Это и позволило переломить ситуацию. Орудия большой мощности, восьмидюймовые «сталинские кувалды», не оставили шансов финским укреплениям. А те немногие из дотов, которые еще оставались более или менее целыми после артподготовки, советские саперы подрывали тротилом. Взрывали и надолбы, расчищая путь танкам, вместе с которыми вперед пошла и пехота.

Сталин тогда остался доволен. Мерецкову дали звание генерала армии и назначили заместителем Наркома обороны. Потом и вовсе доверили пост начальника Генштаба РККА. Вот только после ложных доносов и оговоров сняли его с этой должности. Но, Сталин, конечно, помнил, что именно Мерецков сумел в той войне организовать прорыв главной оборонительной линии финнов. Потому Верховный и назначил его снова на прежнюю должность командира седьмой армии.

Вот только достаточного количества артиллерии теперь у этой армии не имелось. Повыбили ее, да побросали много пушек при отступлении под командованием Гореленко. А без достаточного количества артиллерии Петрозаводск отстоять очень затруднительно. И потому Мерецков сразу так сильно заинтересовался шестидюймовыми гаубицами Гиперборейского полка. Глядя вокруг на уверенные лица бойцов и слушая, как в отдалении, где-то ближе к фронту, грохочут тяжелые орудия, он чувствовал, что не зря появился на переднем крае. И что поездка эта может принести перелом в обороне столицы Карело-Финской ССР не меньший, чем прорыв «Линии Маннергейма» в тот раз.

Вскоре Мерецков увидел, как к посту со стороны высоты 168,5 едет черный, блестящий лаком, автомобиль. Когда трофейная машина остановилась рядом, неожиданно из нее вышли армейский майор, капитан Проскурин и еще один майор в форме НКВД, в синей фуражке, в синих галифе, с золотой полоской и звездой на петлицах. Мерецков напрягся, ведь совсем недавно люди из этого ведомства издевались над ним. Но, он даже не успел разнервничаться, как майор Романенко уже представил командарму товарища Сомова, начальника секретного полигона, и майора Васильева, командира Гиперборейского полка.

— Здравствуйте, товарищи! Наслушался я про все эти невероятные успехи. Вот и не выдержал, приехал посмотреть на ваше расположение, — сказал командарм. И тут же задал вопросы:

— Кому подчиняется ваш полк? И что за секретный полигон у вас здесь?

— Полк и полигон Особого Подчинения, товарищ командарм, — ответил Сомов. Впрочем, и он, и Васильев к подобным расспросам подготовились.

— И кто же командует этим Особым Подчинением? Берия, что ли? Или сам Хозяин? — спросил Мерецков.

— Этого я вам сообщить не могу. Государственная тайна. Скажу лишь, что мы направлены вам в помощь. Нам поставлена боевая задача вместе с вашей армией ликвидировать угрозу Петрозаводску, — сказал Сомов, изобразив непреклонный вид.

Он, разумеется понимал, что обман в любой момент может раскрыться. Для этого Мерецкову достаточно поговорить со Сталиным или с Берией. Вот только вряд ли, учитывая его теперешнее положение недавнего арестанта, Кирилл Афанасьевич рискнет в ближайшее время разговаривать с ними о таких вещах. А если все и выяснится, то ничего не мешает выкрутиться в любой момент, что, мол, Особое Подчинение не Сталину и не Берии, а правительству таинственной страны Гипербореи.

Сам Мерецков в это же время подумал, что, судя по майору Государственной Безопасности, Гиперборейский полк курирует именно это ведомство. И, вполне возможно, что особый полк выделен не только в помощь, а и для того, чтобы контролировать деятельность седьмой армии и ее командарма. Что-нибудь вроде большого заградотряда. Значит, лишних вопросов лучше не задавать. Но, как же тогда заполучить из этого полка такие нужные гаубицы?

Сразу после обмена любезностями Мерецков пожелал посетить расположение артиллеристов. И вскоре «Опель Адмирал» уже подъезжал к позициям первой батареи, состоящей из трех орудий. Когда машина остановилась, Мерецков сразу бросился к гаубицам. Таких пушек Кирилл Афанасьевич еще никогда не видел. Издалека они напоминали гаубицы МЛ-20. Но, только издалека. Вблизи орудия оказались неизвестной модели. Причем, все заводские шильдики, клейма и номера на них отсутствовали.

— Это гаубицы Д-20. Экспериментальные, — подсказал командарму майор ГБ.

Старший лейтенант Руслан Мамаев, командир батареи, доложил, что расположил орудия на закрытой позиции, за холмиком, поросшим лесом, чтобы неприятель не видел не только сами пушки, но и вспышки от их выстрелов. Наведение по навесной траектории осуществлялось при помощи буссоли и корректировщика, расположившегося на вершине холма и передававшего сведения с помощью радиостанции.

Мерецков спросил:

— А у вас тягачи есть, чтобы такие тяжелые пушки буксировать?

— Так точно. Имеются. Вон там в лесочке возле скалы замаскированы наши шестиноги.

— Что еще за шестиноги такие? — не понял командарм.

— Ну, транспорт такой из камня, оборудованный вместо колес шестью ногами для повышенной проходимости, — объяснил старлей.

— Они не на солярке, а подзаряжаются электричеством прямо от гранита. У них двигатели электрические, — вставил Сомов.

— Что еще за электричество в граните? — удивился Мерецков.

— Особое. Внутренний заряд. И наши ученые решили проблему, как его извлекать, — сказал майор ГБ.

И вдруг где-то рядом взревела сирена.

— Воздушная тревога! Маскировочные сети одеть! И в укрытие! — скомандовал командир батареи своим бойцам.

Сноровисто раскатав свернутую камуфляжную сеть поверх гаубиц и отбежав от орудий, артиллеристские расчеты попрыгали в заранее выкопанные окопы. Но, к удивлению Мерецкова, командиры не особенно торопились в убежище. Сирена быстро заглохла, а Сомов извлек из кармана небольшой черный приборчик с короткой антенной, нажал на нем какую-то кнопку и что-то спросил. В ответ динамик тихо прохрипел, но Мерецков услышал:

— Девятнадцать целей, Ю-87, дистанция шестьдесят, высота пять, азимут (неразборчиво).

Заметив удивленный взгляд командарма, майор ГБ объяснил:

— Не о чем беспокоиться, товарищ генерал. Мне по рации доложили, что радиолокатор засек самолеты противника на расстоянии в шестьдесят километров. Летят, вроде бы, сюда. Если не изменят курс, то скоро познакомятся с нашими зенитками.