Наслаждаясь теплом бани, я решил усилить ощущения, для этого взял ковшик, набрал немного воды из бака и плеснул на раскаленную печь. Она была изрядно разогрета, и вместо шипения раздался характерный треск. Мгновенно в бане стало жарче на порядок, тело обдало сильным, но приятным жаром. Ручейки пота увеличились, их стало больше и противная пленка начала сдавать свои позиции. Я растянулся во весь рост на полке, еще плеснул воды на печку. Она недовольно затрещала, опять превращая воду в сухой пар.

Стало настолько жарко, что пришлось защитить голову шапочкой. Это ощущение может стать понятно только тем, кто хотя бы раз бывал в подобной ситуации. Тело освобождалось от всего чуждого и лишнего, стремилось к первозданной чистоте, и я решил помочь ему при помощи замоченного заранее в кипятке веника из веток кедрового стланика. Я вновь уселся на полок и с упоением предался старинной русской забаве, граничащей с мазохизмом, – массажу вспотевшего тела при помощи стланикового веника в условиях высокой температуры. Под смачные звуки от ударов веником тело, словно змея, освобождающаяся от старой кожи, теряло все то лишнее, что приобрело за все дни пребывания в десятой вечности. Временами я повизгивал и даже орал от охватывающего меня дикого удовольствия. Сильный жар держится в баньке недолго, он быстро выходит через разделку или остывает от земли. Поэтому минут через пять я еще раз поддал парку тем же способом и провел еще один раунд стланиковой атаки на свой томящийся от удовольствия организм. Кончики иголок стланика покалывали кожу, это приносило дополнительное удовольствие.

Я решил сделать передышку, неспешно и осторожно покинул баню и переместился в предбанник. От меня шел пар, тело покраснело, я занял место в кресле и с удовольствием откупорил бутылочку пива. Незатейливое «Жигулевское» здесь приобретает вкус лучших сортов, и я с наслаждением, приоткрыв вход в предбанник, пил пиво. Порыв ветерка обдал меня, по коже пробежались мурашки, и я начал покрываться гусиной кожей. Какой еще можно покрыться на гусиной охоте? Не крокодиловой же.

Вернувшись в баню, я устроил себе еще один раунд полного массажа всего тела при помощи стланикового веника. Я вновь орал от удовольствия, словно белый медведь в тридцатиградусную жару и вновь отдыхал в кресле, потягивая пивко. Процедуры с веником избавили тело от пота, грязи, помогли натруженным мышцам расслабиться, мне казалось, что веником мне удалось помассировать не только тело, но и душу. Они оба были благодарны мне за доставленное удовольствие.

Немного поостыв, я вернулся в баню, наполнил таз водой и начал мыться. Особым удовольствием здесь является возможность мыться, не экономя воду. Ты твердо уверен, что тебе хватит холодной и горячей воды, и ты сможешь побаловать разомлевшее тело, смывая с себя все чуждое и очищаясь душой и телом.

Смыв с себя все, я решил еще принять кружечку пива, вновь присел в кресло и приоткрыл полог предбанника. За его пределами тундра продолжала жить своей жизнью, радовала нас небесной синью, слабеньким ветерком и целебной тундровой тишиной. В бане продолжала топиться печь, шипела вода в баке. Оставалось провести еще один сеанс венично-стланикового массажа. Это особое удовольствие, когда мягко покалывающие иголки стланика с силой массируют уже чистое и расслабленное тело, чему и предался, нагнав температуру в бане тремя ковшиками воды. Горячий воздух под веником даже слегка обжигал тело, и мне приходилось охлаждаться, окуная веник в таз с холодной водой. Сеанс добровольной экзекуции продолжался довольно долго, и, когда стал уставать, я прекратил его. Облился парой тазиков прохладной воды и вышел в предбанник, быстро вытерся и облачился в финское термобелье. Ощущение, когда чистое разомлевшее тело касается нежнейшей и мягкой ткани микрофлиса может понять и оценить только человек, который хотя бы раз мылся в полевой баньке. Обулся в берцы без носков, надел теплую куртку, на голову набросил полотенце и в состоянии легкой вызванной естественными причинами прострации покинул этот островок тундрового рая. В состоянии полнейшего расслабления дошел до домика, сил хватило только промычать чего-то нечленораздельное лежавшему на своей лежанке напарнику, сбросить зимнюю куртку и, не снимая полотенца с головы, заползти на свою лежанку, укрывшись расстегнутым спальником. Перед тем как отключиться, я услышал голос Андрея:

– Львович, ну я пошел мыться, а то очень хочется. Глядя на тебя, могу предположить, что это стоящее дело. Раз ты орал как оглашенный.

– Пиво еще осталось. Все остальное там есть. Будь поосторожнее, не поскользнись. – И впал в кратковременную нирвану.

Мне показалось, что прошло минут двадцать, пока расслабленное тело и разум обрели способность к адекватному восприятию окружающей действительности. Очень кстати вспомнилось, что хорошо после баньки принять кружечку пивка с копченым кижучем. Я с удовольствием исполнил свой замысел, оценив его по достоинству и даже немного себя похвалил. Вспомнилось, что скоро из бани должен вернуться напарник и нам предстояла очень приятная борьба с томящейся в ожидании окрошкой. Блюдо хоть и считается летним, но за милую душу идет и в весенней тундре. Вскоре послышались шаги возвращающегося из бани напарника.

Он вошел в домик. Я глянул на него и предположил:

– Наверное, вот так может выглядеть маленькое счастье.

Андрей улыбался непосредственной, счастливой улыбкой, чем-то похожей на детскую.

Все это перемешивалось с каким-то неведомым пока мне удивлением от события, о котором я пока не знал. Он занял свое место на лавочке, налил пару кружек пива и предложил:

– Львович, давай по пивасику. Поверь, я побывал не в одной стране, объехал по работе половину страны и никогда не думал, что в восьми кубиках пространства, ограниченного толстым брезентом и прогретого печкой, можно получить такое удовольствие. Словно заново родился. Спасибо тебе за все, ну и давай по пивасу.

– Грешно отказываться, да и не надейся, – начал я потихоньку сползать с лежанки.

Выпили по кружечке, запивая копченого кижуча.

– Серега, не поверишь, выхожу из баньки, глянул влево, и, как на картинке, молча метрах в сорока прошли пять гусаков, – поделился Андрей взволновавшим его событием.

– И если бы у тебя был ствол, ты бы по правде стал стрелять? – с иронией спросил я напарника.

– Конечно бы стал, – ответил Андрей.

– Теперь ты понял, что здесь передвижение должно быть с оружием. Никто не знает, когда и откуда могут появиться гуси, – сказал я напарнику.

– Яснее не бывает, – лаконично согласился он.

– Ну а теперь продолжаем программу выходного дня. После банного раунда начинаем борьбу на уничтожение с настоявшейся окрошкой, – предложил я Геннадьичу.

– Предполагаю что будет очень вкусно. Не надейся, даже не подумаю отказываться. «Казань» штурмовать будем? – с пониманием согласился напарник.

– Штурм легкий, нелетальный. Будем растягивать удовольствие. Короче, я пошел за окрошкой, ну и предмет штурма захвачу. – И с этими словами вышел из домика.

Вернувшись, увидел, что напарник сноровисто нарезал хлебушка, открыл баночку оливок. На столе в готовности замерли чистые тарелки.

Казан с окрошкой устроился на столе, бутылка «Казани», была передана Андрею для нанесения первой раны на пробке. Разводяга[3] объемом в пол-литра перемешала содержимое, и в итоге тарелки наполнились желанным содержимым. На белой поверхности окрошки перемещались зеленые вкрапления лука, петрушки и огурца, бело-красные кусочки редиса, желтоватые кусочки картофеля, яичные белки и желтки. Важно перемещались кусочки колбас и карбоната. Весь это пищевой беспредел требовал немедленного реагирования.

– Андрюха, раз ты отвернул голову пузырю, придется разливать тебе. Руку менять Коран не дозволяет. Наливай, однако. А то окрошка замерзнет, – предложил я Андрею.

Ждать долго не пришлось, наши наполненные стопарики замерли в ожидании.