Поэтому по большей части они ехали молча, и слышен был только ровный стук конских копыт по дороге, да время от времени сова ухала с неподвижных деревьев. Шелест живой изгороди и все деревенские шорохи остались позади, когда двуколка выехала на Бодминскую дорогу, и снова мрачная пустошь раскинулась по обе стороны, словно пустыня. В лунном свете лента дороги сияла белизной. Она извивалась и терялась в складке дальнего холма, пустая и нехоженая. В этот час на дороге не было никого, кроме них. В канун Рождества, когда Мэри ехала здесь, ветер злобно набрасывался на экипаж и дождь барабанил в окна, а теперь воздух застыл и был странно неподвижен, и сама пустошь лежала под луной мирная и серебристая. Темные вершины подняли спящие лица к небу, гранитные черты смягчил и сгладил омывающий их свет. Скалы были настроены миролюбиво, и древние боги спали безмятежно.

Лошадь с двуколкой проворно покрывала утомительные мили, которые Мэри прошла пешком. Теперь она узнавала каждый изгиб большой дороги, вспоминая, как пустоши временами наползали на нее высокими пучками травы или изогнутой веткой ракитника.

Там, поодаль, в долине, должны быть огни Олтернана, и вот уже Пять Дорог ответвились от главной, как пальцы от ладони.

Перед ними лежала пустошь, раскинувшаяся вокруг «Ямайки». Даже в самые тихие ночи ветер играл здесь, на пространстве, пустом и открытом со всех сторон, и сегодня он дул с запада со стороны Раф-Тора, острый как нож и холодный, принося с собой болотные запахи, подхваченные над торфяниками и бегущими ручьями. На дороге, которая ныряла по пустоши, по-прежнему не было ни единого следа человека или зверя, и, как ни напрягала Мэри зрение и слух, она ничего не слышала. В такую ночь малейший звук усилился бы многократно, и приближение отряда мистера Бассата, насчитывающего, по словам Ричардса, около дюжины человек, было бы слышно за две мили, а то и больше.

– По всей вероятности, они окажутся там раньше нас, – сказал он Мэри, – и мы увидим, как трактирщик со связанными руками изрыгает пламя на сквайра. То-то все в округе обрадуются, когда его упрячут куда подальше, а это будет скоро, если мой хозяин до него добрался. Жаль, что мы не попали туда раньше; можно было славно позабавиться.

– Боюсь, будет не очень забавно, если мистер Бассат увидит, что птичка упорхнула, – спокойно возразила Мэри. – Джосс Мерлин знает эти пустоши как свои пять пальцев и не станет мешкать, если поймет, что у него есть хоть час форы.

– Мой хозяин вырос здесь, как и трактирщик, – продолжал Ричардс. – Если дело дойдет до погони, я ставлю на сквайра. Он смолоду здесь охотился, а ему уже почти пятьдесят лет. И вот что я вам скажу: куда бы лиса ни побежала, сквайр ее не упустит. А эту лису они поймают еще до того, как она даст деру.

Мэри не мешала кучеру говорить; его редкие, отрывистые замечания не так раздражали ее, как ласковая болтовня его хозяйки, а его широкая спина и честное грубое лицо придавали ей некоторую уверенность. До чего же трудная выдалась ночь!

Они приближались к тому месту, где дорога шла под уклон и узкий мост перекинулся через реку Фоуи. Мэри слышала, как журчит и плещется внизу вода, быстро бегущая по камням. Крутой холм трактира «Ямайка» вырос перед ними, белея под луной, и, когда темные трубы появились над гребнем, Ричардс умолк, нащупал за поясом пистолеты и, нервно дернув головой, прочистил горло. Сердце у Мэри бешено заколотилось, и она крепко ухватилась за край двуколки. Лошадь начала подъем, нагнув голову, и Мэри казалось, что копыта слишком громко цокают по дороге; лучше бы они звучали потише.

Когда они подъехали к вершине холма, Ричардс повернулся и прошептал девушке на ухо:

– Не лучше ли вам подождать здесь, в двуколке, на обочине? А я пойду вперед и посмотрю, там ли они.

Мэри замотала головой.

– Я сама схожу, – заявила она, – а вы пойдете на шаг-другой позади или останетесь здесь и подождете, когда я позову. Судя по тишине, сквайр с отрядом еще не появился, а трактирщик сбежал. Однако, если он здесь – мой дядя, – я могу рискнуть встретиться с ним, а вы нет. Дайте мне пистолет, тогда мне будет не так страшно.

– Не думаю, что вам стоит идти туда одной, – с сомнением сказал Ричардс. – Вы можете наткнуться прямо на трактирщика и не успеете позвать на помощь. И правда, странная эта тишина. Я ожидал застать здесь крики и драку, думал, что голос моего хозяина будет перекрывать все остальные. Странно это. Должно быть, они застряли в Лонстоне. По-моему, самым разумным было бы свернуть вон на ту дорожку и подождать, пока они появятся.

– Сегодня я ждала слишком долго и чуть не сошла с ума, – возразила Мэри. – Лучше уж лицом к лицу столкнуться с дядей, чем сидеть в канаве, ничего не видя и не слыша. Я думаю о своей тете. Во всем этом она неповинна, как малое дитя, и я хочу позаботиться о ней, если сумею. Дайте мне пистолет и не возражайте. Я могу красться, как кошка, и не буду рисковать понапрасну, обещаю вам. – Девушка сбросила толстый плащ с капюшоном, защищавший ее от ночного холода, и схватила пистолет, который Ричардс нехотя протянул ей. – Не ходите за мной, пока я не позову или не подам какой-нибудь сигнал, – сказала она. – Если услышите выстрел, тогда, конечно, поспешите. Но только осторожно. Незачем нам обоим лезть на рожон. Хотя, скорее всего, дяди здесь нет.

Мэри от души надеялась, что это так и что своим бегством в Девон трактирщик положил конец всей этой истории. Округа избавится от него, причем самым дешевым способом. Дядя мог бы даже, как он сам сказал, начать новую жизнь или, что более вероятно, затаиться где-нибудь милях в пятистах от Корнуолла и допиться до смерти. Мэри уже не мечтала, чтобы его поймали; ей хотелось покончить с этим раз и навсегда, начать жить своей жизнью, забыть о дяде и оказаться за тридевять земель от трактира «Ямайка». Месть – это пустое. Если Мэри увидит его связанным и беспомощным, окруженным людьми сквайра, это не принесет ей удовлетворения. Она уверенно говорила с Ричардсом, но на самом деле до ужаса боялась встречи с дядей, несмотря на пистолет. Мысль о том, что она может в коридоре трактира внезапно наткнуться на Джосса, мысль о его руках, готовых ударить, и налитых кровью глазах, устремленных на нее, заставила девушку помедлить у входа во двор и оглянуться на темную тень – на Ричардса и двуколку. Потом она подняла пистолет и заглянула за угол каменной стены, во двор.

Двор был пуст. Дверь конюшни закрыта. Трактир так же темен и тих, как почти семь часов назад, когда она уходила, окна и двери заперты. Мэри взглянула на свое окно; выбитое стекло зияло пустотой, нисколько не изменившись с тех пор, как она днем вылезла из него.

Во дворе не было заметно ни следов колес, ни приготовлений к отъезду. Девушка подкралась к конюшне и приложила ухо к двери. Она подождала минуту и услышала, как пони беспокойно зашевелился в стойле, услышала, как его копыта звенят о булыжники.

Значит, они не уехали и дядя все еще в «Ямайке».

Сердце у нее оборвалось. Мэри подумала, не вернуться ли к Ричардсу в двуколку, чтобы, как он и предлагал, подождать там прибытия сквайра Бассата и его людей. Она еще раз взглянула на запертый дом. Конечно, если бы дядя собирался сбежать, он бы уже уехал. Чтобы нагрузить телегу, нужен всего час, а времени уже около одиннадцати. Он мог изменить свои планы и решил идти пешком, но тогда тетя Пейшенс не смогла отправиться с ним. Мэри колебалась: ситуация казалась странной, необъяснимой.

Девушка стояла у крыльца и прислушивалась. Она даже подергала ручку двери. Конечно, та была заперта. Мэри решилась завернуть за угол дома, пройти мимо входа в бар и дальше, в садик за кухней. Теперь она ступала тихо, держась в тени, и подошла к месту, где полоска света должна была пробиваться сквозь щели в кухонном ставне. Света не было. Девушка шагнула вплотную к ставню и прижалась глазом к щели. В кухне было темно, как в преисподней. Она положила ладонь на ручку двери и медленно повернула. К ее удивлению, дверь открылась. Этого Мэри не ожидала. Она побоялась войти, чувствуя, что дело неладно.