Этот разговор омрачил всю прогулку. Теперь Мэри хотелось отделаться от него и остаться наедине со своими мыслями. Она стала медленно спускаться с холма к Ивовому ручью. Девушка уже дошла до ворот в конце дороги, когда услышала, что Джем бежит за ней. Он раньше ее оказался в воротах, похожий на цыгана-полукровку, небритый и в замызганных штанах.
– Куда ты? Что случилось? Еще рано; стемнеет только к четырем. Я провожу тебя до Тростникового брода. Что с тобой? – Джем взял Мэри за подбородок и посмотрел ей в лицо. – Наверное, ты меня испугалась, – сказал он. – Решила, что в каморках наверху у меня бочки бренди и тюки табака и что я собираюсь их тебе показать, а потом перерезать горло. Так ведь? Мы, Мерлины, отчаянные ребята, и Джем хуже всех. Ты так и подумала?
Девушка невольно улыбнулась в ответ.
– Примерно так, – призналась она. – Но я тебя не боюсь; не стоит обольщаться. Ты мне даже нравился бы, если бы не был так похож на старшего брата.
– Ничего не могу поделать со своим лицом, – сказал Джем. – И согласись, я ведь гораздо красивее Джосса.
– Да уж, чего-чего, а самомнения тебе хватит, чтобы возместить все остальные недостатки, – заметила Мэри, – и лицо красивое, не отрицаю. Можешь разбивать сердца в свое удовольствие. А теперь пусти меня; до трактира «Ямайка» путь неблизкий, а я вовсе не хочу опять заблудиться на пустошах.
– А когда это ты успела заблудиться? – спросил Джем.
Мэри слегка нахмурилась. Она нечаянно проговорилась.
– На днях я была на Западной пустоши, – сказала она, – а туман поднялся рано. Я проблуждала какое-то время, прежде чем нашла дорогу назад.
– Глупо забредать так далеко. Между «Ямайкой» и Раф-Тором есть такие места, где может провалиться целое стадо, не то что такая малышка. Во всяком случае, это неподходящее для девушки развлечение. Зачем ты туда отправилась?
– Хотела размять ноги. Я ведь целыми днями сижу взаперти.
– Ну, Мэри Йеллан, в следующий раз, когда тебе захочется размять ноги, можешь двинуться в этом направлении. Как войдешь в ворота, уже не заблудишься, даже если оставишь болото по левую руку, как сегодня. Поедешь со мной в Лонстон в сочельник?
– Зачем ты собрался в Лонстон, Джем Мерлин?
– Всего-навсего продать черного пони мистера Бассата тайком от хозяина, моя милая. Если я хоть немного знаю своего брата, то тебе в этот день лучше держаться подальше от «Ямайки». Он как раз начнет подниматься со своего запойного ложа и лезть на рожон. Если дядя с тетей привыкли к тому, что ты шляешься по пустошам, их не удивит твое отсутствие. Я привезу тебя домой около полуночи. Соглашайся, Мэри.
– А что, если тебя поймают в Лонстоне с пони мистера Бассата? Тогда ты останешься в дураках. Да и я тоже, вдруг меня засадят в тюрьму заодно с тобой.
– Никто меня ловить не будет, по крайней мере сейчас. Рискни, Мэри; разве ты не любишь приключения или ты такая трусиха? Должно быть, там, в Хелфорде, тебя воспитали неженкой.
Она, словно рыбка, клюнула на эту наживку:
– Ладно, Джем Мерлин, не нужно думать, что я боюсь. В конце концов в тюрьме не хуже, чем в трактире «Ямайка». А как мы поедем в Лонстон?
– Я отвезу тебя туда в крытой двуколке, а черный пони мистера Бассата побежит сзади. Знаешь дорогу в Норт-Хилл через пустошь?
– Нет, не знаю.
– Нужно просто все время идти прямо. Пройдешь милю по большой дороге и увидишь дыру в изгороди, на вершине холма справа. Впереди будет вершина Кэри, а вдалеке справа – Ястребиная, и если пойдешь все прямо и прямо, то с дороги не собьешься. Я встречу тебя на полпути. Мы будем держаться пустоши как можно дольше. Перед Рождеством на дороге много путников.
– И когда же мне отправляться?
– Пусть другие спешат, чтобы добраться туда до полудня; мы приедем часам к двум, к самой толчее. Выходи из «Ямайки» в одиннадцать. Согласна?
– Я ничего не обещаю. Если не приду, поезжай без меня. Ты забыл, что я могу понадобиться тете Пейшенс.
– Верно. Так что заранее придумай отговорку.
– Вот и мостки через ручей, – сказала Мэри. – Тебе незачем идти дальше. Теперь я найду дорогу. Надо идти прямо через выступ вон того холма, верно?
– Если хочешь, можешь передать трактирщику привет и сказать, что я надеюсь – характер у него исправился, да и язык тоже. Спроси Джосса, не желает ли он, чтобы я повесил пучок омелы над крыльцом трактира «Ямайка»! Осторожно, тут вода. Давай перенесу тебя? А то ноги промочишь.
– Даже если бы вода была по пояс, мне это не страшно. Всего хорошего, Джем Мерлин.
И Мэри смело запрыгала через ручей, держась рукой за запруду. Ее нижняя юбка погрузилась в воду, и девушка подняла ее, чтобы не мешала. Мэри слышала, как Джем смеется с того берега ручья. Однако она пошла вверх по холму, не оглянувшись и не помахав ему рукой.
Пусть попробует потягаться с людьми с юга, думала она, с парнями из Хелфорда, и Гвика, и Манаккана. В Константине есть кузнец, который одним мизинцем его повалит. Джему Мерлину нечем особенно гордиться. Конокрад, обыкновенный контрабандист, мошенник, а в придачу, может быть, еще и убийца. Да, славные люди живут тут, на пустошах.
Мэри не боится Джема, и, чтобы доказать это, она обязательно съездит с ним в его двуколке в Лонстон в сочельник.
Уже смеркалось, когда девушка перешла дорогу и оказалась во дворе. Как всегда, трактир выглядел темным и необитаемым, двери были заперты, ставни закрыты. Она обошла дом и постучалась в дверь кухни. Ей тут же открыла тетя, бледная и встревоженная.
– Дядя весь день спрашивал про тебя, – сказала она. – Где ты была? Уже почти пять часов, а тебя нет с самого утра.
– Я гуляла на пустоши, – ответила Мэри. – Не думала, что он меня хватится. Зачем я понадобилась дяде Джоссу? – Она слегка встревожилась и взглянула на его постель в углу кухни. Та была пуста. – Куда он делся? Ему лучше?
– Дядя захотел посидеть в гостиной, – ответила тетя Пейшенс. – Он сказал, что кухня ему надоела. Он сидит там весь день у окна и ждет тебя. Теперь тебе придется потакать ему, Мэри, говорить с ним ласково и не перечить. Это трудное время, пока он выздоравливает… он с каждым днем будет понемногу приходить в себя и станет очень упрямым, может, даже порой жестоким. Постарайся ему не прекословить, хорошо, Мэри?
Это была прежняя тетя Пейшенс, с нервными руками и подергивающимся ртом; говоря, она все время оглядывалась. Жалко было на нее смотреть, и Мэри отчасти передалось ее волнение.
– С чего бы дяде вдруг захотелось меня видеть? – спросила она. – Вроде бы нам не о чем говорить. Что ему может быть нужно?
Тетя Пейшенс моргала и двигала ртом.
– Это просто его причуда, – пояснила она. – Джосс что-то бормочет и разговаривает сам с собой; не надо обращать внимания на то, что он говорит в таких случаях. Он не в себе. Пойду скажу ему, что ты дома.
И тетушка вышла из кухни и направилась по коридору в гостиную.
Мэри подошла к буфету и налила себе стакан воды из кувшина. В горле у нее пересохло. Стакан дрожал в руке, и она проклинала себя за глупость. Только что на пустоши она была ох какой смелой, но стоило ей оказаться в трактире, как вся ее храбрость исчезла и она снова трясется и нервничает, как маленькая.
Тетя Пейшенс вернулась в кухню.
– Сейчас дядя успокоился, – прошептала она. – Задремал в кресле. Теперь он может проспать весь вечер. Мы поужинаем пораньше, вот и все. Тут для тебя есть кусочек холодного пирога.
Аппетит у Мэри разом пропал, и ей пришлось заставить себя поесть. Она выпила две чашки обжигающе горячего чая и отодвинула тарелку. Обе женщины молчали. Тетя Пейшенс все время посматривала на дверь. Закончив ужин, они молча убрали со стола. Мэри подбросила немного торфа в огонь и присела рядом. Горький голубой дым поднялся в воздух, он щипал ей глаза, но тлеющий торф не давал тепла.
Снаружи, в прихожей, часы хрипло пробили шесть. Мэри, затаив дыхание, считала удары. Они неторопливо нарушали тишину; казалось, прошла целая вечность, пока не раздался последний удар, он эхом разнесся по всему дому и замер. Медленное тиканье часов продолжалось. Из гостиной не доносилось ни звука, и Мэри стала дышать спокойнее. Тетя Пейшенс сидела за столом и шила при свете свечи. Склонясь над работой, она поджала губы и нахмурила лоб.
