Ригсфельде мог врать. Он конечно же, мог врать, но если он не врал… Десять тысяч человек, из которых полторы тысячи кавалерии, не считая рыцарей. Ещё и пушки.

– Все ли части подошли, или ван дер Пильс ждёт ещё кого-то? – спрашивал генерал.

– Если и ждёт, то только кавалерию и баржи с пушками, он желает начать дело быстрее, боится, что к вам подойдёт подкрепление, – отвечал пленный. И это было похоже на правду.

– А сколько у вас стрелков? Мушкетёры у вас есть? Аркебузиры? – интересовался Роха.

– Есть, но не во множестве, – отвечал пленный. – Сколько точно, сказать не могу. И арбалетчики есть. А вот их немало.

Роха слушал и хмурился, кавалеристы и арбалетчики – злейшие враги стрелков. А и тех, и других в армии еретиков было, кажется, предостаточно.

Потом свои вопросы стал задавать майор Дорфус. Уж он, конечно, знал, что спрашивать. Спрашивал про количество палаток и обозных телег, про баржи и галеры, интересовался именами генералов, но пленник на эти вопросы почти ничего не мог ответить. Или отвечать не хотел. Тем не менее, Волков приказал дать ему ещё один стакан вина, а также просил Гюнтера найти пленнику обувь и какой-нибудь плащ. И уже после того, как одежда и обувь были найдены, Морица Ригсфельде отправили под добрым конвоем в ставку маршала. Конвойный сержант вернулся из главного лагеря и передал Волкову благодарность маршала.

– Ну, хоть тут угодил, – негромко на это отвечал барон.

А до обеда всё и завязалось. Ещё не сел он за стол, как прибежал взволнованный солдат и сообщил:

– Сержант велел сказать: пехотная колонна человек двести идёт с севера, прямо вдоль реки, по полю, не по дороге, а с нею человек тридцать арбалетчиков. Идут прямо на наш секрет. А ещё идёт отряд конницы, но те вдалеке, на восточной дороге.

Солдат был молодой, поэтому и волновался; генерал и майор Дорфус переглянулись, и майор сказал:

– Хотят сбить наши заставы и раскрыть секреты.

И он был прав. То для войны было делом обычным. Сбить заставы противника с хорошего места, откуда удобно вести дозор, чтобы поставить там своих людей. Заодно раскрыть секреты, чтобы избежать таких неприятностей, как сегодняшнее попадание разъезда в засаду, да ещё с досадным пленением благородного человека. Для того ван дер Пильс и выслал этот отряд.

– Вот и началось, – Волков не стал обедать, – Хенрик, давайте доспех, быстро, – и он обратился к вестовому: – Ты беги к своему сержанту со всех ног. Пусть и не думает драться, пусть из леска бежит.

Волков не хотел, чтобы люди из секрета были побиты или пленены, так как в плену у еретиков их не ждало ничего хорошего.

– Лучше отправить туда верхового, – посоветовал Дорфус.

– Верно, – согласился генерал, – Максимилиан, вы тут?

– Да, генерал, – отозвался молодой Брюнхвальд, входя в шатёр.

– Быстро отправьте кого-нибудь из молодых господ в лесок, к секрету, пусть солдаты уходят оттуда и из застав в поле тоже. К ним идёт пехотная колонна с кавалерией.

– Нашим людям отойти? Мы отдадим безбожникам заставы? – чуть удивлённо уточнил Максимилиан.

– Ничего мы им не отдадим, – говорил генерал, – просто им нужно отойти, пока мы не отгоним противника, – нравоучительно отвечал он и тут же крикнул: – Хенрик, так где мой доспех?!

– Может, я смогу справиться с этим сам? – предложил Дорфус.

Но Волков не согласился. Может, майор и хорош в делах разведки, и даже в штабных делах, но каков он в простом воинском деле, генерал не знал. Да и не хотел он перепоручать первую встречу с врагом кому-нибудь другому. Тем более, что Хенрик с фон Готтом и фон Флюгеном уже открыли ящик с доспехами и доставали их оттуда.

– Нет, я поеду сам; вы лучше попросите Брюнхвальда и Роху, чтобы выбрали мне хороших людей. Три сотни пехоты и сотню стрелков. И просите Брюнхвальда, чтобы взял пехотинцев из моей земли. И чтобы капитан был наш.

Ветер так и не стихал, а как он выехал из лагеря, так ещё пошёл и дождь. Но генерал, глядя на большое, в перелесках, поле перед собой, радовался дождю.

«Хорошо, хорошо. Земля и так мокрая, копыта у коней вязнут, а дождь ещё добавит воды. Если мы поставим нашу центральную баталию на холмах, что у деревни, так пехота еретиков дойдёт до неё нескоро. Подойдёт несвежая, уставшая, изрядно прореженная артиллерией. А потом им ещё придётся лезть на холм, на наши пики. Так что пусть идёт дождь. Лишь бы он не пошёл во время дела. Чтобы артиллеристам и мушкетёрам не пришлось прятать от воды порох».

Барон незаметно перекрестился. И из-под забрала стал вглядываться в серую, сырую пелену, что покрывала окрестности.

– Вон они, – указал Максимилиан. – Наши бегут.

Мальчишка фон Флюген без разрешения поскакал им навстречу. Волков поджал недовольно губы, а после сказал:

– Хенрик, друг мой, будьте любезны, найдите наконец время разъяснить господину фон Флюгену, что мы на войне. И его катания без приказа неуместны.

Конечно, Хенрик понял, что генерал недоволен вовсе не недорослем Флюгеном, а именно им, и ответил:

– Извините, господин генерал, – сказал он. – Я обязательно ему всё объясню.

Волкову вовсе не хотелось бы, чтобы мальчишка погиб не за грош, нарвавшись на болт арбалетчика, притаившегося где-нибудь в кустах, или на мушкетную пулю – либо, что ещё хуже, попался в плен конному разъезду еретиков.

А из лагеря донёсся через дождь чуть хриплый звук трубы: «колонна, вперёд», «колонна, вперёд», «колонна, вперёд», и тут же застучали «средний шаг» барабаны.

К генералу подъехал полковник Роха и, поглядев на низкое небо из-под своей старой шляпы, сказал:

– Сатана помогает своим ублюдкам… От нас толку не будет, мы даже порох на полки мушкетов не выложим при таком-то дожде.

Но стрелять ему не пришлось: еретики, увидав, что им навстречу вышло больше людей, чем у них, тут же развернулись и пошли обратно к лескам, что тянулись вдоль течения реки. Только кавалеристы еретиков – а их было человек сорок, – которые поначалу были почти в миле от генерала, осмелились подъехать ближе. Так близко, что стали разглядывать Волкова и его людей. При генерале было всего два десятка всадников, вот враг и наглел.

– Коты Люцифера, куражатся! – злился Роха такой их наглости и кричал своим подошедшим уже людям: – Эй, ребята, полталера тому, кто сможет хотя бы выстрелить по ним!

Желающие, конечно, нашлись. Сразу несколько мушкетёров – аркебузы до всадников врага не достали бы – вышли вперед; они под плащами, пряча стволы от холодных капель, заряжали мушкеты и по готовности клали их на упоры, а товарищи этих стрелков накрывали порох на запальных полках от дождя шляпами, чтобы вода его не заливала.

Фсс-пах!

Выстрелил первый, а за ним ещё трое мушкетёров смогли под дождём произвести выстрелы. Хоть и было далеко, но крупные мушкетные пули долетели-таки до противника. Одна лошадь встала на дыбы, видно, её задело. И всадники сразу стали разворачиваться. А вслед им летели крики, вспоминающие их хозяина-дьявола, и обещания отправить их к нему в скором времени. На том дело и разрешилось. Солдат, что промокли и промёрзли в секретах и заставах, сменили свежими людьми, а генерал дал приказание всем возвращаться в лагерь. И, видя, что в его присутствии надобности уже нет, поехал туда первый, надеясь снять доспех, промокшую одежду и уже отобедать. Но у самого лагеря ему встретился большой конный отряд, выезжавший из Гернсхайма. И над отрядом, не очень-то и гордо из-за дождя, скорее висел, чем реял, стяг Его Высочества.

– Никак маршал лично выехал на осмотр полей, – заметил Роха.

– Точно он, вон его красная лента, – через дождь разглядел маршальский шарф молодой Максимилиан.

Так и было, Волков поморщился, поняв, что тепло, сухие сапоги и обед опять откладываются, поморщился и поехал навстречу кавалеристам.

– Дорогой друг, что тут у вас происходит? – сразу спросил маршал, когда генерал со своими людьми приблизился к нему. Он и его окружение были явно удивлены, видя, как в лагерь возвращаются пехотинцы и стрелки.