– Но как же так?! Вчера на совете было решено, что все наши пушки останутся у нас на левом фланге, диспозиция была утверждена всеми присутствовавшими генералами!

– У нас люди тащат орудия полночи под дождём, – добавил майор Дорфус с явным негодованием. – И теперь их тащить обратно?

Но все эти вопросы, всё это удивление и возмущение были адресованы не тому человеку, поэтому вестовой только и сказал:

– Господа, мне всего лишь велено передать генералу фон Рабенбургу пожелание маршала.

Волков ничего не сказал, просто развернул бумагу и начал читать. Прочитал быстро и ничего нового из неё не узнал, вся суть уже была высказана словами. Поэтому он ответил в официальной форме:

– Передайте маршалу цу Коппенхаузену, что две мои пушки будут незамедлительно направлены к нему в центр. Но также сообщите маршалу, что из-за дождя и плохой дороги они не прибудут быстро. Тем не менее, я уверен, что майор Пруфф сделает всё от него зависящее, чтобы поспеть на новую позицию до рассвета.

– Я всё передам маршалу, – заверил вестовой и тут же ускакал в темноту, в дождь.

Ну и, конечно же, Волков был вынужден выслушивать брюзжание своих офицеров, среди которых больше иных высказывал своё недовольство полковник Роха:

– Мало того, что он забрал у меня шестьдесят мушкетёров и сто аркебузиров, так он ещё и главные пушки у нас отбирает!

Генерал же ничего не отвечал своим офицерам, он только вздохнул. Конечно, он не собирался отдавать свои пушки в центр, но на конфликт с маршалом ему идти не хотелось. Волков решил, что всё утрясётся само собой. Он чуть повернулся к Рене и спросил его, обращаясь в простой форме, по-родственному:

– Рене, друг мой, напомните, как называется эта деревня?

– Гернсхайм, господин барон, – так же не по форме отвечал ему полковник Рене.

– Кажется, здесь есть колокольня?

– Да, у них здесь есть неплохая кирха с колокольней, а почему вы интересуетесь, господин барон?

– Просто я хочу знать, сколько времени осталось до рассвета. Думаю, мы услышим колокол, зовущий к заутренней молитве.

– Полагаю, что услышим, а до рассвета осталось ещё часа полтора, – заметил майор Дорфус.

– Вот и прекрасно, – отозвался генерал, – а это, – он стал вглядываться в дорогу, что шла между домами, – никак капитан Циммер там показался?

Один из молодых господ из выезда генерала съехал с холма к дороге и крикнул:

– Флюген! Там, кажется, кто-то идёт?

И тот тут же прокричал в ответ:

– Да, идёт колонна!

– Будем надеяться, что это Циммер, – произнёс Рене.

– Ну наконец-то, – бурчал Роха.

– У вас острый глаз, господин генерал, – заметил Дорфус.

Да, глаза его ещё не подводили. Он здесь, на холме, был единственным, кто разглядел в темноте приближающихся солдат. Прошло совсем немного времени, прежде чем генерал и офицеры увидели человека, бегущего к холму от колонны. Волков даже не сразу понял, кто это к нему бежит, лишь когда тот подбежал, всё стало ясно.

– Капитан Циммер прибыл, господин генерал!

– Капитан Циммер, вы прибыли один? – едко поинтересовался у него майор Дорфус. – С вами есть какие-нибудь люди?

– Ах да, простите, – поправился капитан, – со мною ротмистры Пильнье и Бродкуммер и сто шестьдесят семь солдат и сержантов.

– Где ваша лошадь, капитан? – вдруг поинтересовался у него генерал.

– Лошадь? – растерянно переспросил Циммер.

– Да, где ваша лошадь? – продолжал Волков. – Днём, в поле, когда мы с маршалом осматривали местность, вы, если я не ошибаюсь, были на лошади. Почему же вы сейчас без неё?

– Мой денщик…, – начал капитан и замолчал.

– Что ваш денщик? Украл вашу лошадь? Съел её? Потерял? – продолжал генерал задавать вопросы. Казалось бы, вопросы были смешные, как и сама ситуация, но тон командира был таков, что даже нагловатый полковник Роха, и тот был абсолютно серьезен.

А бедный капитан пыхтел и заикался:

– Мой денщик… В лагере такая сутолока, суета… Мой денщик пошёл седлать коня, но не нашёл седла…

– Что? Не нашёл седла? – удивился Волков.

Тут уж Роха не сдержался и начал смеяться, а за ним и другие офицеры стали тихонько посмеиваться.

– Да… Он не нашёл седла… Говорит, что оставил его возле палатки, а когда пришло время седлать коня, его там не было. А солдат нужно уже было строить… Вот я и пошёл без лошади, а ему сказал искать седло… А как найдёт, ехать ко мне.

Офицеры, и особенно молодые господа из выезда генерала смеялись над болваном уже в открытую. А вот генералу было не смешно.

«Несуразный человек». Волков смотрел на этого молодого офицера и повторял про себя эти слова. Даже вид его был несуразен. Даже шлем… Он ему, кажется, мал. Шлем так нелепо, чуть криво сидел на голове капитана, из-за чего Циммер выглядел скорее комично, чем основательно.

«Ну какой из него офицер; над ним, скорее всего, за спиною потешаются его же собственные нижние чины».

***

Верные люди в Фёренбурге сообщали курфюрсту ещё летом, что местные общины еретиков грозятся открыть городские ворота, если прославленный маршал еретиков ван дер Пильс придёт к городу. А ван дер Пильс и вправду стоял на реке Марте, у местечка Санкт-Гоар, лагерем, в котором было не менее семи тысяч человек пехоты. Он собирал провизию и зачем-то лодки. Просто так такое не делают. Особенно герцога и его людей волновали лодки. К чему ему они? Было ясно, что он что-то замышляет. Но время шло, а ван дер Пильс не двигался с места. А вот общины безбожников в Фёренбурге вооружались – и обнаглели настолько, что стали ходить по городу вооружёнными отрядами и даже подходить с оружием к храмам и грозить отцам Истинной Церкви, требуя от них какого-то сатанинского покаяния. Идти в город и перерезать нечестивых герцог всё никак не решался, город был в своём праве и не был в сеньорате герцога, поэтому Его Высочеству приходилось проявлять щепетильность, чтобы не поссориться с городским советом. И не подбить город на прямое противодействие и отказ выплачивать так нужные герцогу сборы за дороги, торговые пошлины, пристани, рынки и за прочее.

И поэтому герцогу приходилось содержать на севере своей земли немалые силы и, плача вместе со своим казначеем над расходами, платить добрым людям немалые деньги.

А время шло, миновало лето, а за ним ушел и сентябрь. Ван дер Пильс так из лагеря и не вышел, а в начале октября купчишки ушлые сообщили герцогу, что проклятый маршал безбожников, оставив в лагере своего заместителя, отбыл на север с малой свитой. Стало ясно, что в этом году кампании не будет. Курфюрст перекрестился, облегчённо вздохнул и распустил нанятых солдат, а своих солдат и вассалов отправил на квартиры и по домам. А сам предался размеренной жизни без волнений. А уже в начале ноября ему донесли, что проклятый безбожник ван дер Пильс вернулся в лагерь и привёл с собой ещё около тысячи человек, набранных на севере. Говорят, что это были аркебузиры. И много кавалерии. А что было ещё хуже, так это то, что через пару дней к Санкт-Гоару подошли три небольшие галеры. И видевший их купец божился, что у тех на носах видны пушки. Вот тут-то всё окончательно прояснилось. Ван дер Пильс вовсе не отказывался от похода на земли герцога, просто для этой цели он набрал лодок, барж и галер. Это чтобы не тащить по осенним, раскисшим от непрерывных дождей дорогам большой обоз десятитысячного войска. Теперь он всё, что ему нужно, повезёт по реке. По славной реке Марте, а из неё войдёт в реку Эрзе и поднимется до самого Фёренбурга, и при этом ему не придётся биться насмерть за мосты и переправы, чтобы подойти к Фёренбургу. Зачем ему эти мосты, зачем переправы, если у него столько лодок, барж и галер? Только тут герцог и его двор поняли, какая опасная ситуация складывается вокруг столь важного и в военном, и в финансовом отношении города. Герцог был вынужден срочно занимать деньги на новое войско. А срочно – значит дорого, но у него не было выбора. Фёренбург стоил дороже.

После того как курфюрст стал спешно собирать силы из-за неожиданного приближения войска еретиков к его северным границам, Волкову пришлось нанимать всех солдат и офицеров, которые только находились поблизости, чтобы собрать войско буквально за неделю. И скорым маршем идти на соединение с главными силами герцога. Когда немного отставший полковник Брюнхвальд догнал на марше отряд генерала, тогда-то, на знакомстве с офицерами, Волков первый раз и увидел Отто Циммера. Нанятых наспех офицеров ему представлял Брюнхвальд. Генерал только взглянул на Циммера, чуть полного и невысокого молодого человека с детским лицом, и, наклонившись к своему другу, тихо спросил: