Но я уже понял, что Гера не вернется сюда… Наплевать ему на оплаченный номер.

— А давно он уехал?

— Часов в девять, наверное, — сказал портье. — Я только что заступил на работу.

«Ну да, все правильно, — понял я. — Гера спешил в Барселону в аэропорт. На рейс в Россию. Теперь он в воздухе и уже подсчитывает свой гонорар. Интересно, ему заплатили за оба убийства, или Федю он „кокнул“ просто по необходимости?

Бедный Витя думал скрыться от „разборок“ на заграничном курорте… И тем только облегчил задачу своему убийце. Ведь тут вообще никто не стал разбираться в этом деле…»

По холлу прошла толстая баба в цветастом платье, обтягивавшем ее корявое тело — это была руководительница нашей туристской группы. Почему все эти блатные морды совершенно не меняются со временем?

Раньше эта потная базарная тетка называлась инструктором райкома партии, а теперь она просто какая-нибудь поганая шалава из туристской фирмы, которые выросли как грибы в каждой петербургской подворотне…

Все-таки я подошел к ней и сказал, что переезжаю в другой отель и позвоню ей накануне вылета обратно, чтобы попасть в автобус, который повезет группу в аэропорт. Она кивнула и ничего у меня не спросила. Она была раздражена. Следом за ней тащилась Люся — заплаканная и подавленная. За руку она вела своего мальчика все с той же электронной игрой в руках.

Это все и выводило из себя руководительницу. Вместо того, чтобы лежать на пляже или мотаться по магазинам в поисках дешевых шмоток, она была вынуждена помогать этой Люсе в ее печальных делах. Полицейский морг, справки, бумаги, документы… Потом еще отправка гроба на самолете…

Я попрощался с ними. И даже пожал руку Люсе. Вот уж кто пострадал больше всех. Сначала «грохнули» любовника, спустя день мужа. Хоть и пьяница был, а деньги все же зарабатывал. Кому она, Люся, теперь нужна? Витю ведь не случайно убили. Теперь его «дело» будет «разорвано» конкурентами…

Я пожал руку Люсе и потрепал по голове мальчика-сироту.

— Пока, — прошептала Люся.

— Супер-нинтендо, — выкрикнул мальчик, нажимая очередную кнопку на своей дьявольской машинке…

Теперь, после отъезда Геры, мне можно было бы и не переселяться. Но я решил не возвращаться обратно. «Нельзя войти дважды в одну и ту же воду», — сказал какой-то восточный мудрец. Не помню, какой…

Оставшиеся дни я провел сравнительно спокойно. Купался в море, и даже купил себе надувной матрац. Ярко-оранжевый. Как у Эстеллы. И больше я не заговаривал с незнакомыми женщинами на пляже. И вообще нигде. Мне было достаточно…

Это сказал Игорь Северянин, и я с ним совершенно согласен. Я не хотел портить свои воспоминания. Я лежал на надувном матраце, покачиваясь на мелкой средиземноморской волне, подставив свой живот солнцу, и думал. Не о криминале, нет. Бог с ними, с унылыми убийцами и кровожадными террористами…

Я думал о том, что больше никогда не увижу эту прекрасную женщину. И что она больше никогда не увидит меня.

В недобрый час мы встретились с ней и расстались по-дурацки, мгновенно, не успев сказать друг другу ни одного слова. Что же, теперь нас навсегда разделит Средиземное море, бескрайние просторы мира будут расстилаться между нами.

И дело даже не в расстояниях. Расстояния и границы можно легко пересечь. В наше время это не проблема. Проблема в ином — мы существа разных миров, и разная судьба у каждого.

И все же жалко, томительно жалко знать, что твоя судьба или твоя мечта мелькнула и улетела навсегда. И тебе останется всю жизнь вспоминать это, да в состоянии подпития плакать и рассказывать случайным людям, которые будут равнодушно слушать тебя, кивать головами и не верить ни одному твоему слову…

Вокруг идет жизнь. Что-то радостное кричат друг другу испанцы, суетятся толстые немцы и французы. Чинно сидят под тентами важные бельгийцы со своими дебелыми женами. И кричат дети…

Оставшиеся дни прошли, и вот мы погрузились в автобус до Барселоны. Помчались мимо окон выжженная солнцем земля, полоса голубого моря с другой стороны, каменные дома с вывешенным для сушки бельем в окнах. Магазины с плохо вымытыми витринами, дешевые автомобили, одуревшие от жары полицейские на перекрестках в небольших городках…

В огромном аэропорту — скопление машин и людей. Очереди к стойкам регистрации, толкотня.

Я стоял последним в бесконечном хвосте туристов, выстроившихся к стойке «Аэрофлота». Вокруг меня шли бесконечные русские разговоры о том, кто что купил и за сколько.

— Шубу, шубу нужно было покупать, — орала с выпученными глазами бабища из-под Кемерово. — Они тут дешевле всего, шубы-то. Вот ты за сколько покупала свою, а?

— За три тысячи этих… Ну, этих, как их там… Ну… За три тысячи, говорю, — краснея от натуги, орала в ответ точно такая же бабища из-под Челябинска. Только у нее глаз как будто вовсе не было — так, белые круги какие-то на лице. В каких ОРСах и райсобесах наворовали они свои бесчисленные доллары?

Никаких учителей, врачей из поликлиник и инженеров тут не было. Вообще, тут не было людей в общепринятом смысле этого слова. «Ах, милый Николай Васильевич Гоголь! Почему нет у нас Гоголя, чтоб описать эту толпу у стойки „Аэрофлота“ в заграничном аэропорту…»

И вдруг мой глаз зафиксировал невдалеке какую-то фигуру… Так бывает — ты чувствуешь, что кто-то напряженно смотрит на тебя…

Фигура маячила слева и гипнотизировала меня. Я обернулся и увидел Эстеллу. Она стояла у киоска с напитками и смотрела на меня. Она не двигалась и не делала попытки приблизиться. Только стояла и смотрела, не отрываясь.

Я выскочил из очереди, оставив свой чемодан на попечение какого-то дядьки, про которого я подумал, что он украл в своей жизни уже явно достаточно, чтобы позариться на мой чемоданчик.

Я пошел к Эстелле. Потом сделал над собой усилие и не позволил себе побежать…

Она стояла и не шевелилась. Я сразу одним взглядом окинул ее фигуру. Узкое приталенное платье, низкий, как всегда, вырез на груди. Глаза большие и устремленные на меня. И ее волосы — тяжелая медь с золотым отливом.

— Как ты здесь оказалась? — спросил я первым делом, не понимая, как так могло случиться.

— Ты не очень спешишь? — спросила она вместо ответа. — Мы можем пройтись немного?

Она взяла меня под руку.

— Минут двадцать есть до окончания регистрации, — ответил я не своим голосом.

— Я приехала попрощаться с тобой, — сказала Эстелла просто. — Я же не могла потом найти тебя. Меня сразу же увез Симон. В ту же ночь. Мне даже пришлось оставить все свои вещи в отеле. Потом за ними кто-то съездил и забрал. Симон кого-то попросил.

— Он так спешил?

— Он не спешил. Все оказалось законченным в ту же ночь, — ответила Эстелла. — Педро оказался большим специалистом в своем деле. Так что теперь все нормально и больше никакие террористы не приблизятся к нашему дому.

— Надеюсь, — промолвил я.

— Симон не хотел, чтобы я возвращалась в отель, — сказала Эстелла, крепче прижимаясь ко мне. — Даже вместе с ним… Он знал, что я была с тобой. Что мы были вместе. И он сказал, что даже видеть тебя не желает. И мне не позволит. Он еще сказал, что теперь он возьмет мою жизнь в свои руки и не допустит с моей стороны такого поведения.

— Ему это удастся? — спросил я.

— Не думаю, — покраснела Эстелла. — Ты сам видишь, что я не послушалась Симона. Поэтому я здесь.

Потом она взглянула на меня и сказала:

— Тот бедный мужчина скончался? Его все же отравили?

— Да, — подтвердил я. — Он умер в ту же минуту.

— Кто это сделал? — спросила женщина.

— Давай не будем об этом говорить, — попросил я. — Оставим эту важную тему для серьезных мужчин. Вроде этого Педро и твоего мужа.

— Ты когда-нибудь вернешься? — вдруг спросила Эстелла, глядя мне в глаза. Я не ожидал этого вопроса. Или ожидал… Но не решался признаться себе в этом. И вот Эстелла спросила. И, как бы я не хотел, солгать на него было невозможно.