Мы вошли в холл гостиницы и направились к лифтам. У самых лифтов стоял Гера и, улыбаясь, смотрел на нас.

— Где вы были? — спросил он меня, когда мы приблизились. При этом его глаза ощупывали Эстеллу.

— Ездили в музей Дали в Фигерас, — ответил я. — А вы что поделывали? Отвязалась от вас полиция?

— Конечно, — беспечно бросил в ответ Гера. — Они все-таки пришли к выводу, что Федя сам напился пьяным и упал в бассейн. Тут такое не редкость, так что…

— Так что полиция решила не связываться с уголовным делом и списать все на несчастный случай, — печально сказал я. — Узнаю органы внутренних дел. Привычная картина.

— Ну, скорее всего, что так оно и было на самом деле, — ответил Гера и пожал плечами. — Тем более, что Федя действительно был сильно пьян.

— Да? — удивился я. — А кто его видел пьяным перед смертью?

— Его видел я, — ответил Гера. — Как раз ночью я спустился в бар выпить лимонаду перед сном и встретил его в стельку пьяного. Хозяин улегся спать, и парень решил расслабиться. Вот он и свалился в бассейн.

— Это интересно, — сказал я и смерил Геру пристальным взглядом. Но он не принял моего тона, и взгляда тоже и продолжал улыбаться.

Мы уже приехали на пятый этаж, где была комната Эстеллы, и подошли к ее двери. Эстелла вошла внутрь, а мы остановились у дверей.

— Самый пострадавший от этого человек — это я, — улыбнулся Гера. — Потому что осиротевшее семейство Виктора теперь прилепилось ко мне и я был вынужден провести с ними весь день.

— Очень вам сочувствую, — сказал я, нисколько на самом деле не жалея Геру. — Тем более, что Люся вас не может интересовать, а ее супруг явно гетеросексуален.

— Если он вообще сексуален, — засмеялся Гера. — А Люся — действительно знойная особа, так сразу и не скажешь никогда… Когда купались, все время норовила меня за плавки ухватить. Пришлось ей сказать.

— Вы сказали ей, что вы — гомосексуалист? — удивился я. — Интересно, что она тогда вам ответила?

— Примитивные люди, — буркнул Гера. — Ничего не понимают в сексе. Она возмутилась… Что тут поделаешь? Серость, необразованность…

— Конечно, — кивнул я, чтобы отвязаться, и проскользнул в дверь вслед за Эстеллой. Она уже повесила трубку и сидела у телефона. Лицо ее было грустным.

— Дома его нет, — сказала Эстелла. — Куда же он запропастился? Час уже довольно поздний… Не случилось ли чего с ним?

— Наверное, на работе задержался, — попытался я успокоить женщину. Дурацкое положение — успокаивать женщину, с которой собираешься провести ночь, и говорить ей, что с ее мужем все в порядке…

— Давай пойдем в ресторан, как мы и собирались, — сказал я. — А когда вернемся сюда, то ты опять ему позвонишь. Наверняка твой Симон уже будет дома. А завтра он приедет за тобой и все будет в порядке. Главное — позвонить ему до того, как мы ляжем в постель.

— Почему? — подняла голову женщина.

— Потому что если ты решишь позвонить после, муж догадается, — ответил я. — У тебя будет очень чувственный голос, и по кипению страсти в твоем голосе, он поймет, что ты возбуждена и что ты с мужчиной…

— Ты уверен в этом? — улыбнулась игриво Эстелла.

— Абсолютно, — сказал я. — Потому что в эту ночь я собираюсь мобилизовать весь свой мужской потенциал. И попытаюсь сохраниться в твоей памяти навсегда.

— Что ж, я буду надеяться на это, — засмеялась Эстелла, а потом посерьезнела и покачала головой. — Какая я стала испорченная женщина. Бедный Симон…

Мы прошли по улице до самого конца городка. Народу везде было очень много. Темноту повсюду разрезали яркие цветные огни. Так у нас бывает только на организованных исполкомом карнавалах. Здесь же это — естественное дело. Тут все так освещено. Люди весь день сидят в прохладной тени, а вечером вылезают, чтобы всласть погулять.

— Мне здесь не нравится, — говорила Эстелла про каждый ресторан, который попадался на нашем пути. Она была очень красивая. Теперь женщина надела платье золотистого цвета. Ткань прекрасно гармонировала с ее золотыми волосами. К тому же платье было сильно декольтированное и оставляло открытыми спину и грудь…

«Скоро это все кончится, — подумал я. — Завтра она уедет со своим мужем. Потом и я улечу в туманный Петербург, и от всего этого останется только воспоминание, подернутое дымкой прошлого, и все более и более нереальное. Останется Петербург с дождями, ветром с Невы. Со снежной кашей под ногами и нечищенными тротуарами… И окно моего кабинета, через которое видны давно не крашенные крыши соседних домов. И как будто не было ничего этого — юга, ярких красок, этой жаркой женщины, страсти, безысходности неминуемой разлуки…»

Мне вспомнился роман Уэллса «Война миров». Там герой бредет по опустевшим и полуразрушенным марсианами улицам Лондона и ему вдруг начинает казаться, что эти улицы полны людьми, что вокруг слышны речь и смех, и играет музыка… А потом герой приходит в себя и понимает, что все это была лишь минутная иллюзия, игра возбужденного сознания…

— Давай пройдем дальше, — сказала Эстелла, увлекая меня в темноту с освещенной улицы. — Там дальше есть ресторан. Я видела, когда мы проезжали на машине. Нужно пройти шагов двести.

— Но там темно, — возразил я. — Кажется, ночное происшествие должно было уже научить нас с тобой осторожности.

— Но это совсем близко, — настояла на своем Эстелла. — Кроме того, там, в ресторане, наверняка мало народу и мы сможем провести отличный вечер вдвоем.

— Хорошо, — согласился я просто потому, что мне действительно не хотелось в этот последний вечер с Эстеллой спорить и настаивать на своем. Потому что риск все же минимальный, а воспоминания могут оказаться замечательными. Тем более, что они — на всю жизнь. И можно будет потом до конца своих дней, сидя в кругу друзей многозначительно и загадочно улыбаться и говорить:

«Э, что там говорить… Вот однажды, когда я проводил последний вечер с одной прекрасной женщиной в тихом испанском ресторане…»

И все сразу будут смотреть с благоговением и затаенной завистью. Не всякий может позволить себе такие воспоминания. Не всем они, конечно, и нужны, такие воспоминания.

Однажды я заболел и попал в больницу. А там, естественно, столкнулся с людьми совершенно не моего круга. Это было очень забавно. Ведь так обычно не встречаешься с людьми не похожими на тебя ни в чем… Твой круг общения — это твои коллеги или что-то вокруг этого. А тут моими товарищами по палате были мужики, с которыми никогда не приходилось разговаривать подробно. Конечно, мы все ходим по улице, видим друг друга, толкаемся в автобусе и метро, обмениваемся репликами вроде: «Передайте на талоны», или: «Позвольте пройти», или: «Вы на следующей выходите?..» Вот и все. На этом общение заканчивается…

А в больнице я с большим интересом слушал все эти совершенно чужие и непонятные разговоры о том, что «при Сталине было лучше, потому что спички и соль были дешевые», и про то, что с похмелья хорошо пить огуречный рассол… А кроме всего прочего мне довелось услышать жаркий спор о том, кто сколько может с женщиной. Один дядя говорил, что он может кончить за раз семь раз, а другой не верил, и утверждал, что первый может наверняка не больше четырех, а вот зато он сам — не меньше восьми…

Я сидел и думал о том, что я вряд ли могу больше трех, да и то, если сильно напрячься. Но самое смешное заключается в том, что передо мной никогда эта проблема и не стояла. Я как-то ни разу об этом не думал. Какая разница — сколько раз? Важно — как, и что ты при этом думал и чувствовал. И что думала и чувствовала при этом твоя дама… А сколько раз — какие, право, пустяки… Любовь и секс — это ведь не спорт и результат зависит вовсе не от количества…

Так что мне всегда важны воспоминания. Я ими дорожу, потому что это — история моей жизни…

Так вот, ради воспоминаний я не стал портить вечер препирательствами и согласился идти с Эстеллой к тому пустому ресторану в темноте.

«Там на самом деле должно быть тихо и немноголюдно, — подумал я. — Да и те бандиты должны бы уже либо потерять нас из виду, либо угомониться после того, как их отделал Герман ночью…»