— Я бы сказал, что ты должна молиться на своего мужа, — произнес я значительно.
— Я молюсь, — ответила Эстелла и неожиданно зевнула. — Я ему очень благодарна и постараюсь всей дальнейшей жизнью искупить свою вину перед ним.
Она это сказала так, таким голосом, каким школьники рассказывают на скучном уроке надоевшую тему…
— А зачем вообще террористы прислали ему видеокассету с твоими… упражнениями? — спросил я. — Это ведь вообще было совершенно излишне.
— Да нет, — протянула женщина. — Это весьма разумно. Кассета должна была вывести Симона из душевного равновесия. Когда человек напуган и расстроен, он легче управляем. Они и рассчитывали на это, что Симон почувствует безысходность и…
— И согласится на все, что от него хотели. — От отчаяния, понял я.
— Вот-вот, — улыбнулась Эстелла. — Они этого и добились. В том смысле, что Симон действительно испугался и почувствовал безысходность. Только реакция его оказалась прямо противоположной.
— В каком смысле?
— В прямом, — ответила женщина. — Симон из семьи потомственных военных. Отец, дед, и так далее. И корнями военное прошлое семьи уходит во времена короля Филиппа. Вернее, Жоао Второго, потому что Симон из португальцев. Ну, да это неважно.
— Что ты имеешь в виду? — спросил я, недоумевая. — Какое это имеет отношение ко всему происходящему?
— Прямое, — ответила Эстелла. — Симон может быть несчастным, жалким и каким угодно… Одним словом — обманутый муж. Этим все сказано. Но он человек долга. Это тебе не современные нувориши… Пять веков служения присяге — это накладывает на человека некоторый отпечаток. Террористы — деревенские парни и этого не могли предвидеть. Люди часто заблуждаются в таких вещах…
Симон понял, что его загнали в тупик, понял, что попал в безысходную и довольно щекотливую ситуацию, и решил не усугублять ее.
— Я не хотел ввязывать в это спецслужбы, — сказал он ночью, когда все наши беседы подошли к концу. — Но, вероятно, ошибся. И ты была права — надо было с самого начала сообщить обо всем. Тогда и ты не пережила бы всего, что ты пережила в лапах этих негодяев… И я поплатился за свою чрезмерную осторожность. Ну что ж, сейчас мы это исправим.
И действительно, Симон принял решение сообщить о террористах и вообще обо всем.
— Хватит бояться, — сказал он. — Жизнь показала, что если боишься малого несчастья, да еще вполне гипотетического, с тобой случается гораздо большее.
Только Симон решил обезопасить меня и мою честь. Поэтому он связался по телефону со своим старым приятелем в Мадриде. Они в детстве учились в одном лицее. А теперь Педро стал довольно большим человеком в министерстве внутренних дел. И Симон позвонил ему и сказал, что очень нуждается в помощи…
Надо отдать должное Педро — он сразу же приехал в Барселону. На следующий день он уже был у нас в гостях.
— Педро, — сказал ему Симон в моем присутствии. — Честь моей жены не должна пострадать. Я позвал тебя, потому что доверяю тебе. Здешним я тоже доверяю, и не стал бы звать тебя, но они наверняка сделают так, что о моей жене и о проявленной ею слабости станет известно всем и попадет в газеты… Это было бы ужасно. Поэтому сделай все так, чтобы об Эстелле вообще нигде не упоминалось.
И Педро пообещал все сделать именно так. Только он поставил условие, чтобы Симон удалил меня из города на время проведения операции по обезвреживанию террористов.
— Это — крупная банда, — объяснил он. — И от них можно чего угодно ожидать. А кроме того, мы должны взять их всех, и арестовать по настоящему.
Вот Симон и привез меня сюда. Мы все рассчитали, и полагали, что здесь, среди толп туристов я просто затеряюсь, и меня не найдут. Но мы ошиблись…
— А зачем они охотятся на тебя? — спросил я.
— Не знаю, — вздохнула Эстелла. — Это мне непонятно. Может быть, какие-то события произошли в Барселоне… Симон ничего мне не сказал по телефону. Но он завтра приедет.
— Ладно, — ответил я. — Во всяком случае до завтрашнего дня тебе нужно соблюдать осторожность. А это означает две вещи — сидеть у себя в номере вечером, и не быть одной. Что ж, это совпадает с моими планами. Как говорят в России — мы будем сочетать приятное с полезным…
Мы поехали дальше. До нашего городка оставалось уже немного пути.
— Вот что меня беспокоит, — прервала недолгое молчание Эстелла. — Так это я сама… О террористах, наверное, можно больше не беспокоиться, они больше не должны появиться. Вы с тем мужчиной сильно их напугали. А вот я сама себя беспокою…
— Кстати, — сказал я. — А ты не знаешь вчерашних парней, которым набил морду мой знакомый. Среди них нет твоих знакомых?
— Нет, — ответила Эстелла, недовольная тем, что я ее прервал. — Тех парней я никогда не видела. Но не забывай, что я вообще из террористов видела только Мигеля и Санчеса… Так что в этом нет ничего удивительного. Не понимаю только, что они хотели от меня.
Потом она продолжила с мрачным видом:
— А беспокоит меня в себе то, что прежде я себя не вела так развратно. Еще месяц назад мне и в голову бы не пришло в первый же день знакомства положить к себе в постель мужчину. Я и не думала, что можно с такой легкостью изменять мужу.
— Отчего же ты это сделала сейчас? — не удержался я от вопроса. — Меня уж нельзя назвать таким бешеным красавцем…
— Ну, дело не в этом, — сказала Эстелла. — Просто я как бы втянулась в секс. И стала легче к нему относиться. После всех моих приключений… Боюсь, что теперь это потрясло и изменило меня. Ведь когда я спала с Мигелем и с Санчесом, я изменяла не только Симону, но и себе самой. Я стала уже не такой, как прежде… Вот это меня и тревожит.
— А что тебя так уж сильно беспокоит? — спросил я. — Ведь ничего неприятного между нами не происходит…
— Напротив, между нами происходит даже много приятного, — улыбнулась женщина одними глазами. — Просто я боюсь втянутся и сделать это своим стилем жизни. Вот что… Ибо я уже ощущаю в себе потенции к этому…
Да, тут возразить мне было нечего.
— Мы, конечно, опоздали к ужину в отеле, — сказал я. — Вот ведь беда… Сколько денег зря уплачено…
— Мы можем пойти и поужинать куда-нибудь, — ответила Эстелла и грустно улыбнулась. — Тем более, что это будет наш последний с тобой вечер. Перед тем, как мы расстанемся навсегда.
Я вспомнил строчки из репертуара Вертинского и напел их Эстелле. Они трогательные и нелепые:
Мы пригласили тишину на наш
прощальный ужин…
— Вот и пойдем в тихое место, — засмеялась Эстелла. — А то я страшно проголодалась. Только не в центре города, ладно? Потому что там всегда полно народу, и немецкие туристы такие противные, когда отдыхают…
Мы примчались к отелю. Только сначала заехали в прокат машин и вернули «сааб», который несмотря на свой подозрительный вид, не подвел нас в поездке.
— Мы пойдем сразу в ресторан? — спросил я. Только мне нужно было обменять доллары на песеты, и сделать это следовало до восьми часов вечера, ибо в ночных обменных пунктах очень невыгодный курс…
— Нет, — сказала Эстелла. — Сразу идти в ресторан я не могу. У меня страшно помято платье, ты же видишь. Мы с тобой постарались на славу… Нужно зайти и переодеться. А кроме того, мне нужно позвонить опять в Барселону.
— Зачем? — глупо спросил я и тут же сам осознал неуместность своего вопроса. За эти несколько дней, проведенных вместе, я как-то стал ощущать Эстеллу своей женщиной, и у меня выскочило из головы, что она вовсе мне не принадлежит, а что она — замужняя женщина… Глупо, правда?
— Я все-таки действительно уже хотела бы, чтобы Симон забрал меня, — ответила Эстелла. — Хоть я и не считаю, что вылазки этих типов повторятся, но мне было бы спокойнее уехать домой. — Потом женщина сказала мне: — Правда, мне очень жалко так быстро расставаться с тобой. Может быть, наша встреча — это наша судьба…
— Кто знает? — пожал я плечами. — Как правило, мы всегда проходим мимо своей судьбы. Наверное, и на сей раз произойдет то же самое. Но сделать все равно ничего нельзя. Так что забудем пока об этом и будем наслаждаться последними часами.