— Какие еще уроки меня могут ожидать в качестве жены винодела? — спросила я, переводя дыхание. Грейсон рассмеялся, прижавшись к моей коже.

— О, мне предстоит многому научить тебя. Это только самое начало, — он скатился с меня и поцеловал еще раз, улыбаясь мне в губы. Я слегка дрожала от холодного воздуха, когда мы сели и натянули одежду. Грейсон достал термос с кофе, апельсиновые кексы Шарлотты с клюквой и пластиковый контейнер с клубникой. Мы съели наш завтрак на пикнике вместе, смеясь и болтая, и если есть счастье больше этого, подумала я, то не могу представить, что это такое.

***

На следующий день после полудня пошел дождь. Он барабанил в окно, рисуя внешний мир размытыми акварельными красками. Я сидела в кабинете Грейсона, глядя на дубы и ворота за ними, распечатки бухгалтерских отчетов лежали передо мной на чистом столе. Я организовала его кабинет, и теперь у всего было свое место, будь то в папке с файлами, аккуратно помеченной в нижнем ящике стола, или в одном из лотков для бумаг, стоящих на столе. Когда я встала, Шуги плюхнулась у моих ног и зевнула.

— Оставайся здесь, девочка. Я сейчас вернусь.

Я нашла Шарлотту и Уолтера на кухне, они сидели рядом друг с другом за большим обеденным столом, перед ними стояли чашки чая.

— О, привет, дорогая. Не хочешь выпить с нами по чашечке? Температура сегодня действительно упала.

— Конечно. Я только принесу чашку. Оставайся здесь, — рассеянно сказала я Шарлотте, когда она начала вставать. Я села за стол и протянул свою чашку Шарлотте, и она налила чай из стоящего на столе чайника. Поблагодарив ее, я обхватила руками теплую чашку и позволила теплу просочиться в мою кожу.

— Ты в порядке? — спросила Шарлотта, в ее тоне прозвучала нотка беспокойства. — У вас с Греем все в порядке? Кажется…

— Да, у нас все хорошо, — я улыбнулась. — Лучше, чем хорошо, — я поджала губы. — Это кое-что другое, — я смотрела туда-сюда между Шарлоттой и Уолтером, не желая выражать словами то, что я подозревала, но зная, что должна это сделать.

— Что? — спросила Шарлотта. Она и Уолтер, казалось, стали очень неподвижными.

— Я изучила старые бухгалтерские записи, и мне кажется… ну, кажется, что Форд Хоторн целенаправленно загнал этот виноградник в упадок. Это вообще возможно? — прошептала я. Шарлотта и Уолтер посмотрели друг на друга, их выражения лиц были мрачными.

— Ты не должна рассказывать Грейсону о том, что обнаружила, — сказала Шарлотта. — Я вообще не сторонница утаивания правды, но… он достаточно пострадал от рук своего отца, а это… это уничтожит его. Может быть, когда-нибудь… Думаю, мы узнаем, когда придет время, но не сейчас. Он только начал исцеляться.

Я выдохнула с силой.

— Это правда, — сказала я, дрожь пробежала по моему телу. — Почему? Зачем он это сделал?

— Это было его последнее послание Грейсону, — сказала Шарлотта, ее глаза заслезились. — Уолтер пытался отменить все, что мог — пытался сохранить все возможное, но когда Форд узнал, что он болен, а Шейн и Джессика сказали, что не хотят иметь ничего общего с этим виноградником, он понял, что может оставить его только Грейсону, и принялся за его уничтожение. К счастью, у него было меньше времени, чем он думал, но и за то короткое время, что он пробыл здесь, он успел причинить достаточно вреда.

Мне стало плохо, тошнота подкатывала к желудку.

— Он так сильно его ненавидел? — несмотря на теплый чай в руках, мое тело внезапно промерзло до костей. Я поняла, что сжимаю чашку, и ослабила хватку.

— Он ненавидел себя, — сказала Шарлотта, и впервые с тех пор, как я ее знаю, я услышала в ее голосе горячий гнев. — И он направил это в свои отношения с сыном. Он хотел оставить Грейсону никчемный кусок ничтожества в качестве последней пощечины. Это было жестоко, уродливо, мстительно и…

— Это ложь, — раздался голос Грейсона из дверного проема. Мы все вздрогнули, горячий чай выплеснулся на мои руки, когда мое тело дернулось.

— Грейсон, — вздохнула я.

— Нет, — сказал он, но его голос прервался, когда он прислонился к дверному косяку. Шарлотта, Уолтер и я быстро встали и бросились к нему.

— Грей, — сказала Шарлотта, протягивая руку, чтобы взять его за плечо, ее лицо выражало глубокую боль.

— Скажи мне, что это ложь, Шарлотта, — сказал он, его глаза умоляли ее.

На ее лице отразилась скорбь, но она опустила глаза. Она не могла солгать в ответ на прямой вопрос, только не Грейсону. Ущерб был нанесен. Грейсон повернулся и быстро вышел из комнаты, направляясь к лестнице.

Шарлотта и Уолтер пошли за ним, но я подняла руку.

— Дайте мне поговорить с ним, — сказала я. — Пожалуйста.

Они оба кивнули, Шарлотта сжала руки в кулаки, выглядя страдающей.

— Если мы вам понадобимся, мы будем рядом, — сказал Уолтер. Я кивнула, грустно улыбнувшись.

Я поднялась по лестнице, неверие все еще терзало мое сердце.

Как это возможно?

Просматривая записи, я испытывала подозрения, но мне было трудно поверить, что это действительно может быть правдой. Неужели кто-то может быть настолько злым? Может ли кто-то так сильно ненавидеть в конце своей жизни? Это наследие, которое он решил оставить? Не могла поверить в это. Такая месть была совершенно нереальной для моего разума. Я вошла в нашу с Грейсоном спальню и увидела, что он стоит перед окном, глядя на дождь.

— Грей, — неуверенно сказала я, подходя ближе. Он повернулся ко мне лицом, и выражение глубокого опустошения на его лице остановило меня на месте. Я втянула воздух.

— Я дал ему клятву, — задыхался он. — Я думал… и все это время…

Он отошел от окна, прижавшись спиной к стене рядом с ним. Его ноги подкосились, и он сполз на пол, зарывшись лицом в свои руки. Я издала небольшой испуганный вскрик и бросилась вперед, упав на ковер вместе с ним и обхватив его дрожащее тело руками. И пока я обнимала его, он сделал то, что, вероятно, должен был сделать в течение шести долгих лет, а скорее всего, и всей своей жизни: он заплакал.

Кира

Виноградник Хоторна казался очень тихим. Грейсон оставался в нашей комнате до конца дня, не выходя работать, просто лежал на кровати, уставившись в стену. Я несколько раз заходила в комнату, но он почти не разговаривал со мной. Я решила, что ему просто нужно обдумать то, что он узнал. А кому бы это было не нужно? Он был глубоко ранен, страдал, его убеждения, которые он так долго держал близко к сердцу, теперь полностью разрушены. Он жил, чтобы исполнить единственную клятву — клятву, основанную на том, что, как он теперь знал, было ложью. А правда, которая лежала под ней, была уродливой и душераздирающей. Мне не нужно было удивляться тому, что он чувствовал себя разрушенным, — я тоже когда-то была в такой ситуации. Но просто хотелось, чтобы он поговорил со мной.

Я проснулась посреди ночи и потянулась к мужу, но его сторона кровати была пуста и холодна. И вот теперь я шла в своей маленькой ночной рубашке по темному, безмолвному дому, ища его.

— Грейсон? — тихо позвала я. Ответа не было. Я замерла и прислушалась, наконец услышав что-то очень далекое, похожее на звон бьющегося стекла. Последовала за отдаленным шумом, пока не дошла до двери в гостиной, которая, как я теперь знала, вела в винный погреб, хотя я никогда не была внутри. Она была приоткрыта на небольшую щель, снизу светил свет.

— Грейсон? — снова позвала я. Когда ответа по-прежнему не последовало, я осторожно приоткрыла дверь и спустилась по узкой винтовой лестнице. Звуки становились все отчетливее, резкий оглушающий грохот напугал меня и заставил приостановиться, прежде чем двигаться дальше.

Когда я добралась до самого низа и заглянула за угол, то увидела Грейсона, который сидел на полу, прислонившись спиной к полке, и пил вино из бутылки. Увидев меня, он отнял бутылку от губ, вытер рот тыльной стороной ладони и протянул вино мне.

— Кира, попробуй. Это Домейн Лефль… бла-бла-бла, какая разница, из Франции, — слегка невнятно произнес он, одарив меня кривой улыбкой. Затем он бросил недопитую бутылку и смотрел, как она разбилась на цементном полу среди нескольких других разбитых бутылок, их содержимое собралось в бесполезную смесь вина, стекла и мокрых бутылочных этикеток. — Упс, прости, выскользнула прямо из рук. Обычно я не так подвержен несчастным случаям. Может, попробуем еще? — он потянулся за спину, взял с полки другую бутылку и поднял штопор, лежавший рядом с ним на полу. Я бросилась вперед и опустилась на колени рядом с ним.