Аццкий абзац! Тётка снова завелась на любимую тему. Нотации типа «пора остепениться» надоели Матюхе ещё в Москве: отец не упускал возможности наставить на путь праведный. Какого хрена они все к нему пристали? На шее он ни у кого не сидел, денег не просил. Жил в своё удовольствие – не тужил. Так нет же, родственничкам обязательно надо чужой кайф обломать!

Матвей прожевал салат и сердито буркнул:

– С какого перепуга я должен заботиться о продолжении рода Назимовых? Что, от этого судьбы мира зависят? Лично я стопроцентов не буду жалеть, если на мне Назимовы кончатся. Или пусть Алька оставляет себе девичью фамилию.

– Значит, фамилия тебе не дорога? – насмешливо уточнил Денисов. – И ответственности за свой род ты не признаёшь?

– Тётя и дядя, дядя и тётя, хорош меня прессовать! Какая ответственность? Каждый имеет право жить, как ему хочется. Вам нравиться жить семьёй – окэ, на здоровье! А я люблю свободу. И мне ваше продолжение рода на хрен не сдалось.

Внезапно приоткрытое окно широко распахнулось и оттуда повеяло сырым не-майским холодом. А лысый кошак, всё время уютно крутившийся возле Таткиных ног, задрал хвост и испуганно бросился вон.

Перед отъездом, Татка надиктовала длинный список инструкций по проживанию в графской квартире:

– … не оставляй окна открытыми. Следи, чтобы у кота всё время в миске была вода. Дверь в туалет до конца не закрывай, чтобы Омон Ра мог справить свои дела. И, пожалуйста, Матюша, не води сюда чужих людей. Это и к девушкам тоже относится. Знаю, ты у нас известный плейбой. Но я не хочу, чтобы кто-то посторонний мочился в наш унитаз или спал на моём постельном белье.

– Татуль, не загоняйся, все будет окэ, – заверил тётушку Матвей и наткнулся на недоверчивый взгляд круглых карих глаз Денисова. Походу, чувак не верил в Матюхину показную добродетель. И правильно делал! Будь он лет на пятнадцать помоложе, сам забил бы на душные запреты. Не на улице же питерских козочек трахать, если имеешь в своём распоряжении шестикомнатную квартиру в графском особняке!

– Всё, за нами уже машина пришла, – Татка в последний раз обняла Матвея и чмокнула его в колючую от щетины щёку. – Веди себя хорошо, родной, много не балуйся.

– Стопроцентов. Всю неделю буду повышать культурный уровень в Эрмитаже. Или в Русском музее.

Как только за хозяевами захлопнулась дверь, Матюха подпрыгнул, взбрыкнул в воздухе ногами и в полный голос проорал: «Йаху-у-у!». Впереди открывалась неделя зачётных удовольствий: скорость, ветер, свобода, красоты, тонны секса. Питер – крутой город, не говоря уж об окрестностях, рассекать по которым с тёпленькой козочкой за спиной – мечта любого байкера. Надо было только сколотить команду для покатушек и присмотреть покладистую подружку. Но это дело техники, а с техникой у Матюхи всё было окэ. Да ещё Татка полный холодильник жратвы оставила. Живи – не тужи!

Вдруг в тишине опустевшей квартиры раздался тонкий стеклянный треньк. Походу, звук прилетел из столовой. Матвей метнулся туда. На полу из-под горстки фарфоровых осколков медленно расплывалась чёрная гуще-кофейная лужа. Аццкий абзац! Первый ущерб на первой же бесхозяйственной минуте. Как эта хренова посудина свалилась со стола? Не от прыжка же? Матюха – парень тяжёлый, но не настолько, чтобы вызвать домотрясение. И тут же в голове оформилась догадка – кошак! Вот кто виновник беспорядков!

– Омон, тварь облезлая, – завопил Назимов. – Иди сюда, я с тебя шкуру сдеру и бандану себе сделаю.

Но кота в столовой не наблюдалось. Спрятался, уродец хренов! Расправа откладывалась до подходящего случая. Матвей наскоро прибрал следы разгрома, собрался и двинул в город в поисках развлечений.

***

День пролетел со скоростью «Харлея» под ездоком, забывшем о тормозах. Назимов, или, как его звали среди байкеров – Зима, мотался по Питеру, периодически зависая на разных базах. Удалось и старые контакты реанимировать, и новые завести. Двенадцать питерских братьев подписались на покатушки по столичным предместьям. Договорились ехать в Ораниенбаум, а оттуда – дальше до Кронштадта.

Вечером, в самый разгар веселья, Матюха вдруг понял, что израсходовал горючку до нуля – выдохся, устал. Заводные питерцы предлагали махнуть в легендарный бар «Route 148» на Лиговке, где активно тусовалась байкерская братва, но он отказался. Отговорился тем, что должен покормить отставленного хозяевами кошака. Хреновая отмазка для взрослого мужика, но сгодилась и такая.

Около полуночи Назимов вернулся в пустую подозрительно тихую квартиру. Он двинул прямиком в столовую, открыл холодильник и достал миску с остатками вчерашнего салата. Всё-таки никакая общепитовская еда близко не лежала с Таткиной. Охренительно вкусно! Матвей даже мурлыкнул от наслаждения. И тут же услышал ответное «мяу» – как отзыв на правильно названный пароль.

У пустой миски нарисовался уродец сфинкс. Он сердито покосился на Матюху, открыл розовую пасть с острыми гвоздиками зубов и требовательно мяукнул: пить и жрать!

– Явился, погромщик хренов? – утренняя злость на кота давно рассеялась. И сейчас, в пустоте огромной квартиры, присутствие живой души, пусть даже и кошачьей, было утешительным. – Как тебя там? Омон Ра – это слишком пафосно. Я буду звать тебя Омкой. Окэ?

Кошак снова мяукнул.

– Вот и пообщались. Колбаски хочешь?

Матвей выковырял из салата кубик колбасы и на раскрытой ладони протянул сфинксу. Тот подошел, понюхал и равнодушно отвернулся.

– Ты что, чувак, сторонник нездорового питания? – Назимов вскрыл оставленный Таткой пакетик кошачьего корма и вывалил содержимое в миску. А во вторую, питьевую, плеснул воды из-под крана. – Походу, у тебя потому и шерсть не растёт, что жрёшь один «Вискас».

Благородный сфинкс зачавкал плебейским торопливым чавканьем. И Матюха вернулся доедать свой салат. Когда оба насытились, Матвей поставил грязную тарелку в раковину и предложил коту:

– Ну что, Омка, пошли спать?

Походу, кошак принял приглашение: гордой фараонской поступью он выплыл из столовой и, бесшумно ступая мягкими лапами, двинулся по коридору. Но у гостевой спальни сфинкс не остановился, а проследовал дальше – к залу «с историческим интерьером». По необъяснимой тяге Матюха поплёлся следом за ним. Кот просочился в узкую щель приоткрытой двери и скрылся в темноте.

Из зала, точно из склепа, тянуло аццким сырым холодом. Матвей зябко поёжился. Походу, беспамятная Татка сама второпях забыла закрыть окно. Но в столовой тоже была открыта форточка, и ничего – с улицы веяло свежим майским теплом, а вовсе не замогильной стылостью. Парадокс. Но логичное объяснение нашлось быстро – эркер. Стопроцентов это архитектурное излишество порождало сквозняки.

Назимов вошёл в тёмный зал и несколько раз шлёпнул ладонью по стене в поисках выключателя. Искристым светом вспыхнула огромная люстра, имитировавшая канделябр со свечами. И между слепотой и ясностью мелькнуло перед глазами что-то высокое, прозрачно-белёсое – как свисавшее вдоль стены полотнище. Мелькнуло и исчезло. Назимов потёр левый глаз, иногда подводивший расплывающейся резкостью. Нет, всё окэ. Походу, почудилось. Зал выглядел так же, как накануне, во время Таткиной экскурсии: на стенах резвились упитанные амуры и нимфы, часы скучно махали маятником.

По холодной воздушной дорожке сквозняка Матвей дошёл до окна и заглянул за складчатую золотистую штору. Рамы эркера оказались плотно закрытыми. Откуда же несло холодом? Да хрен с ним – дует себе и дует. Пусть отличник-Денисов разбирается, когда вернётся.

Матюха смачно зевнул. Баиньки пора! Слева раздалось осторожное и словно бы вопрошающее «мяу?». Он обернулся на звук: сфинкс вытянулся в струнку и застыл, уставившись немигающим янтарным взглядом на фортепьяно.

– Эй, Омка, – окликнул его Матвей, – ты что там высматриваешь?

Но кошак даже ухом не повёл. Сейчас он был похож на собаку-пойнтера, что сделала стойку на запах близкой дичи.