Несмотря на не особо высокое положение, Вилен Александрович занимал роскошный кабинет, которому мог бы позавидовать сам начальник транспортного отдела. Вилен Александрович восседал за массивным лакированным столом светлого дерева. К этому, обитому зеленым сукном, столу с тумбами, примыкала буквой Т приставка для посетителей. По правую руку высилась гора документов в картонных обитых коленкором папках с грифом "совершенно секретно" и телефон. Слева стояла лампа с зеленым абажуром, точно такая как в мемориальном кабинете Венина. Стальной бюст самого Венина строго смотрел на хозяина кабинета. В центре громоздился подарочный канцелярский набор для письма из стали: подставка для перекидного календаря, стакан для карандашей, чернильница, стальной коробок для спичек, пепельница, подсвечник – это на случай отключения электричества. Можно было не сомневаться, что в правом верхнем ящике лежит наган, исправно поработавший в полях продразверстки, при изъятии церковных ценностей и исполнении приговоров тройки в подвалах Лубянки. На второй части стола рядом с атласом дорог СССР стоял хрустальный графин и пара граненых стаканов. На спинке кожаного кресла, больше похожего на трон, висела портупея с маузером в деревянной кобуре с дарственной гравировкой. Маузер был наградным оружием – это предмет гордости, не забрызганный кровью экспонат. За спиной начальника, как и положено, висел огромный портрет Скалина. По бокам располагались книжные шкафы. В одном из них, что ближе к сердцу входящего, то есть слева от входа, находилось полное собрание сочинений Венина и труды Скалина. Сверху стоял массивный глобус, как намек на мировую революцию.

В шкафу справа – тома Большой Советской Энциклопедии, и памятные книги: История ВКПб, История Беломорканала с автографом Максима Горького и прочие солидные издания, посвященные успехам строительства коммунизма. На шкафу за неимением места пылился первый том трактата по криминалистике Эдмона Локара на французском языке.

Стулья для посетителей были тяжелые и жесткие. На одном из них восседал пришедший с докладом Емельян Никровляев. Для солидности, он выложил на стол целую пачку дел в картонных папках. Окна за его спиной были завешены плотным тюлем и наполовину закрыты бархатными шторами. Это для того, чтобы враг не смог разглядеть новую и весьма подробную карту железных дорог СССР на противоположной стене. На этой карте было множество свежих пометок. Красными звездочками обозначались великие стройки, звездочками поменьше – не очень великие, но важные объекты. Черными крестиками – станции ближайшие к лагерям. Кружочками станции близ военных заводов и складов. Некоторые ветки были подрисованы – они еще строятся. Рядом с этой масштабной картой висела не менее масштабная карта Москвы с начирканной на ней линией метрополитена.

Под картами, вдоль всей стены находились встроенные в стену застекленные полочки-витрины из того же массивного дерева что и стол, здесь было удобно положить указку или толстый красный карандаш для пометок. Полки не мешали дотянуться до карт, в них было много интересных сувениров: коллекция фарфоровых тарелок, с революционными росписями, вазы с патриотическими лозунгами, модели отечественных автомобилей. Но главный экспонат стоял ближе к шкафу с сочинениями Венина – это модель бронепоезда. Как напоминание о славном боевом прошлом начальника. Над ним висела шашка – врученная ему в гражданскую войну за бои на Украине.

Картина будет не полной, если мы не упомянем четвертую стену. Входная дверь обшита изнутри сталью, чтобы враг не прострелил, обита ватой и мягкой кожей снаружи, чтоб никто не подслушал секреты. Слева от двери – кожаный диван для отдыха. Начальник так горел на работе, что нередко оставался ночевать в кабинете. Впрочем, обычно до полуночи он вызывал автомобиль и ехал почивать домой к жене. Или к любовнице, в зависимости от настроения.

Над диваном – картина маслом. Сюжет из гражданской войны. С другой стороны двери – огромный банковский сейф, изготовленный на Путиловском заводе. Там важные бумаги и последняя разработка германских ученых – автоматический ручной пулемет с запасом патронов. Над сейфом еще одна картина маслом – Москва, Кремль. Понятно, что кабинет на Лубянке – хорошо, а в Кремле – лучше.

Над картами висел портрет Дзержинского, а между окнами на постаменте стоял еще один бюст Венина. Потому, всякий посетитель садился задом либо к Венину, либо к Дзержинскому, тем самым невольно проявив неуважение к отцам-основателям. Никровляев не мог допустить такого промаха и осквернить сакральные образа своей непотребной позой, поэтому садился всегда боком.

Ну и портрет самого начальника – лысая голова с массивной челюстью, усы а ля Буденный. Широкие плечи, живот – все-таки человеку уже давно за полтинник можно и живот нарастить.

Ну а сам начальник, тоже сидел под портретом товарищу Скалину не спиной. Приняв на себя важную обязанность быть проводником воли Самого, сидел он не по центру, а немножко сбоку, так, чтобы старший товарищ и отец народов возвышался над его левым плечом. Ближе к сердцу!

– Товарищ Никровляев, – начал хозяин кабинета, разлив в два стакана по сто грамм водки, – Вы согласны, что порядка больше в таком государстве, где меньше свобод дается обывателям?

– Это глубокая мысль, Вилен Александрович, – согласно закивал младший лейтенант.

Они выпили и закусили бутербродами с колбасой.

– Например, – продолжил уполномоченный транспортного отдела, – когда ввели в нашей стране сухой закон, запретить водку пить – ведь стало меньше пьяниц, драк и убийств. А сейчас опять можно, пьют ведь, хулиганят, порочат советский строй.

– Это верно, мы с Ренатой как раз расследуем такое дело. Пьяная драка на стройке, убийство и безобразие.

– Милиция должна заниматься этой ерундой, а не мы, – буркнул Вилен Александрович, недовольный тем, что Никровляев перебил его философское рассуждение, и разлив еще по сто грамм, продолжил, – С другой стороны, опыт США показывает, что запрет на алкоголь порождает подпольную торговлю, возникают бандитские группы, мафия. Бутлегерство! А это значит, больше работы для наших органов.

– Точно, мы следим за этими бывшими нэпманскими кабаками.

– Знаю, как ты там следишь, из ресторанов не вылазишь, – товарищ Дышкин опрокинул стопарик и заел маринованным огурчиком.

– Налаживаю сеть осведомителей, – слегка поморщившись, Никровляев выпил водки, хотя предпочитал выдержанный дагестанский коньяк. Но с начальством о вкусах не спорят.

– Угу, – Дышкин взглянул на часы, – Где Рената?

– Она красит свой наган розовым лаком для ногтей, – с кривой ухмылкой профессионального ябедника произнес Никровляев.

– Ха-ха, опять? Совсем недавно красила уже.

– Лак плохо держится на металле – стирается, вот она и подновляет.

– А ведь симпатичная она бабец, а Никровляев? Ты её, уже?

– Ну что Вы, я с коллегами не балую.

– Это правильно! – серьезно сказал Дышкин.

Распахнулась массивная дверь кабинета.

– Разрешите войти? – запыхавшись, в кабинет ворвалась Рената.

– Опаздываем, товарищ Дамирова!

– У нас тут такое странное дело…

– Докладывать будешь за мной! Пока, садись, давай, – приказал Вилен Александрович, и начал речь, – Итак, товарищи! – воскликнул он официальным тоном, – Принято решение назвать станцию метро на Лубянке именем товарища Дзержинского. Партия оказывает нам безграничное доверие, а как мы работаем? По плану совсем немного времени до открытия метро. Надо было успеть к 7 ноября, к годовщине Великой Октябрьской революции, чтобы демонстранты и гости столицы не тряслись в трамвае, а вышли бы из новой станции прямо к началу демонстрации. А что выходит? Что видят иностранные гости и корреспонденты уважаемых газет прямо напротив нашего ведомства? Кучу мусора! До сих пор не убрали все эти церковные обломки, вокруг стройки бродят посторонние, ищут старинные иконы, монастырские клады. Это позор, товарищи! Что мы скажем товарищу Скалину? Так, в это воскресенье назначим субботник! Приказываю, всем сотрудникам добровольно явиться, и с энтузиазмом убрать мусор!